– Мы не можем знать наверняка, что случилось. – все-таки нашлась с ответом женщина, приблизившись еще на пару шагов ко мне и опустившись на колени рядом – Возможно, с ней что-то случилось. Мы совершенно ничего не знаем о том, как ты попал к этому человеку, и кем был до этого, какую жизнь вел. – Рикке обхватила мои ладони своими и заглянула в глаза – Твое прошлое не должно тебя держать только потому, что оно было плохое. И сейчас, я уверяю тебя, я сделаю все, чтобы ты смог его отпустить.

Приемная мать перехватила мои руки в одну свою, а второй нежно коснулась моей скулы. Глубоко вздохнув, я, наконец, смог подавить это истеричное состояние и благодарно улыбнулся ей в ответ. Не могу сказать, что я поверил ее словам, но после них стало действительно проще. Кто знает, может, моя истерика была напрасна, и вскоре мы все узнаем, что Филип нашелся, что маньяк, о котором не было вестей все шесть лет, так и остался в прошлом, продолжая жить лишь моими воспоминаниями. Быть может, но что-то внутри твердило – надо быть готовым. К чему? Это еще один вопрос, который повиснет в воздухе, сгущая краски моей жизни до тех пор, пока не придет время узнать ответ. Возможно, навсегда.

Вдоволь наревевшись, я на удивление хорошо спал. Мне редко снятся сны, и этот раз был не исключением. Даже утренняя возня не потревожила, и я открыл глаза ближе к полудню. О вчерашнем состоянии напоминала разве что припухлость глаз, хотя и она решилась после умывания холодной водой. Разумеется, вчера я совершенно забыл завести будильник, но абсолютно не раскаивался в этом. Рикке и Ханс тоже не стали меня будить, что, впрочем, неудивительно, но вот присутствие их обоих в рабочий день было действительно неожиданным явлением. Приемные родители сидели за столом, а перед обоими стояли чашки с кофе. Выглядело даже забавно – как будто специально для меня старались выстроить идеальную картинку размеренной жизни, но напряжение превратило это в фильм ужасов, когда главный герой замечает, что его семью подменили, и все ведут себя максимально странно и неестественно. Возможно, я бы тоже задумался о таком варианте, если бы при моем появление Ханс не напрягся всем телом так, будто я зашел туда минимум с ножом в руках.

– Матс, дорогой, как спалось? – тут же завела беседу Рикке, крепче сжав ладонь мужа.

– Да, нормально – в ответ протянул я.

– Присядь, пожалуйста, нам надо с тобой поговорить.

Родители молча сверлили меня взглядом, пока я выполнял их просьбу. На обычный семейный завтрак ситуация становилась похожа все меньше, но, думаю, от него я бы сразу же отказался в отличие от того, что нам троим предстояло. Вроде, я понимал, что что-то должно измениться после вчерашних событий, но сам уже был не уверен, нужны ли эти изменения сейчас.

– Мы тут с папой подумали, что будет неплохо, если он будет отвозить и забирать тебя из института. – предупреждая мои возмущения, хотя в этот раз я готов был моментально согласиться с их предложением, Рикке сразу же продолжила свою речь – Так точно будет безопаснее, дорога все-таки не близкая, дураков в мире много, а у тебя сейчас еще и состояние такое… – она запнулась, покосившись на Ханса в поисках поддержки.

– Эмоциональное.

– Допустим. – неловко кивнула женщина. Видимо, больше она к нему за советом не обратиться. По крайней мере, в течение этого разговора. – И будет разумным, если какое-то время ты будешь меньше времени проводить на улице. Мало ли, что может случится…

Настало неловкое молчание. Какое-то время… Как интересно всегда звучит эта «конкретика». Самое забавное, что все мы знали, какое время имеется в виду – пока не появится новая информация насчет пропавшего мальчика. В худшем случае, пару лет, пока точно не станет понятно, что Филип пропал без вести. Хотя, Ханс в таком случае точно сойдет с ума.

– Так что ты на это скажешь? – не дождавшись ответа, аккуратно уточнила приёмная мать, чуть поддавшись корпусом в мою сторону.

– Хорошо.

Бросил я, вздернув плечи. Ответ прозвучал так непринужденно, будто я уже отпустил всю ситуацию, но оба родителя поняли, что это совершенно не так. Потому что я бы не пошел на подобный контроль со стороны опекунов в обычном состоянии. И их настороженность только усугубляла мой страх, хотя вместе с тем и придавала небольшую уверенность в «завтрашнем дне». Возможно, Ханс никогда не был для меня гарантом безопасности, но даже такие меры сейчас показались просто заботой. В конце концов, еще ничего не решено. С Филипом ничего не решено.

