— Никогда не поздно начать.

— Только если вы согласитесь позировать, э-э-э-…

— Лика.

— Ульмас.

— Я подумаю, — нерешительно сказала она.

— Не соглашайся, Ленка, — пробурчал Виталий. — Он тебя нарисует с клешнями и всю заросшую ракушками.

— Почему именно так? — спросила с любопытством Лика.

— Тоска по морю, — ответил Ульмас. — По-моему, вам пойдет.

— Ей все пойдет.

Виталий уже раздобыл где-то папироску и теперь потягивал ее, зажмурив от удовольствия глаза. Он успел прикончить оба коктейля и стоял, пошатываясь, бледнея лицом. Язык ворочался с трудом, глаза стекленели. Он с заметным усилием сфокусировал их на Лике.

— Лучше всего совсем без одежды и этих сраных ракушек.

Под его мутным взглядом Лика поежилась. Она вдруг всей кожей ощутила опасность и инстинктивно шагнула назад. Он поймал ее руку и крепко сжал.

— Стриптиз! — закричал он неожиданно громко, перекрикивая общий говор. — Стриптиз! Ленка, покажи им!

В комнате воцарилась тишина. Все взгляды, пьяные, одуревшие, насмешливые, устремились на нее. Лика почувствовала в панике, что неудержимо пунцово краснеет.

— Номер объявлен. Публика ждет, — требовательно заявил Виталий.

Лика беспомощно посмотрела на Ульмаса. В его бледных глазах плясали искорки смеха и еще что-то, очень похожее на вполне клинический интерес. Так смотрят дети, когда сажают в банку жука, чтобы поглядеть, что он будет делать.

Поняв, что с этой стороны помощи ждать не приходится, Лика повернулась к Виталию, рассчитывая обернуть все в шутку. То, что она увидела, повергло ее в панику: перед ней был совсем чужой, незнакомый человек. Сузившимися холодными глазами он смотрел на нее, кривя в ухмылке губы.

— Сейчас же отпусти меня, — потребовала она, надеясь, что голос ее звучит достаточно твердо.

— Сначала стриптис-с-с! — прошипел он и свободной pyкой рванул на ней блузку.

Несколько пуговиц отлетели, обнажая плечо. Раздались нестройные хлопки, восторженные возгласы, свист. Виталий шутовски раскланялся.

Улучив момент, Лика рванулась и бросилась к двери.

Перескочив через чье-то бесчувственное тело, распростертое на ковре, она очутилась в коридоре. В темном углу копошилась какая-то парочка.

— Пососи его. Он это любит, — донесся до нее прерывистый шепот.

С трудом подавив тошноту, Лика выскочила на лестницу, оттуда на улицу. Свежий ночной воздух подбодрил ее.

Пробная через темную подворотню, она вспомнила встревоженное лицо матери, услышала ее голос: «Что хорошего можно ждать от сомнительных знакомств?»

— Мамочка, — прошептала Лика, — как же ты права!

У нее было чувство, будто ее всю вымазали в грязи. Спасительный зеленый огонек замигал из темноты. Такси! Лика отчаянно замахала рукой. Ей все казалось, что за ней гонятся.

Только захлопнув за собой дверцу такси и откинув голову на спинку сиденья, она наконец почувствовала себя в безопасности.

Она не придет, должна была прийти, обещала и вот — не пришла. Он и сегодня не увидит ее. Когда Наташа сказала ему об этом, он сразу как-то сник и потерял всякий интерес к происходящему. Он и пришел-то только из-за нее. Лики. Надеялся на встречу, на откровенный разговор, а получил…

Митя прикрыл за собой дверь и, не зажигая света, опустился в глубокое, покойное кресло, ушел в него с головой и устало вытянул ноги. За стеной гомонили друзья, хлопали пробки от шампанского, звенела гитара.

— Моя Наташенька, танцуют все кругом, — перефразируя Лещенко, запел Нико. — Моя Наташенька, попляшем мы с тобой. Моя Наташенька, а жить так хочется…

«Очень хочется жить, — с горечью подумал Митя. — Лика, Лика, что же ты делаешь со мной?»

В соседней комнате задвигались стулья, поплыла медленная, обволакивающая мелодия. «Танцевать будут», — безразлично подумал Митя.

— Рок-н-ролл давай!

— Пошел бы ты погулять со своим рок-н-роллом! Девочки, держите его, не пускайте к магнитофону.

— Да-да-дуда-дуда. Да-ла-дула!

