Прямо на одной из них стояла смуглая женщина. Черные глаза, томно прикрывшись ресницами, замерли, устремив тяжелый, полный древней, такой же ржавой и никому ненужной печали взгляд далеко вперед, где пути пожирал ночной мрак. Легкий ветер, по неосторожности своей, то и дело потягивал края темной шали. Тонкие струны лунного света поглаживали золотистые линии татуировок.

Стояла она так уже довольно давно, наслаждаясь щемящим одиночеством. Но даже если бы кто-то и дежурил поблизости, вряд ли заметил бы ее присутствие. И еще менее вероятно посмел спрашивать, откуда та взялась. А уж когда у нее спиной так же неожиданно появился мужчина, наверняка бы покинул пост и вышел на пенсию.

Почувствовав чужое присутствие, женщина опустила веки.

– Новости?

– Вактаре. Отдал под опеку. Что здесь?

– В пятимерном ЧП. Кто-то перешёл в нашу.

– Кто-то?

– Струны дергаются, – длинные матовые ногти поправили шаль. – А мы отчего-то нет.

– А есть повод?

Молчание. Мужчина ждал. Луна полюбовалась своим отражением в серебре его глаз и пуговиц пальто, а затем, точно застеснявшись, скрылась за облаком.

– Bell’? – позвал он. А не получив никакой реакции, повторил: – Валь, – снова вытерпел паузу и наконец потребовал: – Вельзевул.

– То-то же, – промурлыкала она, наконец открывая глаза. Печаль смылась и выветрилась из них, под едва уловимый взмах ресниц. – И почему тебе так не нравится называть меня полным именем?

– Время сберегаю.

– У нас его хватает. Ничего серьезного в линиях судьбы на ближайшее не вижу, но лучше проверь.

– Ближайшее – это сколько?

– Год, полгода. Может, полтора. Дальше – мрак, – она протянула последнее слово в тягучий шепот и поежилась. – Уже поговорил с Константином о вактаре?

– Это риторический вопрос, светская беседа или трата моего сбереженного за века времени?

– Это флирт, раздражение или иная попытка проявить эмоции? – в тон спросила Вельзевул, чуть повернув голову, и бросила через плечо: – Звони.

Свет экрана спугнул тени. Те отползли подальше. В чат улетело сообщение. Пришел ответ. Снова тьма.

– Что будем делать с пятимерным?

– Снимать тела и бегать, – старшая цокнула языком, вновь слегка подтянув шаль. – С камертоном решать надо.

– Мы уже обсуждали. Риск стал меньше?

– Чаши сравнялись. Не соберем – не решим проблему с энергией из пятерки. За батарейкой следить не сложно, а вот без инструментов…

Короткая пауза. Шорох. Смуглые плечи и шаль скрылись под поданным из темноты позади пальто. Кивок. Тишина. Только далеко-далеко, за кулисами леса, мрака и расстояния, тронулся и застучал колесами, выпуская в воздух горячий дым, старый тепловоз.

***

На скамейке сидел мужчина. Длинные каштановые волосы, стянутые на затылке канцелярской резинкой, поблескивали под сладко-карамельным шариком фонаря. По шее бежали сверкающие искорки от металлической цепочки, подвеска которой сейчас пряталась под одеждой. Пальто, так удачно скрывавшее следы мела на рукавах и брюках, наискосок перетягивал ремень забитой тетрадями кожаной сумки. В синих от беспорядочных чернильных записей пальцах трепетала белым мотыльком тонкая сигарета.

Медовую лужу света на асфальте лизнула высокая тень.

– Закурить не найдется?

– Не курю, – ответил тот, выдыхая серое облачко. – И Вам не советую, – а затем, подняв на подошедшего подуставший взгляд блестящих карих глаз, добавил: – Но службу сослужу.

– Братство ожидает пополнение.

– Добре. Ребенок?

– Девочка.

– Добре, – снова кивнул он, продолжая пытливо и уже немного раздраженно вглядываться в лицо собеседника. Тот с ответом не замедлил.

– Берешь ее в подмастерье.

Раздражение скрылось за дымом, а, когда тот растворился в воздухе, сменилось старательно подавляемой растерянностью.

– А Рома?

– Она сильнее. Проблем с родителями не предвидится.

– А с узами? У нас нет гарантий, что они завяжутся, особенно сейчас, когда я уже занят.

– Об этом тебе стоит беспокоиться только в меру своих возможностей. Остальное возьму на себя.

