– Ну, визуал у них классный, – признала я.

– Давай честно, ты уже почти их фанатка, – сказала Софи, и её голос был полон победного веселья.

Я хмыкнула, но ничего не ответила.

Через несколько дней Софи скинула мне свой плейлист в Spotify. Она назвала его "Для Евы".

– Это лучшая штука, которую кто-то делал для меня, – сказала я, когда проверила его.

– Добавишь что-то от себя? – спросила она.

Лагерь, звёзды, песни. Всё оказалось не таким уж плохим.

И, может тогда, впервые за 15 лет я чувствовала спокойно и свободно, словно плечи перестали быть такими тяжелыми.

Дом встретил меня запахом стирального порошка и привычным скрипом пола в коридоре. Всё было на своих местах, но мне казалось, что за лето я как-то выросла из этого пространства.

Мама, как всегда, была на кухне, листая какие-то бумаги с угрюмым видом. Мы перекинулись парой фраз о том, как прошла дорога, как был лагерь. Она сказала что-то вроде "главное, что ты вернулась целая", и я поняла, что разговор окончен.

Я бросила сумку на кровать и посмотрела в окно. Двор казался таким же, как всегда, но внутри всё было иначе. Надо бы куда-то уйти отсюда. Я так соскучилась без Сэма. Почти все лето мы с моим лучшим другом провели раздельно, я в лагере, а он на кулинарных курсах. Я улыбнулась от предвкушения нашей встречи.

Я написала Сэму сообщение "Эй, жених, не забыл меня еще? Я соскучилась, хочу разговаривать с тобой неделю без остановки".

Сэм: "Ты жива? Надеюсь, лагерь не сделал из тебя лидера соцактивности, который бегает с мегафоном. Зови меня на свидание, я испеку что-нибудь вкусное".

Мой пятнадцатый день рождения прошёл скромно, но тепло. Мы с Сэмом встретились утром, и он сразу выдал мне коробку с ещё тёплыми энчиладас. Он всегда готовил с таким вдохновением, будто это спасало его от всего остального в жизни. В его улыбке читалось: "Вот, я сделал это для тебя. Тебе это точно понравится."

– Ты знаешь, что никто, кроме меня, тебя так не любит? – сказал он, вручая коробку.

– Это ты сейчас про меня или про себя? – поддела я его, но он только рассмеялся.

Мы провели день вместе, а вечером к нам присоединились две девочки из школы. Мы ели пиццу, спорили, какая версия Бэтмена была лучшей, и планировали, куда пойти на следующих выходных.

Перед тем, как разойтись, Сэм напомнил мне о нашем шутливом договоре.

– Даже если никто не захочет жениться на тебе до 74, я всё ещё готов.

– Надеюсь, ты приготовишь крутой торт на нашу свадьбу. Можешь уже начинать думать над рецептом.

Мой день рождения был тёплым, но когда я легла в кровать, я снова почувствовала, как мне не хватает чего-то. Возможно, того самого чувства свободы, которое было в лагере. Или Софи. Она всегда умела врывать меня из унылой рутины. И как будто по волшебству зазвонил телефон.

– Ну как там твой мир после лагеря? – спросила она.

– Сэм принёс мне кучу еды. Теперь я думаю, что скоро не пройду в дверь, – ответила я.

Софи фыркнула.

– Круто, конечно, но я слышу, что мне всё равно придётся тебя спасать.

– От чего?

– От скуки, очевидно.

Мы болтали обо всём подряд: о её новой школе, моих учителях и мелких драмах из лагеря, пока я не вспомнила о том, что видела на днях.

– Слушай, когда я гуляла с Сэмом, мы наткнулись на афишу. Ты не поверишь, кто там. The Hollow Lights.

Софи замолчала на несколько секунд.

– Ты серьёзно?

– Абсолютно. Они выступают в клубе. И этот клуб даже довольно близко к моему дому.

– И ты ещё не купила билеты?

– А с кем я туда пойду?

– Со мной, – уверенно заявила она. – Я поговорю с мамой. У неё есть планы посмотреть Бостон, так что я просто к этому подключусь.

– У тебя есть неделя, чтобы решить этот вопрос.

– Спорим, я справлюсь за день?

Её самоуверенность была настолько заразительной, что я только рассмеялась.

