— Для меня это впервые, — говорит он.

— Уверена, у тебя получится. Ты очень хорош во многих вещах.

— Например?

— Ты хороший физиотерапевт.

— Что-нибудь еще? — Появляется намек на улыбку.

— Может быть, в том, что мы делали утром?

Я счастлива, что Брайс сосредоточен на дорожных выбоинах, и мне не нужно скрывать свое смущение.

— А что мы делали? — шутливо уточняет он.

Я игриво похлопываю его по бедру.

— Ты точно знаешь, что именно.

— На самом деле, было несколько вещей.

— Та, что была веселее, — говорю я.

Брайс смеется, паркуя машину. Мы выходим, укутавшись в теплые вещи. Мои перчатки, шляпа и шарф в одном зеленом цвете.

Для того, кто никогда раньше не был в седле, Брайс ездит верхом довольно хорошо, если не считать один страшный момент, когда лошади побежали рысью. Тогда он схватился за луку седла обеими руками, отчего поводья упали на землю. К счастью, лошади были хорошо натренированы, да и тренер не скучал.

После прогулки мы направляемся в бар, расположенный в главном доме ранчо. Интерьер выполнен из темного дерева, светильники расположены низко. Бар переполнен посетителями, наслаждающимися счастливым часом (Примеч.: в «счастливый час» подают двойную порцию выпивки по цене одной). В нишах мы находим маленький липкий столик.

— Расскажи мне о себе больше, — говорит Брайс и делает большой глоток пива из бутылки.

— Что ты хочешь знать? — Я переживаю, что пахну лошадью, но Брайс пахнет также.

— Какой ты была в школе?

— Я училась в маленькой частной католической школе и была хорошим ребенком.

— Как изменились времена, — улыбается он мне.

Мне нравится эта улыбка.

— Остановись. Один священник уговаривал меня стать монахиней.

— Серьезно?

— Да. Кто-нибудь просил тебя стать священником?

— Никогда. Ты меня подловила, но мой школьный психолог порекомендовал мне стать автомехаником.

— Неужели? — Я внимательно рассматриваю его со всех сторон. — Думаю, тебе бы пошла эта профессия. Ты любишь работать руками.

— Я бы хотел поработать над тобой своими руками, — говорит Брайс.

Я краснею и продолжаю:

— Я знала, что не хочу быть монахиней. Каким-то чудом к выпускному классу я наконец выросла. В том же году у меня появился первый настоящий парень, но это продолжалось всего несколько недель. Он был младше, перешел в нашу школу, когда его отца наняли управляющим по техническому обслуживанию. Он не был свидетелем моего замедленного развития в средней школе и знал меня только как старшего редактора, которая загнала его в угол ради школьной фотографии в ежегоднике, а затем начала расспрашивать о личном.

— Да ты совратитель малолетних, — смеется Брайс.

— Кто бы говорил, — отвечаю ему со смехом.

— Я недостаточно стар, чтобы быть твоим отцом, и это все, что имеет значение.

После Брайс заказывает текилу у официантки.

— Еще и пяти нет, — бурчу я, когда нам приносят шоты.

Брайс сует мне один в руку. Приходится выпить. Мы заказываем еще по одной.

— А как насчет тебя?

— В школе я был типичным футболистом-шпаной. Однажды играя на каникулах в баскетбол, я получил травму, и физиотерапевт, буквально спас мою лодыжку. Вот тогда я понял, что хочу делать со своей жизнью, и взялся за ум.

— А сколько тебе лет? — спрашиваю, хотя у меня уже есть ответ. Я говорила об этом с другим администратором на работе.

— Разве это имеет значение?

— Ты настолько чувствителен к этому?

— Тридцать три. — Брайс хватает мою руку и заказанное пиво. — Давай найдем укромное место, где можно целоваться.

Мы обходим домик, полный укромных уголков и закоулков, огибая старинную мебель, украшающую узкие коридоры. Игровая комната, телевизионная и бассейн полны детей, но в маленькой библиотеке пусто. Свет тут не горит, комната скрыта ленивой зимней темнотой. Небольшой поток света из открытой двери освещает два ряда полок с пыльными романами и настольными играми. Если кто-то пройдет мимо и заглянет внутрь, эти полки создадут барьер. Мы сидим на полу в дальнем углу. Брайс делает последний глоток из своей пивной бутылки, наклоняется и целует меня. Я хихикаю над абсурдностью ситуации, и мы целуемся в библиотеке под громкие звуки фильма «Терминатор», доносящихся из коридора.