Карие глаза снова скрылись за теплым сизым облаком, согревая нос. В наручных часах, выглянувших из-под пальто, отразились две серебряные капли. Тень склонила голову.

– Константин?

Тот провел пальцем под ремнем сумки, как если бы он давил сильнее незаметного.

– Гавриил, я… я не знаю. Все это слишком… Вам не кажется…

– Не кажется. И тебе не должно. Иллюзии не лежат в арсенале моих инструментов.

Где-то на соседней улице проехал автомобиль. Константин молчал, разглядывая обгрызенную огнем сигарету. Алые крапинки угольков подобрались к ногтям почти вплотную. Гавриил дождался, пока стихнет эхо мотора, и продолжил чуть тише:

– Я проведу проверку. Более тщательную, нежели в прошлый раз. Года нам хватит, чтобы дать наиболее точную оценку ее способностей, выдать прогноз и просчитать риски. Твоя задача на ближайшее время – находиться поблизости. Дальнейший план будет вынесен на обсуждение позже. Что по поводу Ромы, избавляться от него смысла не наблюдаю. Легкие дружеские эмоции не помешают.

Константин едва слышно хмыкнул. Тут же кашлянул, швырнул окурок на землю, придавил подошвой.

– Понял, принял, – на выдохе сказал он. – Что-то еще?

– Ступай.

Кивнув в очередной раз, Константин хлопнул по коленям, встал и, подняв на прощание ладонь, исчез.

Серебро блеснуло в одной из ближайших витрин и тут же погасло. Гавриил перевел взгляд на окурок, послал мысль. Не получив отклика, включил телефон, написал сообщение. С минуту смотрел на неизменное слово «недавно», выдохнул через ноздри, набрал номер.

***

В гостиной раздался звонок. Рафаэль поднял трубку, помолчал, дождался пока связь прервется, опустил её к груди. Азар прикрыл его руку своей и вдруг, чуть сжав ее, с беспокойством спросил:

– Холодно?

– Ничего. Накину этот.

– Сейчас принесу.

Он спустился с подоконника в комнату, пропал в темноте. Через пару минут, вернулся с шелковым пыльником в руках, укрыл плечи Рафаэля. Тот, не покидая объятий, обернулся.

– Ази.

– Не бойся, не съем. Может, уже проснётся, когда придёшь.

Голубые глаза чуть затуманились. Старший прислушивался.

– Кошмары, – шепнул он. – Что-то она пережила?

Азар заглянул сквозь потолок и слегка качнул головой.

– Ничего. К утру пройдут. На рассвете все проходит, – он бережно пригладил складку на пыльнике. – Только не переживай.

Рафаэль кончиком носа коснулся его щеки и, вдохнув, сладко прикрыл глаза. А затем покрепче сжал телефон и исчез.

Ветер невидимой пеленой проскользнул по улице, тронул голые ветви и сунулся в открытое окно. Старая рама чуть вздрогнула.

Азар поднес к груди опустевшие от объятий руки. Холод острой болью прошил кости от пят до макушки, пробежавшись по коже тревожным трепетом. Узы щиплющими прожилками стянулись у солнечного сплетения. Мимо обледеневшего взгляда пронеслась жуткая ржавая цепь воспоминаний, со звоном отчаяния избивая душу каждым темным звеном. Нет.

Все будет хорошо. Он скоро вернётся. Совсем скоро. Все будет хорошо. Больше не нужно сражаться. Давно не нужно.

Со второго этажа донеслась едва уловимая человеческим слухом возня.

И правда кошмары. Может научиться играть колыбельную? Что там детям надо? Должны были ноты какие-нибудь заваляться. Рафи понравится, если.

Потирая затекшую шею, старший прошёлся вдоль книжных полок, высматривая названия музыкальных сборников.

Что-то Бах совсем потрепанный. Переписать что ли? Ария. Отлично для скрипки. Изящна, нежна, безмятежна. Рафи. Рафи напевал как-то в.

Азар схватил сразу несколько сборников, бросил их на диван, а сам бросился на кухню искать чернила или ручку.

Он вернётся. Конечно, вернётся. Совсем скоро. Утром. Где-то на рассвете.

***

В зале было не протолкнуться. Кто шелестел размашистыми свитками длинной в Панамериканское шоссе с пробками чисел на каждой красной строке. Кто позвякивал золотистыми приборами. Кто просто переговаривался с соседом о проблемах насущных.