— Я НЕ УСЛЫШАЛ ОТВЕТА — снова рявкает.

Кое как собираю последние силы — н. не…бу…буду — проскулила, что смогла.

Варвар натягивает на меня штаны, рывком ставит меня на пол, разворачивая к себе лицом — чтобы я больше не слышал этого, усекла? — после этого, я не то, что посылать его не буду, а даже говорить с ним.

Смотрю в пол, из глаз катятся крупные слёзы. Ещё чуть-чуть и захлебнусь в собственном рыдании. Он подходит ближе, вжимая меня в барную стойку.

От страха вскрикиваю и начинаю рыдать ещё больше, закрываю лицо руками. Страшно.

— Я…я … поняла — активно киваю головой, мечусь в разные стороны. Чувствую себя загнанным котёнком.

Варвар так же грубо хватает меня за руку, ведёт к выходу. Трясущимися руками застёгиваю босоножки.

Ни как не могу прекратить истерику. Обида и страх, прожигают меня изнутри. Меня обижали во дворе, но я всегда давала отпор. Но здесь, я не могу сделать ни чего. Он может сделать всё, что угодно. Даже убить.

Он уже изнасиловал меня и отходил ремнём. Что же будет, если я сбегу?

Даже думать страшно. Но я обязательно сбегу, чего бы мне это не стояло. Сбегу так далеко, что он ни когда не найдёт.

Выходим на улицу, Эмиль буквально закидывает меня на переднее сидение. Он боли вскрикиваю, но он не обращает внимания. Пытаюсь подавить в себе всхлипы. Он садиться рядом, хлопая дверью. Жмусь в противоположную сторону от него.

Теперь я боюсь его ещё больше. На меня смотрит не варвар, а МОНСТР. Вот кто он.

Смотрим друг на друга, не мигая.

— Не скули — говорит жёстко. Заводит мотор, и мы выезжаем со двора.

Приезжаем на много быстрее, чем ехали в город.

У меня получилось подавить истерику. Заезжаем во двор, монстр открывает мне дверь, протягивая руку, чтобы я могла выбраться.

Нарочно игнорирую его руку, даже не смотрю на него. Попа болит жутко, но я кое как выбираюсь из машины и не дожидаясь его, плетусь к дому. Поднимаюсь в свою комнату, захлопывая дверь перед его носом.

Слышу грохот за дверью и отборный мат. Кажется, он бьёт кулаком стену.

Игнорирую эти звуки. Иду в душ. Смотрю в зеркало, моя попа покрылась багровыми пятнами, уже видны еле заметные синяки от ремня, но это пока.

Включаю горячую воду, и начинаю рыдать с новой силой. Ещё чуть-чуть и зверь меня сломает. Я не могу так жить. Это не правильно и не справедливо. Если бы я могла отмотать время обратно, я бы бросилась, прям под колеса его машины.

Я расплачиваюсь не за что. Да он помог мне, но это слишком высокая плата за спасение.

Я всего лишь хотела поехать к маме. Что в этом такого?

Я не заслуживаю такого отношения. Да, я сама льнула к нему и стонала в его губы. Да я сама кричала его имя и просила не останавливаться, но это не даёт ему право, так обращаться со мной. Зажравшийся мальчик.

Выплакала всё, что могла. На смену боли и обиды, пришло опустошение и усталость. Поплелась к кровати. Не стала вытираться и одеваться. Закуталась в одеяло и погрузилась в сон.

***

Мне снился сон. Я стояла в кромешной темноте, и видела лишь сверкающие глаза, которые всё приближались и приближались, и это не сулило мне чего-то хорошего.

Подскочила с кровати, а после и с кровати. Пятую точку обдало колющей, жгучей болью. Приземлилась на колени, от чего стало ещё больнее.

За окном уже вечерело.

За моей спиной послышались шаги. Резко повернулась, ко мне направлялся монстр. И мне вновь стало страшно. Кажется, я даже дышать перестала.

Он аккуратно поднял меня с пола, выпутывая из под одеяла. Вместе со мной сел на кровать. Попыталась встать, но он лишь сильнее сомкнул руки. В этом жесте не было грубости.

Он молчал, буравя меня тяжёлым взглядом, а мне и говорить было не чего.

Он был одет в чёрную водолазку, заправленную в чёрные штаны джоггеры, на его ногах, были тяжёлые ботинки.

— Ты ведь понимаешь, что получила за дело — строго сказал он. Отчитывал меня.