Веселый визг, возня, звук падающего тела Жалобное «Девочки, помилосердствуйте!» Женская партия победила.

Внезапно вспыхнул свет. Митя зажмурился. Ручка кресла скрипнула пол тяжестью чьего-то тела.

Вика. Ее полная нога, обтянутая плотным блестящим чулком, покачивалась прямо перед его носом.

— Вот ты где. А я тебя везде ищу.

Митя с трудом подавил раздражение и выпрямился в кресле.

— Потанцуем?

— Что-то нет настроения.

Вика резко наклонилась к нему. От нее пахло шампанским и тяжелыми духами. Кажется. «Мажи нуар». Лика иногда душилась такими, но на ней они звучали обворожительно не то, что… Митя слегка поморщился, что впрочем, не укрылось от внимания Вики.

— Душа болит, а сердце плачет, — язвительно произнесла она. — Конечно. Красотка-то наша опять хвостом вильнула.

Митя промолчал.

— И как ты это терпишь, не понимаю, — продолжал она. — Тебе откровенно дурят голову, а ты только слюни пускаешь.

— Слушай, Вик, нее лезь ты не в свое дело, — попросил Митя.

Ему не хотелось сейчас ни с кем говорить, тем более с Викой. И еще его почему-то ужасно раздражала ее нога, нарочито выставленная напоказ. Она напоминала пухлую сардельку в сверкающей целлофановой упаковке. Казалось, чуть ткнешь — оболочка лопнет, и брызнет жирный сок. — И придет же в голову, — усмехнулся про себя Митя. — Канибализм какой-то».

— А я ведь люблю тебя, Митя, давно люблю, — сдавленным голосом произнесла она.

Сказала и осеклась. Митя молчал, не зная, что ответить. Повисла долгая, мучительная пауза.

— Молчишь, — сказала она, наконец. — Не молчал бы, если б на моем месте была она, соловьем бы разливался от восторга, на коленях ползал.

— Прекрати!

Он резко встал. Слушать ее было невыносимо. И тут же стало стыдно своей несдержанности.

— Прости.

В спасительной темноте коридора он столкнулся с Наташей.

— Митя! А мы тебя потеряли.

Он подхватил ее под руку и потянул за собой на кухню.

Она покорно следовала за ним. К счастью, кухня была пуста.

— Что сказала тебе Лика?

Она стояла перед ним, маленькая, хрупкая. Матовое, сердечком, личико в обрамлении длинных каштановых волос было беззащитным, как у ребенка.

— Сказала, что не сможет прийти.

— Но почему? Почему?

Наташа прикусила губку. Темные брови ее съехались к переносице, образовав над ней плавную атласную линию.

— Не могу сказать. Просто не знаю. — И, заметив недоверчивость в его глазах, поспешно добавила: — Мы так давно и хорошо друг друга знаем, что объяснения не нужны. Если она говорит, что не может, значит, не может.

— А ты-то сама как думаешь? Есть у нее кто-нибудь?

Митя буквально вонзился и нее взглядом и вдруг понял, что слова его падают в пустоту. Она уже не слушала его.

В коридоре раздались поспешные шаги, шорох, приглушенные голоса.

— У тебя такие красивые губы. Как это я раньше не замечал!

— Давай сбежим.

— К тебе или ко мне?

— К тебе. У меня мама дома и брат. О-о-о, Нико!

Наташа дернулась всем телом. На лице ее отразилась такая мука, что Митя невольно поежился. Она вся напряглась, как тугая тетива лука, и обратилась в слух.

«Чистый мазохизм», — подумал Митя. Звуки, доносившиеся из-за двери, не оставляли никаких сомнений в том, чем там занимаются эти двое. Целуются, конечно.

Митя дотронулся до ее руки. Наташа подняла на него яростно сверкающие глаза.

— Кто угодно, но только не я! Почему. Митя?

Митя пожал плечами:

— Да он и предположить не может, что ты…

— И стесняется ко мне подойти, так, что ли? — язвительно сказала Наташа. — Скромненький наш. Нет, не могу это слышать.

— Так удиви его, — неожиданно для себя самого сказал Митя. — Отмочи что-нибудь этакое, чтобы он ошалел.

Слова эти выплыли из самых глубин его изболевшейся души. Легче советовать другим, чем сделать самому.

Наташа удивленно взмахнула ресницами, потом вдруг ни с того ни с сего состроила озорную мордочку, подхватила поднос, весь уставленный массивными стаканами, и шагнула в коридор.