Знакомые лица смотрели на меня с экрана. Это неудивительно – я просматривал их фото ежедневно, с того момента, как приехал сюда, и с того же самого момента не было ни одного нового инцидента. Все герои на этих фотографиях – мальчики от четырех до двенадцати лет. Во всех доступных отчетах был отмечен и другой фактор, связывающий всех жертв. В целом, к нему можно прийти и без помощи специалистов, ведь по фотографиям и так все очевидно – все дети были действительно симпатичны. Лишь некоторые выбивались по своей национальности, но в основном это были дети европейской внешности. Чаще всего со светлыми глазами и темными волосами. Даже неудивительно, что я тоже привлек его внимание… И вот новая фотография, и я чувствую, как встает ком поперек горла, а по телу проходит нервная дрожь. Я уверен, что ранее не видел этого ребенка. На фотографии однозначно новый мальчик. Понимание ситуации приходит также быстро, как и неконтролируемый тремор. Мои руки едва овладевают мышкой, чтобы свернуть проклятую страницу. Я встаю со стула, не в силах прекратить трястись. Мои глаза уже намокли, а в голове блуждает единственная мысль – я не в безопасности. Наверное, именно она толкает меня спуститься на первый этаж к остальным членам семьи. Уже на последних ступеньках я слышу, как ахает Рикке на фоне безэмоционального дикторского голоса. Завернув за угол в гостиную, мой взгляд сразу же падает на телевизор. Вперемешку с небольшим видеорядом на весь экран выползает та самая фотография, и ведущий незамедлительно сообщает имя пропавшего.

«Филип Хоконсен, восемь лет. Пропал по дороге в школу три дня назад. Родители подали заявление в полицию, сейчас идет оперативный розыск ребенка. Просьба сразу же сообщить в полицию, если вы его увидите, или узнаете любую причастную к мальчику информацию» …

Наконец, Рикке замечает меня в проходе и спешит выключить телевизор. По моим широко открытым красным глазам и трясущемуся телу они все понимают. Ханс приближается, но я замечаю проскакивающие нотки осторожности в его действиях. До сих пор не понимаю, как он может настолько меня бояться, а главное, почему.

– Еще неизвестно, что с ним случилось! – твердо шепчет мне мужчина, перехватывая за кисть и уводя на кухню. – Умойся холодной водой, полегчает – советует он и отпускает мою руку.

Но я не понимаю, как мне может полегчать. Я видел его своими глазами. Филип был именно таким, как большинство из нас. Разумеется, за шесть лет были случаи пропажи детей, но ни разу не совпадали все детали.

– Его ведь не нашли – процеживаю сквозь зубы я. – Его так и не нашли!

Вторую фразу буквально кричу Хансу в лицо. Как он может говорить такие глупые вещи, когда все настолько очевидно?!

– Я видел своими глазами! Этот мальчик такой же как остальные. Он такой же как я!

– Милый, прошло всего три дня! – на кухню залетает обеспокоенная Рикке. – Его скоро найдут, вот увидишь! Да, мальчик немного похож внешне, но таких еще много! Это просто совпадение, дорогой…

Она тараторит с невероятной скоростью в попытке успокоить меня. И, наверное, говорит здравые вещи, но меня ее слова больше раздражают, чем успокаивают.

– Синие глаза, черные волосы, бледная кожа! – взрываюсь я на женщину. Ханс сразу же отступает от меня, трусливо пристраиваясь за спиной жены, хотя и прикрывает такое поведение заботой, нелепо опустив руки на ее плечи. – Ты права, его найдут. Мертвым! А весте с ним и чертову куклу!

Я на эмоциях скидываю стеклянный стакан со столешницы, который тут же разбивается, и осколки разлетаются по кухне. Замечаю, как на звук подтягиваются остальные дети, но прохожу мимо с намерением скрыться ото всех в своей комнате.

