– Может, вызвать полицию? – спокойно глядя на разбушевавшегося мужчину, спросила она. По всему видно, что такие сцены для них – рутина и уже не вызывают ответного всплеска эмоций со стороны сотрудников.

Неожиданно рука толстяка разжалась, испуганная Светлана поспешила спрятаться за стол и оттуда наблюдала, как ее муж, прислонившись боком к стене, постепенно сползает вниз. Перепуганная Вера подбежала к нему:

– Что с вами? Может, вызвать скорую? Разве можно так нервничать! Всегда ведь есть возможность найти компромисс, надо, чтобы всем было хорошо… – лепетала она, поддерживая его расслабленную руку.

– Нет, не надо… – еле слышно выдавил из себя Мауль.

– Что не надо? Вы можете говорить? Алина, вызывай скорую помощь!

Ослабевший мужчина собрал все свои силы и насколько мог громко прохрипел:

– Не вызывайте скорую! Я не собираюсь оплачивать этих бездельников! Я могу сам идти, я сейчас встану и пойду к врачу, и нечего тут командовать! Светлана, иди сюда, поможешь мне. Я подумаю еще, может, прощу тебя… Давай, поторапливайся!

Светлана бросилась к мужу и попыталась приподнять его с пола. Он положил свою руку, похожую на покрытый рыжими волосами окорок, на худенькие плечики жены, общими стараниями они поднялись на ноги и потихоньку пошли к двери. Светлана оглянулась:

– Извините за беспокойство! Мы пойдем потихоньку…

– Терпения тебе! Приходи, если что… Но, может, он поумнеет все-таки? Хотя, надежды мало. Бери такси, и езжайте к врачу, похоже, у него сердечный приступ. Как бы инфаркта не было… – ответила ей по-русски Вера Штайнер.

Когда за ними закрылась дверь, Алина облегченно вздохнула и присела на стул:

– Ну и нервная у тебя работка! И часто такие концерты бывают?

– Хорошо, если только один за день, а бывает, что и несколько. Женщин жалко – но чем им поможешь? Сами знали, на что идут. А если и не знали точно, то могли предполагать. Но ты же видишь – каждая думает, что ее пронесет, потерпит как-нибудь три года, получит вожделенную бессрочную визу на проживание и будет жить как королева! Но ведь и три года с таким уродом надо суметь прожить! А это, скажу я тебе, ох как не просто! Светлана Мауль уже пятый или шестой раз ко мне прибегает, а осталось ей всего-то пять месяцев до решения «основного вопроса». Потому муженек ее и бесится – голодом морит, руки распускает. Вот как развеиваются мифы о тихих интеллигентных немцах. Тут и немок полно, сбежавших от своих мужей-психопатов и наркоманов.

– Ну, психические отклонения – это не национальная черта, а общечеловеческая… Я всегда была против наклеивания ярлыков с «национальными признаками» на людей, слишком уж это попахивает шовинизмом.

– Ты, как я поняла, по делу? Выкладывай, пока очередной психопат не явился.

Алина достала из сумочки скопированные в полиции фотографии Лучаны и Инес и протянула их Вере:

– Посмотри, может, видела их в вашей богадельне?

– Их самих не помню, а фотографии я уже видела. К нам из полиции прислали, ты разве не в курсе? Или у тебя частное расследование?

– То, что полиция их рассылала по «женским домам», я знаю. Но в этом деле есть моя личная заинтересованность… Можно, я еще раз опрошу тех, кто дежурил той ночью и женщин, у которых маленькие дети?

– Пожалуйста, без проблем! Сейчас я возьму регистрационный журнал, и мы посмотрим, с кем можно еще поговорить.

Вера вернулась через пять минут с двумя пухлыми папками в руках:

– Конечно, все данные заносятся в компьютер, но сначала мы регистрируем прибывших в журнале. А вот в этой тетради расписываются сотрудники о приходе и уходе.

