— С ума сойти! — воскликнула Сарафанова, сама толком не зная, иронизирует она или действительно восхищается.
— Ну, а у тебя какие новости?
— Не такие значительные. В школе вчера был субботник, и два класса сняли с урока. Я так отдохнула! Решила обшарить шкафы в кабинете и там, в глубине, отыскала брошюрку 1958 года «Преподавание в школе истории Французской революции». Занятнейшее чтиво!
— Исторический источник!
— Ну, еще бы! Правда, чтение прервал пришедший на урок восьмой «А» класс, в котором учатся самые жуткие девочки. Надули резиновые перчатки, оставшиеся от субботника, и сделали себе из них пышные бюсты.
— Ты отобрала?
— С большим трудом. Но Смирнов им обещал принести презервативы, чтобы восстановить бюсты. Хотя вряд ли слово сдержит. Он же редко в школе появляетсмя. Говорит: «Из дома в школу выйду, только до военкомата добреду, как чувствую, что дальше ноги не несут… и возвращаюсь».
— Да, серьезный аргумент. Веселая у вас жизнь!
— Где уж веселей! Разве что в клетке с тиграми! Я чувствую, что за год набрала такую кучу впечатлений и историй, что теперь смогу блеснуть в любой компании.
— Тоже доход, — улыбнулся Андрей. — Натуральная оплата труда. Говорят, из-за экономических неурядиц людям скоро снова начнут выдавать зарплату гвоздями, коврами, банками сгущенного молока. А тебе, получается, анекдотами.
— Значит, буду торговать ими на рынке! — поддакнула Сарафанова. — Кстати, родители уже отбирают ненужные вещи, которые можно продать или выменять на муку и сахар. Что-то теперь будет…
— Детям перестройки не привыкать! Ты не играла в детстве горбачевско-ельцинскими талонами? Мне, кажется, приходилось… — Аспирант посмотрел на часы. — Ладно, я пойду. Увидимся.
Актовый зал был переполнен. Там, где можно было протиснуться, зритель непременно натыкался на шнуры от микрофонов, провода от телекамер или слышал возмущенный голос репортера: «Выйдите из кадра!» Конференция пока не началась, но в двери зала невозможно было втиснуться. Сарафанова не помнила, чтоб ранее на научный форум собиралось так много людей. Она заранее заняла место возле выхода (конечно же, стоячее) затем, чтоб в четверть первого, за пятнадцать минут до перерыва, выбраться из зала и пойти поставить чайник, разложить печенье по тарелочкам, намазать бутерброды и сделать все то, чем занимаются студентки, если их руководители вошли в оргкомитет мероприятия. Сейчас она прикидывала, сможет ли вообще пробиться сквозь толпу, как много это займет времени и, стало быть, во сколько надо будет начинать толкаться к выходу.
Члены президиума уже сидели на сцене, покашливали перед выступлениями, старательно укладывали на лысине остатки шевелюры, открывали бутылки с минералкой и тихо что-то обсуждали. Вокруг носились парни, поправляли провода, чинили микрофоны, проверяли, как работает проектор, подтирали лужи минералки — слишком теплой, слишком газированной.
— Ну что ж, начнем, пожалуй, — наконец сказал ведущий.
И зал замер.
Поначалу было скучно. Долго и занудно разглагольствовали ректор, проректоры, декан и прочие начальники. Декан, как и все руководители истфаков в новом государстве, был «спущен» сверху после шумного ухода предыдущего. Поэтому теперь он не только собирался выступать с докладом о славянах-ассирийцах, но и бурно восхвалял царя, правительство и истинные русские порядки. Он отметил также, что особенно одобряет принятое накануне правительством решение о начале диалога с Анкарой о передаче Турции Татарстана, о начале переговоров с Китаем об избавлении от Бурятии и о переговорах с Соединенным Королевством о продаже Чукотки.
— А теперь позвольте предоставить слово для доклада…
Слушатели прекратили шептаться и зевать и обратились в слух. По просьбам публики ораторов решили не разводить по разным секциям, а дать всем слово здесь, под глазом телекамер, чтобы жаждущие правды об истории, скандалов, обличений и разоблачений наконец-то получили свои сенсации.
