Петя, наученный привычкой, молча смотрел в пол, не смея саботировать новый поток мысли своего мастера. Только на последних словах едва сдержался, чтобы не переглянуться с девочками. Остальные же следовали его примеру, сдерживаясь уже от того, чтобы не начать нетерпеливо ерзать, покачиваться или вздыхать. Но вдруг им на помощь в дверях, заслоняя свет полной луны показался Хальпарен.

– Магистр, разрешите обратиться.

– Чего тебе надобно? – нехотя поинтересовался старче.

– Поступил вопрос по поводу практика, наложившего заклятие на топор.

– Важное что?

– Практик – парень с третьего курса Ордена. Теперь вэкст. Силы получил посредством мутации струн из-за пагубного влияния листовой дыры в районе дачного дома. Наложил случайно, планировал провести ритуал на своем псе, пытался вылечить. В проступке сознался сам. Орден постановил высшую меру наказания. Я предложил дождаться вашего решения.

– Ну и дарма! Пусть делают, что положено. Негоже нам нос сувать во всякую щель.

– Елисей Всеславович! – внезапно забеспокоился Рома. – Подождите! Это ж наш знакомый. Мы ж с ним еще травы летом собирали. На чай.

– Это который щенка того подобрал себе? – вспомнила Катя. – Которого на дороге сбили.

– Силы можно отобрать, – заметил Константин. – Я позвоню дяде, он мог бы провести операцию на струнах…

Посторонним могло бы показаться, что они обмениваются случайными фразами. Но внутри каждого из посвященных складывалась полноценная и очень неприятная картинка.

– Способности мага можно развить и обернуть в нашу пользу, – сменил курс Хальпарен. Но Елисея ни одна из дорог не интересовала.

– Нечего мне магов лишних разводить. Не овощи сажаете, тут счёт на жизни человеческие и на мир наш с Правью идёт. Сказано было им снизить волнения у людей, значит помочь нужно. Вот расплодятся чародеи, вы что делать с ними станете? Школы им отдельные строить, в собрания, союзы собирать, а то и в страну новую? Общество слоить, законы перемалевывать, науку перекраивать? Надо вам оно? Когда Братство да Орден собирали, знаете сколько трудов положено было, чтобы только свет наш подстроить да подготовить. Не знаете, вам лишь бы просто все да по-хорошему. А не выйдет хорошо пока как надо не будет налажено. А уж дядьку твоего, Костенька, и вовсе на самый крайний случай тревожить следует. Тебе все игрушки, просто все, тут один помог, тут другой прикрыл. А о последствиях… да, что я тебе сейчас говорить-то уже буду. Который год тебе уже твержу, как матами на Домового. У меня нынче часу пустого нет. Старшим подмога требуется, в Прави струны подлатать. Меня не будет долго, может статься, а вы тут со своими дурнями желторотыми. Да из-за его игр людей чуть не сгрызли, а вам лишь бы плакаться.

– Это несправедливо! – воскликнула Лили. – Он же хотел, как лучше!

– Ты, внучка… – начал было Елисей, но тут его прервал Хальпарен.

– Магистр, не могли бы мы продолжить нашу беседу в Смотровой? Детям следовало бы возвращаться домой. В такое время даже молодой разум за словами не следит.

– Я проведу, – помог ему Константин и, словно утка-мама, собрав всю четверку перед собой поспешил спасти их от жизненного опыта.

***

Отпустив их к лестнице, он было побрел назад. Однако возвратиться в кабинет просто так не смог – в коридоре хранилища его остановил странный звук.

Кто-то пел. Если, конечно, восторженный ор во всю глотку можно назвать пением. Впрочем, громкость истового веселья помогала различить слова.

Не покидай людей, постыдная мечта!

А дальше текста я не помню ни черта.

И после бала мастер хочет на покой.

А я устало съем еще блинов с икрой…

На блины с икрой Константин как раз и подошел. Подошел и встал как лист перед травой.

– Что за…

В банке на месте скрюченного гербария золотисто-алой лилии покачивалось существо. На тонком тельце стебля выросла голова, из которой точно экстравагантная причёска взъерошенного панка торчали алые лепестки. Узкие, как два надреза кровавые глазки ничем не отличались от такого же тонкого рта и задорно глядели на вактаре, двоясь в отражениях на стекле. Руками ему служили лепестки, которыми тот помахивал, то ли разгоняя воздух, то ли помогая себе петь, то ли пытаясь парить.