Когда я встретила Софи на вокзале, мне было одновременно радостно и тревожно. Клубы не были моим привычным местом, но с ней всё казалось проще. Она шагала с уверенностью, будто уже знала, что вечер будет незабываемым.

– Готова наконец выползти из своей раковины? – спросила она вместо приветствия.

Клуб был маленьким и тесным, с облупившимися стенами и воздухом, пропитанным запахом пива и табака. Толпа была небольшой, но плотно сгруппировавшейся на танцполе. К сцене прижимались несколько девчонок, которые переминались с ноги на ногу, едва сдерживая восторг. Я чувствовала себя немного не в своей тарелке среди всей этой визгливой энергии, но было что-то такое, что заставляло меня испытывать предвкушение.

Когда The Hollow Lights вышли на сцену, внимание тут же сосредоточилось на нём. Джейден Краус. Высокий, стройный, с мускулистыми руками, которые выглядели сильными, но не слишком подчёркнутыми. Он был в простой чёрной футболке, рваных джинсах и тяжёлых ботинках. В его ушах поблёскивали несколько серебряных серёжек: тонкие кольца и пара штанг. Всё выглядело так, будто он прекрасно знал, как круто он выглядит, и это только усиливало его магнетизм.

На его руках виднелись несколько татуировок, сделанных, кажется, без какого-либо плана. На предплечье – что-то вроде стилизованного скелета с крыльями, как на обложке In Utero, рядом – просто тонкая линия, которая изгибалась без всякой логики. Эти татуировки не казались чем-то значимым. Скорее, они выглядели как результат спонтанных решений: захотелось – сделал.

Когда он взял микрофон, его движения были ленивыми, но в этой небрежности была своя сила. Его голос, хриплый и глубокий, срывался на агрессию в одном моменте и почти шёпотом звучал в другом.

Порой он облизывал губы, и я заметила, как блеснул пирсинг в языке. Это было нечто, что невозможно было игнорировать, и девчонки у сцены тут же взрывались визгами, как будто это был самый сексуальный момент вечера. Я стиснула зубы, чувствуя себя глупо. Неужели они думают, что он не знает, как это действует на них? Конечно, знает. Всё в его движениях говорило, что он в курсе.

Когда первые ноты "Neon Tides" заполнили клуб, я замерла. Это была та самая песня, которую мы слушали с Софи на мостике. Тогда она казалась мне спокойной и обволакивающей, словно приглашала спрятаться от мира. Сейчас же она звучала громче, агрессивнее, будто кто-то кричал мне прямо в лицо: "Проснись!" Я повернулась к Софи. Она улыбалась, но взгляд был сосредоточенным, почти напряжённым.

В какой-то момент его взгляд скользнул по залу и остановился где-то в моей стороне. Я быстро отвела глаза, но почувствовала, как внутри всё сжалось. Это не было каким-то глубоким контактом, но мне показалось, что этот момент – мой. И это раздражало. Я не из тех, кто визжит от рок-звёзд. Я вообще не из тех, кто падает на колени перед кем-то, кто даже не знает моего имени.

Когда его голос перешёл на шёпот, я почувствовала, как внутри что-то сжимается. Я быстро отвернулась, стиснув зубы. Это просто голос. Всего лишь человек на сцене. Но почему тогда у меня не проходил этот дурацкий ком в горле?

Его движения были плавными, но иногда резкими, будто он чувствовал музыку всей своей кожей. Он часто поправлял волосы, которые падали ему на лицо, и поигрывал микрофоном, словно проверяя, насколько далеко он может зайти в этом своём расслабленном контроле. Я заметила, как его рука скользнула к лицу, быстро вытерев что-то с подбородка, но потом он снова улыбнулся краем губ, явно крайне довольный собой.

Когда песня закончилась, зал взорвался аплодисментами и криками, а я стояла, чувствуя, как сердце колотится быстрее, чем хотелось бы. Я смотрела на сцену, пытаясь понять, что именно меня так зацепило. Девчонки у сцены взрывались визгами каждый раз, когда он поправлял волосы или облизывал губы. Я почувствовала, как мой лоб хмурится. Это выглядело глупо, будто они забыли, что он обычный человек. Но я не могла отрицать, что внутри у меня было нечто похожее, только тихое, почти болезненное.