На трибуну вышел первый выступающий: невысокого роста, лысоватый, довольно полный мужчина в очках с нервным и каким-то испуганным взглядом. Сарафанова догадалась, что оратор будет говорить о тамплиерах. Так и вышло. Выступление называлось «Кто на самом деле был последним тамплиером?». Интригующе. Невнятно. Правдоносно.
Начал оратор с того, что вывалял в помоях всех ученых, кто когда-либо и что-либо писал о тамплиерах. (Участники конференции, сидевшие в первом ряду, завозились в беспокойстве.) После этого он объявил о своей гениальной догадке, состоящей в том, что магистром ордена тамплиеров, они же розенкрейцеры, они же масоны, решавшие судьбы мира, был русский царь Александр I (остальные члены конференции, услышав это имя, снова завозились, еще более взволнованно). Далее оратор изложил информацию из школьных учебников за восьмой класс, содержащих данные советской исторической науки пятидесятилетней давности. Этим данным он противопоставил данные науки современной, не сославшись, разумеется, на книги и их авторов, а только сообщив о том, что «всем известно», «судя по архивным документам», «очевидно и решительно доказано», «понятно всем и каждому». Таким образом, в глазах публики «официальная история», представленная школьными учебниками, была разгромлена тезисами, которые оратор приписал себе. Затем выступавший еще раз обругал своих предшественников и зачитал отрывок из Блаватской:
— «…Поэтому мы видим, что эти ложные тамплиеры под руководством достопочтенных отцов иезуитов подделывают в Париже в 1806 г. знаменитую хартию Лармения. Двадцать лет спустя эта бесчестная подпольная корпорация, водя руку убийцы, направила ее на одного из лучших и величайших принцев Европы, чья таинственная смерть, к несчастью для интересов истины и справедливости, по политическим причинам никогда не была исследована и объявлена миру, как это должно было быть. Именно этот принц, сам франкмасон, был последним хранителем секретов истинных Рыцарей Тамплиеров. В течение долгих веков они оставались неизвестными и вне подозрений. Они устраивали свои собрания раз в тринадцатьлет на Мальте; их великий мастер оповещал европейских братьев о месте собрания всего за несколько часов до встречи; эти представители когда-то могущественнейшей и наиболее прославленной общины рыцарей собирались в назначенный день с различных мест земли. Тринадцать числом, в память года смерти Жака Молэ (1313), теперь Восточные братья, среди которых были коронованные головы, планировали вместе религиозные и политические судьбы народов; тогда как папские рыцари, их кровавые и незаконнорожденные преемники, крепко спали в своих кроватях без единого сна, который потревожил бы их преступные совести».
Кого интересовало то, что Жак де Моде умер не в 1313, а в 1314 году? Может быть, только приверженцев гнилой и лживой «официальной» истории. Кто хотел знать, что Мальта принадлежала совсем другому ордену, госпитальерам? Разве что враги России. Кому было важно, что «Разоблачённая Исида», упорно именуемая оратором «источник», не имеет никакого отношения к истории? Только занудам-формалистам. Слова «иезуиты», «тамплиеры», «франкмасоны» и «кровавые преемники» уже сами по себе звучали впечатляюще. То, что АлександрI был «сфинксом, неразгаданным до гроба» и умер тоже странно, да еще в 1825 году, казалось аргументом архиубедительным. Оратор в третий раз облаял историков, которые не были с ним согласны, отчихвостил их за грубость, нетерпимость, догматизм, неумение дискутировать и за ненависть, слепую и свирепую к его, оратора, персоне.
Та часть зала, где сидели первокурсники с матмеха, разочарованные тем, что им и после школы надо изучать проклятую историю России, разразилась бурными овациями. Первый ряд, где сидели прочие ораторы, хлопал сдержанно, кряхтел и явно был не в духе.
— Я благодарю за выступление Эдуарда Кузьмича, — сказал ведущий. — Может, есть вопросы?
На секунду в зале воцарилась тишина.
— Да что ж это такое⁉ — прошептал какой-то незнакомец слева от Сарафановой. — Неужели в зале нет здравомыслящих историков⁈ Пусть его осадят!
