– По́няла? – спросил парень.

– Нет.

– Ставь на любое число. Всё, меня зо́вут.

На полотне – тридцать шесть чисел и зеро. Ошибиться можно только один раз.

Вспомнилась библиотекарша с этим ее «нам тут никто не нужен». Потом несчастный «Дядя Ваня», которого могли сократить и сыграть в Малом, без Ольги Книппер.

– Мы отдохнем, – пробормотала Аня.

– Мо́лим? Поставите Ваше опкладе, – сказал крупье, щёки которого подсвечивал неон рубашки; его черная бабочка была крупнее официантских.

Аня, перегнувшись, поставила все фишки стопкой на 26 черное. У нее ведь тоже «премьера».

Застрекотала рулетка. Аня отвернулась. Задержала дыхание. Казалось, выдохни она – и шарик сдует в никуда.

В ушибленном пальце, под ногтем, дергало и саднило.

На нее пахну́ло коньяком, кругом захлопали, потрепали ее за локоть. Дряблые брыли немок теперь колыхались с обеих сторон.

Она выиграла.

Крупье придвинул к ней несколько высоких стопок с пестрыми фишками. Тридцать пять к одному, в пересчете на евро можно забрать тысячу восемьсот. Возле нее снова оказался тот парень с бокалами.

– Ставь по́ново, – проговорил он. – Я тут три месяца – никто по числу не выигрывал.

Крупье, лицо которого Аня никак не могла запомнить, слегка повел бровью; официант продолжал настаивать. Бабочка на его шее становилась мохнатой, трепетала крылышками. За звенящими занавесками Ане кивала, подначивала брюнетка с ресепшена. От подноса с напитками тянуло сырой, взрытой землей.

Аня сгребла фишки, придвинутые крупье, ссы-пала их в сумку и заторопилась туда, где позвякивали занавески. Брюнетка ушла, решив, что Аня застрянет. Нет.

– Мы отдохнем, мы отдохнем, дядя Ваня, – бормотала Аня себе под нос.

Она только что выиграла себе месяц жизни без работы. Без необходимости работать.

Мара была в «Джерри» завсегдатаем. Цены тут вдвое против обычных ресторанов города. Белые скатерти, приглушенный свет, в нишах выставлены бутылки раритетов вроде лафита урожая 1978-го. Атмосфера роскоши. Уже в третий раз за день Аня оказалась в месте, совсем для нее не подходящем.

– А тебе идет красная помада… Только вот зубы чуть-чуть. Вытри.

Пока Аня скребла по эмали салфеткой, Мара заказала им обеим тар-тар с вином:

– Дороговато, но я такой вкусный тар-тар и в Москве не ела.

После казино тут было тихо, приятно. Никто Аню не торопил, не подначивал. И вино, хоть и из сербской винодельни, было пряным, отдавало шоколадом и изюмом. Стоило – как годовой абонемент в библиотеку, который еще утром Аня не смогла себе позволить.

Мара ела жадно. Отправляла в рот такие порции, что Аня удивилась, как ей удается их пережевывать, не теряя облика красивой женщины.

– Младан, еще вина, – Мара махнула официанту и уставилась на Аню, доставая мохнатыми ресницами почти до бровей. – Ну? Долго будешь меня мариновать? Забросала сообщениями, просила срочно встретиться – и молчишь сидишь. Хорошо, что я тут обедаю регулярно. Рядом была.

– Если Руслан спросит, скажи, что ты мне обменяла на рубли тыщу евро.

– А на самом деле?

Аня глотнула вина, тепло от него растеклось по всему телу.

– Заначку распотрошила, мне зарплату задерживают, – Аня то ли хмелела, то ли смелела от того, как ловко придумала. – Иначе и правда пришла бы к тебе с рублями; непонятно, куда их теперь девать. Ни вывести, ни потратить.

– Почему? Мне как раз рубли нужны. Ну, точнее, маме переведу. Зарплата у нас теперь в евро… В общем, можешь мне кидать на карту, как придут.

Аня надеялась – тем разговор и закончится, но Мара вдруг приосанилась, как на работе:

– Так когда у тебя зарплата?

– Э-э-э, ну, наверное, через месяц.

– После январских напомню. – Мара подняла свой бокал, на дне которого вино чернело и не просвечивало. – Ну, за нас?

– Слушай, а что у вас там в офисе с деньгами творится?

– Ты всё про деньги… Ну, задерживают оформление, финансирование сейчас тоже не быстро идет с этими санкциями. Думаю, рассосется.