Первые полчаса просто метаюсь по комнате, не находя себе места. Потом решаюсь еще раз открыть злосчастную страницу. Старик-фанатик уже успел накатать отдельный пост, прикрепив еще парочку фоток мальчика. И где он их только успел откопать? Текст просматриваю скользь пальцы, а вот фотографии рассматриваю так пристально, чтобы уловить каждую деталь. Подмечаю на одной из них, что у Филипа кривые зубы, и в голове сама собой заселяется уверенность – он долго не проживет. Откуда она взялась? Что за мимолетное, неуловимое воспоминание поселило ее в моей голове? Трясущимися руками вновь прикрываю браузер и буквально сползаю по стене вниз, пока моя пятая точка не оказывается на прохладном полу. Я чувствую, как дрожат мои губы, а тело сковывает новый приступ паники. Почему? Это главный вопрос, ведь я ничего не помню! Не помню, что со мной происходило там, что я видел и слышал, что я делал в его доме долгих восемь лет. А ведь именно столько, как установили после моего спасения, я прожил бок о бок с убийцей. Но я ничего не помню, так почему же мне страшно? Почему я вообще решил, что он еще меня помнит? Что мне хоть что-то угрожает? Шесть лет назад моими фотографиями пестрили все газеты Норвегии, и ни один выпуск новостей не обходил стороной мое внезапное появление, и, тем не менее, сегодня едва ли хоть один норвежец признает во мне того самого мальчика. Так почему же я должен бояться? Ответа я не знал. А, может, его и вовсе не было. Но вот страх был. Он переполнял меня, и я ничего не мог с этим поделать. Все эти шесть лет я не переставал просматривать новостные порталы, связанные с фарфоровым маньяком, но лишь в надежде однажды найти своих настоящих родителей. И все эти шесть лет страна жила спокойно. Но вот, пропал Филип, и я не сомневался ни секунды, что это его рук дело. Глаза сами поднялись на мою маленькую копию. Оторваться от нее не получалось, она будто манила меня, и я даже потянул руку, будто надеясь достать до нее из такого положения, но мгновенно себя отдернул. От непонимания своих собственных чувств и эмоций стало еще хуже. Мне хотелось уже не просто сбежать из этой страны, а от самого себя, от этой жизни. Я плотно прижал руки к ушам и опустил голову к коленям, намеренно причиняя себе боль. Не знаю, сколько я просидел в таком положении, и сколько мог бы в нем оставаться, если бы в дверь не постучали. Не с первого раза, но звук дошел до меня, и необходимость среагировать, на удивление, вернула меня в реальность. Я почувствовал, как замедлилось разбуянившееся сердце, и я снова вернул контроль над своим телом. Расслабившись, я откинул голову назад, прислонившись затылком к стене, и коротко ответил:

– Можно.

В дверях появилась Рикке. Впрочем, абсолютно неудивительно. Она сама была бледнее смерти, отчего все ее морщины сильнее проявились, а волосы казались не белыми, а какими-то седыми. На мгновение даже промелькнула мысль, что сейчас она куда больше похожа на мать шестерых детей – уставшая, рано постаревшая женщина, у которой явно не хватает времени на себя.

– Могу войти, дорогой? – спросила она, на что получила пару утвердительных кивков.

Рикке прошла в комнату всего на пару шагов, закрыла за собой дверь и совершенно не по-хозяйски так и замерла у самого порога.

– Милый, я понимаю, что для тебя это очень тяжелая новость… – несмело начала она, перебирая в пальцах кухонное полотенце – Но ты можешь быть уверен, что ты в безопасности. Мы с Хансом сделаем все, чтобы никто даже не вспомнил твоего имени. Тебе не за чем переживать, уверяю тебя!

Я горько усмехнулся. Если бы это было так просто… Перестать думать, пытаться что-то вспомнить, бояться. Но перестать не получалось. Возможно, отложить на пару дней, неделю, но, как бы я ни старался, потом все равно возвращался к этим мыслям, будто сам хотел заново прожить в своей голове свое прошлое, вспомнить, что произошло на самом деле.

– Почему моих родителей так и не нашли? – неожиданно для самого себя спрашиваю я. Вопрос застает Рикке врасплох, она серьезно теряется, что не скрывается от моего взгляда – Почему я – единственный, кто так долго жил с убийцей, а моя мама даже не подала заявление?

Разумеется, вопросы были не новы. Я слышал, как люди шептались, называя пробелы во всей этой истории странными. Возможно, именно из-за слишком большого их количества и появилось так много сплетен, а моя история стала настоящим ажиотажем на долгие года, но для меня самого она превратилась в огромный клубок загадок и непонимания, который, казалось, распутать просто невозможно.