Алина открыла первый журнал на странице позавчерашнего дня – естественно, никакой Лучаны Маркес там и близко нет. Поразмышляв немного, Алина просмотрела следующую страницу – беглянка могла прибыть и после полуночи, то есть на следующий календарный день. Ничего похожего. Хотя… что-то все-таки смущало Алину. Но что? Она еще раз просмотрела фамилии и имена в регистрационном журнале. Взгляд задержался на знакомой фамилии. Хольц… Хольц… Стоп! Так это же фамилия родителей маленькой Инес! Так, что стоит в журнале еще? Имя – Ингрид. Прибыла около полуночи вместе с сыном. Ну, положим, маленькому ребенку, тем более спящему, можно приписать любую половую принадлежность, никто ему в трусы заглядывать не будет. А документы?

– Вера, извини, что я тебя отвлекаю, – обратилась Алина к приятельнице, воспользовавшейся неожиданным затишьем, чтобы разобрать бумаги на собственном столе, – скажи, могут принять женщину вообще без каких-либо документов?

– Конечно, могут! Бывают ситуации, когда женщины прибегают к нам в домашних тапочках, какие документы мы у них можем спрашивать? Но вообще, мы просим показать хотя бы какую-нибудь карточку – медицинскую, банковскую, если нет паспорта или водительских прав. Но не принять женщину, если у нее нет вообще никакого удостоверения личности, мы не имеем морального права – это противоречит принципам нашей организации.

– Посмотри на вот эту подпись. Ты можешь разобрать, кто принимал Ингрид Хольц с сыном?

Вера посмотрела на строчку, куда Алина указывала пальцем:

– Это подпись Гражины Вакульской. Она дежурила той ночью. Кстати, Гражина тоже из наших бывших клиентов. У нас половина сотрудников таких, для которых «женский дом» стал сначала убежищем, а уже потом – местом работы.

– А она работает сегодня?

– У тебя же тетрадь приходов и уходов. Посмотри!

– Вакульская… Вакульская… Ох! Какая жалость! У нее рабочий день закончился десять минут назад!

– Ах, точно! Совсем вылетело из головы! Я же видела ее мельком, когда брала журналы! Она как раз расписалась об уходе!

– Надо же, как не повезло! Могла бы сразу с ней поговорить…

– Не причитай раньше времени! – Вера решительно сорвалась с места и, схватив Алину за руку, потащила за собой. – Она могла где-нибудь задержаться, давай глянем на всякий случай!

Заглянув на лету в курилку и комнату отдыха, они, запыхавшись, выбежали на улицу. Возле входа в «женский дом» собралась толпа народа, через секунду послышался вой сирены, и со всех сторон начали съезжаться машины полиции и скорой помощи.

Вера с Алиной, повинуясь стадному инстинкту, направили свои любопытные взоры в эпицентр событий. Тем более что в звуках причитаний, доносившихся откуда-то снизу, им послышались знакомые интонации.

– С ума сойти… – растерянно начала Вера, – кажется, это голос Светланы Мауль. Что же все-таки случилось?

Вера начала активно работать локтями – в критических ситуациях она умела проявить решительность и твердость, что очень импонировало Алине. Сама она, почти прилепившись к Вериной спине, как хвостик проползла вслед за ней, размышляя при этом с журналистским рационализмом, что из непонятных еще событий можно будет между делом сварганить потрясный репортажик. Алина нащупала в сумочке фотоаппарат – надеюсь, аккумулятор не разрядился!

Прибывшие полицейские начали отодвигать толпу, освобождая место для выехавших из машины скорой помощи носилок. Алине, наконец, удалось разглядеть, что происходит. На краю тротуара неподвижно лежал скандалист Мауль, вокруг него с криками и воплями на коленях ползала жена Светлана. Каким-то образом Вере Штайнер удалось прорваться к своей подопечной, которая и в нормальном состоянии с трудом подбирала немецкие слова, чтобы слепить мало-мальски удобоваримую фразу, а сейчас рассчитывать на то, что она сможет членораздельно объясниться с полицейскими и врачами, не приходилось. Так что присутствие Веры оказалось весьма кстати.

Алина сделала несколько снимков на всякий случай – вдруг действительно удастся сделать какой-то материал. Хотя, уже понятно, что это не убийство и даже не автомобильная авария, так что «жареного» не получится.

Толпа начала постепенно таять. Вера покрутила головой и, заметив Алину, поманила ее рукой. Носилки с телом тем временем погрузили в машину, на бордюре сидела Светлана и показывала девушке в полицейской форме какие-то документы. Вскоре отъехали и полицейские, и врачи.