— Кто включает «Терминатора» для маленьких детей? — спрашиваю я, оторвавшись от поцелуя, когда крики из фильма особо резко доносятся сквозь темные стопки книг.

Мое дыхание прерывистое. Брайс расстегивает пуговицы на моих джинсах. Я нервничаю, но не останавливаю его.

Он наклоняется ко мне, пытаясь устроиться поудобнее на ковре, большой и теплой рукой скользит под мой пушистый свитер и ласкает грудь.

— И что ты думаешь о фильме? — спрашивает Брайс, прежде чем снова начать целовать.

Звуковые эффекты из фильма вносят помутнение в мою голову. С трудом отрываюсь от его губ. Я слышу рыки, крики, выстрелы и драматическую музыку, когда Терминатор стреляет в полицейский участок, и наступает хаос.

— Он довольно хорош.

Брайс смотрит на меня. Его рука ласкает кожу под свитером, щекочет. Он утыкается носом в мою шею, а затем целует там, где было его дыхание.

— И становится намного, намного лучше. — Брайс поцелуем ласкает мои губы.

Я дрожу и просто киваю, не в силах говорить. Руки Брайса снова на пуговице моих джинсов. Я отодвигаю их.

— Давай насладимся моментом. — Его голос мягкий и соблазнительный.

Я подчиняюсь. Теплая сильная рука Брайса снова на моей груди. Он проводит по линии лифчика, задерживаясь там лишь на мгновение. А потом начинает спешить: рука торопливо движется под лифчиком, а мои джинсы каким-то образом съезжают до колен и застревают в ковбойских сапогах, которые я купила на эти выходные. Трещины, скучный потолок дома, паутина по углам. Я так боюсь, что кто-нибудь нас застукает, что не могу полностью сосредоточиться на движениях Брайса внутри меня и на его шепчущем дыхании рядом с моим ухом, говорящем, как это удивительно. Мне очень страшно, но какой-то части меня нравится, что сердце пытается катапультироваться из моего тела.

После Брайс возится с презервативом и избавляется от него. Я так счастлива, что даже не поняла, что он надел его.

Мы возвращаемся на главную улицу городка и до ужина прогуливаемся по магазинчикам. День уходит в жужжащее пятно, пока я размышляю о том, что только что сделала. Это ведь что-то означает — то, что я готова заниматься сексом на публике с Брайсом? Это особая связь?

Когда мы возвращаемся в отель, я задаю вопрос:

— Что мы делаем?

— Что ты имеешь в виду?

— Мы пара?

— Нам обязательно сейчас об этом говорить? — голос Брайса мягкий и сдержанный.

— А ты не хочешь?

— Нет, давай поговорим, — говорит он. — Просто мы прекрасно проводим время. Я не хочу все испортить.

— А этот разговор все испортит? — я настаиваю на ответе, потому что Брайс старается увильнуть.

— Надеюсь, что нет.

Брайс останавливается у детской площадки. Земля покрыта идеальным слоем снега, освещаемого уличным фонарем. Он сверкает, как волшебный.

— Мне нужно сделать снежного ангела, — говорит Брайс, уходя от нашего разговора.

Он лежит на спине, двигая руками и ногами. Закончив, встает и отскакивает от своего творения.

— Эй, сколько тебе лет? — спрашиваю я.

— А тебе сколько, что ты не можешь наслаждаться снежным ангелом? — Брайс бросает в меня снежок.

Мы прогуливаемся последние несколько кварталов до отеля.

— Ну? — Я настойчива.

— Ну, что?

— Мы пара?

— Мы — пара людей, отлично проводящих время. Ну же. Давай выпьем в баре.

К одиннадцати мы уже в отеле, наслаждаемся нашей последней ночью. Но не высыпаемся.

Утром Брайс встает с кровати, принимает душ и спускается вниз за кофе. После его ухода я прокрадываюсь в ванную, чтобы освежиться и почистить зубы. Когда Брайс возвращается, мы сидим в уютной тишине, пьем кофе, и он на планшете, просматривает новости.