— Ты, только что, вломился в мой магазин, потребовал отдать тебе сына. А теперь говоришь, что не будешь отбирать у меня моих детей. Что-то не сходится, — но жить так, в страхе, больше не хочу. Не хочу слышать вранье и жить в неведении.

— Я предлагаю поделить детей по-хорошему, без скандалов. Могу помочь тебе в бизнесе. Откроешь еще пару магазинов.

— Я тебя правильно поняла: ты хочешь обменять сына на деньги? — встаю с кресла. Подхожу к дверям, оборачиваюсь и смотрю в мужскую спину.

— Зачем ты так? — одна секунда и оказываюсь прижатой к стене.

— А что будет с нами? — злюсь на саму себя.

— Разве уже есть "мы"? — усмехается прямо мне в лицо.

— Мы — это я и дети. Они тройняшки. Их нельзя разлучать, — шепчу еле слышно. Боюсь услышать ответ, который вынесет приговор.

— Я не собираюсь их разлучать, пусть общаются.

— Тогда почему тебе нужен именно Тимофей?

— Не ясно, что ли? Мне нужен наследник.

— А девочки, что, не наследницы что ли?

Мужчина стоит на месте, не зная, что ответить. Что он может сейчас сказать? Как попытается спасти ситуацию? Кажется, он уже все продумал. Бьет кулаком об дверной косяк.

— Девок без денег я не оставлю, — наконец произносит он.

— Тогда почему именно мои дети? — мой голос дрогнул.

— Наши дети. Потому что других у меня нет, и уже не будет.

— Ты придумал, что станешь им отцом, теперь я буду должна отвечать не только за них, но и за тебя.

— Объясни свою мысль, — смеется.

— Мне нужно будет как-то всё это объяснить большому количеству человек, — к горлу подкатывает ком. Я не могу произнести ни слова. В течение следующей минуты молчу, стою и смотрю на него, пытаясь понять, что чувствует. Что будет дальше. Нужно срочно что-то придумать, чтобы он поскорее ушел. Ушел, на всегда.

— Даже не надейся, — шипит мне в губы. — Я сам всё объясню. Так, как мне надо.

— Как?

— Через два часа нас ждут в клинике. Для проведения повторного теста. Сейчас ты, закрываешь свой ларек, и мы едем за НАШИМИ детьми, — берет меня за руку и выводит из подсобки в магазин. — У тебя пять минут на сборы.

"Пять минут", — звучит в голове. Машинально переобуваюсь, подхватываю кофту, запираю магазин.

Усаживаюсь в кожаное кресло, смотрю в лобовое стекло. Ощущаю теплое прикосновение к запястью. Не реагирую. Слышу, как заводится машина, плавно стартует. В голове только один вопрос. Как так вышло? В моей жизни был только один мужчина — Игорь. А тут влетел этот "ураган". Заберу ребенка — не заберу ребенка!

— Куда ехать? Где дети? Адрес скажи, — произношу название улицы и номер дома, где располагается детский сад.

— Частный, да? — спрашивает, когда подъезжаем к садику. Киваю в ответ. — Частные я из виду упустил, — поворачиваю голову и смотрю в его глаза. — Все проверил, а про частные забыл.

— Ты проверял детские садики? — ежусь от собственного вопроса.

— Конечно. Проверил и сделал вывод, что дети с нянькой сидят.

— Как видишь, не сидят, — отстегиваю ремень и дергаю ручку двери.

— Пока еще я вижу только здание детского сада. Тише, я сейчас отопру, — щелчок, резко выпрыгиваю из машины. Прохладный ветер обдал мое тело. Холодно, после поездки в теплой машине.

— Не дури, — слышу рядом. Массивное мужское тело преграждает путь в детский сад. — Заберешь детей и выйдешь через эту же калитку. Я буду ждать вас здесь.

Кирилл.

Сколько можно одевать детей? Десять минут? Двадцать? Они же не груднички. Хожу взад-вперед у машины, нервно морщусь. Заглядываю в салон, трогаю ремни, в сотый раз проверяю крепления детских кресел. Где они? Где мои дети? Щелкаю сигнализацией и иду к детскому садику. Толкаю калитку, железная конструкция заскрипела и дернулась, шатаясь в моей ладони. Вот на хрена такое крепление ставить? От чего сможет защитить эта "дверь"? Я ее одной ногой с петель снесу.

Сгребаю ногой листья, стою у дверей здания и как идиот соображаю, что я даже не знаю в какой группе мои дети. Эта "мать" могла запросто сбежать от меня. Посмела бы? Вышла через другой выход и все.