Я молчала. Отвернулась от него в другую сторону, показывая этим, что не желаю говорить. Почувствовала, как напряглись его мышцы и руки. Он не грубо, но настойчиво повернул мою голову обратно.

— Я не слышу ответа — я слышала, как вибрирует его голос. Что, не нравится, когда игнорируют? И пусть. Пусть злиться, пусть не будет так, как хочет он.

— У тебя три секунды начать говорить со мной, иначе я высеку тебя снова — в его голосе не было грубости, но слышалась сталь и я понимала, что он не шутит. Высечет и глазом не моргнёт.

— Я получила не за дело, а за просто так — тоном обиженного ребёнка сказала я.

— Запомни, ни кто не смеет меня ослушаться или послать, за это люди получали пулю в лоб — вижу, как ему срывает планку — ты легко отделалась, но я не советую тебе этого повторять. Запомни девочка, ни наедине, ни при моих людях, не смей так со мной разговаривать или ослушаться, иначе, тебе это — указывает на мою попу — покажется сказкой, усвоила?

Из глаз брызнули слёзы. Я не хотела реветь перед ним, но не смогла сдержаться. Он смотрит на меня, пытливым взглядом, я лишь киваю.

— Если до тебя не доходит, то повторю в последний раз! Ты в моём доме, ты делаешь то, что я говорю, говоришь, когда я разрешу, и не возникаешь. Ты моя, это усвоила?

Теряю дар речи. Что? Нет, я это слышу это не в первый раз, но не могу этого принять. Я ведь человек, а не собака или робот. Мне нельзя дать команду или приказ. Но мне ни чего не остается, как покорно кивать.

У меня нет ни чего. Ни денег, ни связи. Мне не кому помочь. У меня нет ни чего против него.

Он расслабляется. Темнота пропадает из его глаз. Смотрит на меня так, будто и не было ни чего сегодня, будто он не хлестал меня по заднице, будто не хватал меня и не зашвыривал в машину. Будто не приказывал мне и не угрожал.

Слёзы обжигали лицо, стало ещё обидней. Хоть мне и было страшно, но я решила не молчать.

— Я же не твои люди, и я не выполняю приказы — шепчу одними губами — я не твоя игрушка, у меня тоже есть свои потребности. Зачем ты так? Зачем я тебе? Отпусти меня — заканчиваю почти шепотом. Он хмурит брови, сверлит меня взглядом.

— Это не обсуждается и чтобы подобных вопросов я не слышал — ну вот. И как с ним вообще разговаривать.

— Я уезжаю. На неопределенное время, в планах на неделю. Чтобы не чудила — строго говорит он — мои люди будут докладывать мне, о каждом твоём шаге. Я разрешаю тебе выходить лишь из дома и только с охраной. Передвижения по городу запрещаю. Наказана. Не вздумай ослушаться или попытаться сбежать!

Снова киваю, даю понять, что поняла.

— На комоде телефон и карта, там вбит лишь мой номер, каждый раз, когда я буду звонить, отвечать незамедлительно. За каждый не отвеченный звонок будешь наказана — снова киваю. До боли закусываю губу, чтобы немного прийти в себя. Это ведь абсурд. В самом деле.

— Ложись, обработаю синяки — опускает меня на пол, открывает какую-то мазь — завтра врач осмотрит тебя.

— Не надо врача и обработаю сама — стою на месте, опустив голову. Не хочу видеть его и слышать, и чтобы касался меня, не хочу.

Он уезжает и это единственная хорошая новость.

— Маленькая, ложись, сказал, я сам решу, что надо, а что нет — подталкивает меня к кровати. Делать не чего, покорно ложусь. Внутри бьется протест. Не могу быть покорной. А с этим мужчиной тем более.

Он аккуратно наносит прохладную мазь. Мычу от боли.

— Потерпи, скоро пройдёт. Надо мазать три раза в день, заживёт быстрее.

— Оно бы не болело, если бы ты не был тираном — тихо говорю, но он услышал.

— Этого бы не случилось, если бы ты была послушной и не говорила того, чего не стоит.

Больше ни чего ему не отвечаю. Жду, когда он закончит и уйдёт.

— Спускайся вниз, тебе надо поесть — какой заботливый. Не хочет, чтобы его игрушка померла с голоду.

— Я не голодна.

— А меня это не волнует, охрана сообщит мне, если ты не поешь — целует меня в макушку и уходит.