– Блины! – радостно пояснило оно. – Хорошее блюдо для тризны. Помянуть, сам знаешь. У тебя есть блины?

– У него есть вопросы, – Хальпарен появился позади так же внимательно, но безо всякого удивления или интереса разглядывая существо.

– На все ответы должны быть вопросы, – согласился сам с собой цветок и тут же встрепенулся: – А пиво у вас есть? Покой с пивом, что странно, не рифмуется, а я тут вяну, между прочим.

– Что вы делаете? – прищурилась проходившая мимо Ольга.

– Между прочим – вяну, – повторил цветок. – Из прочего: парю, пою, хочу пить. И блинов. Со сме-та-ной.

– С икрой, – поправил Константин.

– Кому говорю – не рифмуется!

– Он живой?! – Ольга выглядела растеряннее некуда.

– Он живой?! – пропищал цветок, в притворном ужасе встряхнув листьями.

Почуяв очередной свист закипающей драмы, Хальпарен двинулся прямо к шкафу.

– Предоставьте это мне.

– Предоставьте это мне, – аристократично выпрямив стебель, повторил цветок с неприкрытым шведским акцентом. За что, а может и за все остальное в прошлом или будущем, его сию минуту прикрыли плащом и вынесли прочь.

***

Дети пнули дверь и высыпались на улицу. Мокрый от недавнего дождя асфальт неуклюже чмокал под подошвами.

– Старый маразматик! – выдавила Катя, встряхнув волосами.

– Можно пойти в Орден, – спрыгивая по ступенькам на одной ноге, предложила Лили.

– Не успеем, – отозвался Рома. – Да и не пустят. Можно и позвонить кому из знакомых там, а смысла по нулям. Мы – шпана мелкорезанная, не услышат.

– То есть тебе не хватило? – резонно поинтересовался у него Петя.

Тот закинул голову наверх, вглядываясь в бесконечную тьму, и втянул воздуха.

– Нет, не хватило. Мне вообще, понимаешь, жизни! Жизни не хватает! Всё такое пустое, черствое, тусклое, – говоря он шаркал ногой по попадавшимся лужам на каждое слово, раскрашивая асфальт мокрыми пятнами – Ничего интересного не осталось! Прах.

Катя шла рядом, сжимая ремень сумки.

– Мы все изменим, – сказала она. – Вот увидишь.

– Красиво говоришь, сказал глухонемой слепому на «Посмотрим». Что мы изменим?

Ответил и тут же оказался обрызганным по колено

– Э-а! – ошалело вскрикнул он, отскакивая в сторону. – За что?!

– За то, что дурак, – как ни в чем не бывало отозвалась Лили, покачиваясь на носках. – Ещё раз скажешь так – утоплю в луже, будешь до весны лежать, а потом тебя найдёт медведь и съест.

– Поддерживаю, – сказала Катя. – Так и надо.

– Э! – обалдел Петя. – Мадамы, вы але? Ром, давай того отсюда, а?

Но тот только махнул головой.

– Пойдемте. Я бы поел. От твоих конфет, Ли, одни воспоминания.

Следующие полчаса они пытались найти круглосуточный магазин. Потом долго бродили между рядами, пялясь на гудящие холодильники, точно на произведения искусства в Эрмитаже.

– И что им там обсуждать? – самой себе возмущалась Катя, лишь бы хоть чему-то возмутиться.

– Планы на будущее, – объяснил Рома, лишь бы хоть что-то кому-то объяснить. – Может Хальпарен его в чем-то убедит. Его самого лорги слушать не станут, а вот Елисея может быть.

– А кто такие эти лорги? – Лили с разбегу проскользила мимо них по плитке. Не удержалась, шлепнулась.

– Союзники наши, – продолжил объяснять Рома, протягивая руку. – Инквизиция. Ловят и уничтожают навьих. Выскочку через четыре месяца уже руны не берут, струны у него твердеют, потом он навьим считается. Ну и вот его либо в Навь, либо к этим на зачистку, – вернув подругу на ноги, он снова заинтересовался холодильником. – Сырок что ли взять?

– И зачем только они их уничтожают? – пробормотала Лили, разглядывая разноцветный отряд молочных коктейлей с персонажами мультиков.