Еще десять минут, убеждаю себя подождать. Меня буквально разрывает от злости. Какого хрена я ее, эту бабу, уламывал отдать сына? Как я должен был поступить? Орать на весь двор, чтобы она их привела? Дергаю ручку двери, захожу внутрь.

— Я за Егоровыми, — произношу глядя на воспитательницу, копающуюся в детском шкафу.

— За тройняшками что ли? — спрашивает женщина, еще глубже забираясь в шкаф. Наблюдаю за вилянием филейной части в обтягивающих штанах.

— За ними, — осматриваю стены в раздевалке. Детские рисунки, дипломы в рамках, медали какие-то.

— Так они в другой группе, — доносится из шкафа.

— В какой?

— В соседней… — не дослушав, вылетаю из группы на улицу, и бегу в соседнюю дверь.

Толкаю вторую внутреннюю дверь и вваливаюсь в раздевалку. Пусто, прохожу вперед и заглядываю в группу. На секунду замираю, быстро оцениваю ситуацию. Разбегаюсь и влетаю по детской спортивной стенке до потолка. Одной рукой держусь за перекладину, другой распутываю ребенка. Бл*ть! Ругаюсь про себя. Кто его так? Обвили ребенка веревками и привязали к лестнице.

— Бл*ть! — замечаю кляп во рту у пацана. Вытаскиваю. — Тихо, тихо, я сейчас тебя освобожу. Потерпи.

— Я писать хочу, — шепчет ребенок. — Очень хочу.

— Потерпи, — повторяю. Нужен нож или ножницы. — Крепко возьмись руками за эту перекладину. Я сейчас за ножницами спущусь вниз и вернусь к тебе.

— Я писать хочу! — хнычет пацан. Соображай! Стаскиваю с мальца штаны с трусами. — Так пописать сможешь?

— Прямо так?

— Да, ты шпион. Писай в полевых условиях. Я сейчас вернусь, — спрыгиваю вниз, уворачиваясь от струи. В коробках с цветной бумагой валяются детские ножницы. Такими, канат не перестрижёшь. Почему ребенка одного в группе оставили? Да и еще в таком состоянии.

Лезу обратно, подтягиваю штаны ребенку. Еле развязал веревки. Малец обхватывает меня руками за шею. Стойкий пацан даже не заревел, слезаю, обнимая ребенка.

— Покажешь мне, где твой шкафчик с одеждой?

— Угу.

— Давай, — наблюдаю, как ребенок самостоятельно одевается. Подхожу, наклоняюсь и застегиваю пацану обувь. — Как тебя зовут?

— Вася, — жалко, что не Тимофей. Оказался бы героем в глазах собственного сына. — А Тимофея знаешь, Егорова?

— Угу, — смотрит на меня, насупившись. Не к добру. — Это Тимофей тебя туда привязал?

— Нет. Тимофею тоже досталось.

— Так, где Тимофей и его сестры?

— Не знаю, они их увели, они всех увели — в глазах ребенка появились слезы.

— Вася, ты храбрый мальчик. Кто увел Егоровых? — подхватываю ребенка на руки и выношу из группы на улицу.

— Дяденьки. Их двое было. Тима очень сопротивлялся, маму защищал.

— А Алиса и Соня? — медленно подхожу к машине. Открываю дверь, засовываю Васю внутрь. — Вася, сиди в машине, двери я заблокирую, ничего не бойся.

— Алиса с мамой рядом была. Где Соня — не знаю.

— Как ты на лестнице связанный оказался? — достаю из бардачка травмат. Прячу под одежду, чтобы ребенок не увидел.

— Играли в пиратов. Я запутался, а потом испугался, а потом зашли дяденьки и закричали.

— Остальные дети, что делали? — сейчас утро, сколько детей ходит в группу? Человек десять? Трое моих плюс Вася. Итого примерно шесть неизвестных детей и Анжелика. Значит девять детей в заложниках. — Воспитатели, где были?

— Тетя Зина была одна. Прибиралась в ящике с игрушками.

— Ясно. Сиди в машине, — обнимаю пацана, хотя мне это чуждо. Запираю машину и иду назад к детскому саду.

— Михайлов, — звоню другу. — Твои дети, случайно не в «Веселые мишки» ходят?

— Туда, а что? — раздается озабоченный голос Славы.

— Походу дела, детей в садике в заложники взяли.

— Чего???!!! Откуда инфа? — проорал в трубку друг.

— От меня лично. Мои тоже в этот садик ходят, в четвертую группу.