Как и договорились, Ханс ежедневно выполнял обязанности личного шофера. Иногда, если у него было свободное время, он даже вызывался сопровождать меня днем в любое запрашиваемое место, будь то торговый центр, или кафешка, куда он как-то раз согласился подкинуть всю нашу компашку. Правда, среди некоторых моих знакомых поползли вопросы, а, как известно, там, где нет ответов, появляются сплетни. Малене тоже не раз лезла с расспросами, но, стоило мне предложить каждый день подвозить ее до дома, проводя все время дороги вместе, она быстро отстала. Не сказать, что Ханс был рад, но его мнение меня мало интересовало, когда за проведенные восемь минут в компании Малене на заднем сидении автомобиля отчима я получал спокойные дни в институте.

Так прошли две недели, а ничего не поменялось. Не поменялись новостные статьи, призывающие поделиться любой информацией о местонахождении Филипа, не поменялось напряжение, которое будто нависло над всей Норвегией после пропажи мальчика. Казалось, что все забыли про заголовки, которыми пестрили все газеты шесть лет назад, забыли тот страх, который испытывали все родители мальчиков на протяжении почти десяти лет, но все это только казалось. С новым исчезновением страх вернулся. Не только в нашей семье, но среди всех жителей – страх вновь услышать это прозвище.

Фарфоровый маньяк – так прозвали неизвестного убийцу. Первый инцидент случился около восемнадцати лет назад, и для того периода это был громкий резонанс. Пропал совсем юный Кай Ховланн, а буквально через пару месяцев восьмилетний Себастьян Абрахамсен. Мальчик не был из богатой семьи, или, наоборот, от беспечных родителей. У его родителей не было врагов, и никаких следов найти не удавалось. Следствие было в тупике, пока мальчик сам не нашелся. Вернее, его нашли его же родственники практически у самого дома спустя месяц после пропажи. Сперва показалось, что ребенок просто спит, потому что на его теле не было ни одного следа насилия, ни одной раны, или хотя бы ссадины. Но очень скоро стало понятно, что Себастьян мертв. При нем также не обнаружилось ни одной улики, которая бы смогла хоть на шаг приблизить следствие к ответу, кто это сделал. Однако, в его холодной руке была зажата маленькая фарфоровая куколка. Когда ее обнаружила мать Себастьяна, она не смогла сдержать истошного крика – на нее смотрела маленькая копия ее сына. Проработанная до мелочей игрушка повторяла даже одежду мальчика, а черты лица были настолько узнаваемы, что не было сомнения – все это время ребенок был натурщиком для извращенного убийцы. Тогда еще не знали, что Кай и Себастьян были лишь первыми жертвами. Причем Кая, хоть он был и первым пропавшим ребенком, нашли только после Себастьяна. Следом за ним были и другие мальчики: Ульф Вин, пять лет; Оскар Стрэнд, двенадцать лет; Миккель Хаммер, девять лет, и еще много мальчиков от четырех до двенадцати лет. В свое время по такой статистике установили и мой примерный возраст, ведь достоверной информации ни у кого нет до сих пор. В среднем на каждого ребенка приходилось по два-три месяца. Крайне редко – один. Обычно, такие сжатые сроки прослеживались у детей, которые имели какие-то отсутпления во внешнем видео от «идеальных». Например, плохой прикус, или заметные увечия на теле (синяки, ссадины), которые изначально были не заметны из-за одежды. Иногда информация о новом пропавшем мальчике появлялась спустя пару недель, а то и месяцев, после нахождения очередного трупа с фарфоровой куклой в руке, но иногда еще до того. За почти десять лет маньяк убил сорок трех детей, и только один смог выжить – я. Несмотря на редкие эксперименты, общая линия жертв прослеживалась крайне просто – обязательно светлая кожа, темные волосы и разного оттенка синего глаза. Некоторые наблюдатели писали в интернете, что более симпатичные мальчики дольше задерживались у маньяка «в гостях», хотя даже это не объясняло, как я прожил с ним восемь лет… Была и еще одна деталь, помимо маленьких кукол в руках жертв. На шее у самого затылка у каждого ребенка был порядковый номер, по которому и отслеживали число жертв. Их считают сорок три, хотя последний ребенок был пронумерован сорок пятым. Меня не учитывают, ведь я жив, но и среди найденных детей было всего сорок три…