Доев свой тар-тар, Мара принялась за комплименты от шефа: гренки, паштет, мягкий сыр, оливки…

– А пока, как говорится, зубы на полку.

Когда Мара поднялась, Аня ждала, что у той вывалится живот из-под топа. Но нет, пресс Мары был идеально плоским, золотистым, как гренок, которым она только что хрустела.

– Я освежусь пойду и еще кофейку с десертом, ага? Тут была «Анна Павлова». Младан!

– Давай лучше счет попросим, мне еще ужин готовить.

– Да ладно, я угощаю.

Аня, которая после этого дерганого дня не могла в себя впихнуть ни куска, смотрела, как Мара ломает воздушное безе: тончайшие сахаринки облепляют ее губы, и она незаметно их слизывает. За кофе Мара болтала об осеннем путешествии на Бали (где и успела загореть), оплатила счет, подсунула в папку чаевые наличкой, сложив указательные и большие пальцы, послала «сердечко» бармену за стойкой, красиво нырнула в поданное Младаном пальто. Заявила, что в Белграде нечего делать на Новый год – и потому она, скорее всего, улетит на каникулы.

– Одна? – спросила Аня.

– Ну, зачем же.

Мара уже присела бочком в такси – Аня и не заметила, когда та его вызвала, – подняла руку овалом, чтобы Аня вплыла туда для объятий, скрутилась по спирали на сиденье, захлопнула дверь. В открытое окно донеслось:

– После январских встретимся!

Аня проверила сумку с евро.

Страшно захотелось, чтобы вокруг, как на картине в Русском доме, лежали сугробы: скатать снежок и швырнуть Маре вслед.

Косовске девойке. Косовской девушки. Эта короткая улица была совсем близко к Русскому дому. Район Врачар в центре Белграда – единственный более-менее знакомый Ане. Раз уж Руслан, 31 декабря сажая ее за руль, разрешил выбрать, – попросилась туда.

– Губа не дура, – встрял Андрей Иваныч. – Я сейчас Димке отвезу медичку – и поскачу, куда останется.

– Чего он там, совсем пластом? – Руслан, не отрываясь от планшета, переходил по парковке от машины к машине, раскидывая задачи русским из своей команды.

Аня была десятой.

Деньги на зарплату и премию так и не поступили – и сербы-водители скопом не вышли на работу. У них, мол, праздники, и вообще такого от «братьев» они не ждали. Руслан прикидывал так и сяк. В итоге вывел всех: финансистов, операторов, менеджеров. Умеющие водить – и те, кто ездил с грехом пополам, как Аня, – должны были до трех развезти все заказы.

– Пакеты с мясом уже того, пованивают, – щуплый финансист дергал Руслана за локоть.

– А кто виноват?

– Ну, знаешь, Рус, я тебя предупреждал, что не успеем. Нефиг демпинговать. Сейчас бы два-три заказа отгрузили пешочком или деньги вернули.

– Ты в следующий раз в менеджеры проектов переходи. Посмотрю, как ты в чужой стране раскрутишься.

– Это не мое дело, – щуплый даже попятился.

– Вот и не лезь, бери ключи – и вперед. На тебе Земун: раньше всех отстреляешься.

Садясь в «Hyundai Getz» с новенькими золотыми иконками на приборной панели и прожженным кое-где водительским сиденьем, Аня скривилась. Горечь сигарет, которые Стефан смолил тут одну за другой, перебивала кислый болотистый запах потекшего мяса. Заднее сиденье было завалено бумажными сумками с надписью «BULKA», местами промокшими. Углы и ручки пакетов лезли на заднее стекло.

Ладно.

Аня покрутила, настроила под себя зеркала. Завелась, поехала.

Небо хмурое, в тяжелом облачном киселе. Народ разгуливает в ветровках, кедах. Бахают нетерпеливые салюты.

Миновав пробку на Бранковом мосту, Аня принюхалась – и открыла окна: пусть лучше в уши надует, чем мясо совсем сквасится. У нее не было времени глянуть, что́ там в заказах. Из крайнего пакета торчали свиные копыта и блеклая водянистая мякоть. Увесистый кусок вырезки на повороте шмякнулся под сиденье; Аня, заехав в дорожный «карман», скорее достала его и, сдув прилипший к пищевой пленке сор, сунула назад. Убедилась, что сербы заказали фрукты и шампанское в другом месте. Демпинговал Руслан именно мясом, и, если бы не стачка, устроенная водителями, – он бы выиграл.