Когда он шагнул в холл, последний взгляд Себастьяна через плечо был на то, как Даунинг нежно улыбался ей, в то время как она злобно на него смотрела. Он подавил смех, но не улыбку, которую не мог сдержать. В конце концов, сегодня он чувствовал себя самим собой, более чем когда-либо. Кто бы мог подумать, что это будет из-за Миранды Ходжкинс?

Удивительно.

Начался второй акт, но Миранда не могла сосредоточиться на том, что происходило на сцене.

Все они пересели благодаря предложению Жози продвинуться на два стула, чтобы у всех был новый вид на сцену. В результате этого Миранда оказалась рядом с Чарльзом Даунингом, а Себастьян оказался в самом дальнем от нее конце первого ряда.

Чарльз попытался наклониться ближе и вовлечь ее в разговор, но, хотя он был милым и очень внимательным человеком, он просто не мог удержать ее внимание, как это делала опера, разворачивающаяся на сцене под ними. Или как Себастьян с тем непорядочным разговором, в который он ее заманил и который заставил ее пульс участиться из-за всех скандальных образов, которые он вложил в ее голову.

И особенно когда он сказал, что она будоражит его кровь.

Она нахмурилась, глядя на его затылок, его внимание было сосредоточено на сцене внизу. Из всех мужчин, способных втянуть ее в такой неподходящий разговор… Себастьян. И она участвовала охотно, возбужденная прикосновением его горячих губ к ее уху и слабой болью, которое его теплое дыхание вызвало между ее бедер. Точно так же, как он заставил ее почувствовать себя в ночь маскарада своими разговорами о танцах, хотя на самом деле он имел в виду соблазнение. Более того, потому что сегодня вечером ее привлекло к нему не только физическое влечение, но и интеллектуальная связь. Она начала подозревать, что такой у нее не будет с Робертом.

Ее охватило замешательство. Ей хотелось посмеяться над жестоким чувством юмора судьбы, над тем, что брат, которого она хотела, еще не заметил ее как соблазнительную женщину, в то время как другой вовлекал ее в флирт, от которого у нее кружилась голова. Но в конце концов все это не имело значения. Потому что Роберт хотел Диану Морган, а Себастьян хотел герцогиню. И единственный человек, который, казалось, хотел ее…

Она повернула голову и увидела, что мистер Даунинг улыбается ей.

Вынудив себя сдержанно улыбнуться ему в ответ, она отвернулась. Небеса. Ничто в ухаживании и любви не было таким простым, как могло показаться со стороны.

Ей нужен был воздух и несколько минут передышки, чтобы прийти в себя, прежде чем опера закончится, и ей придется налепить улыбающееся лицо перед поездкой в карете обратно в Одли-Хаус, когда ей придется притворяться, что все в порядке и что она совсем не запуталась. Она наклонилась вперед и похлопала Жози по плечу.

— Я пойду в комнату для отдыха, — прошептала она.

Жози с сестринской заботой кивнула.

— Я пойду с тобой.

— Останься и наслаждайся оперой, — настояла она, не желая, чтобы Жози пропустила ни минуты выступления.

— Я ненадолго.

С извиняющейся улыбкой перед остальными она поднялась со стула и выскользнула из ложи.

За исключением обслуживающего персонала, стоящего за дверьми, и одной пары, опоздавшей обратно в свою ложу, холл был пуст, и она поспешила прочь, быстро пробираясь в комнату для отдыха. Там ей потребовалось несколько минут уединения, чтобы плеснуть прохладной водой в лицо и успокоить растерянное сердце. Оставшись одна в комнате, сидя за туалетным столиком перед зеркалом, она мрачно смотрела на себя. Подумать только, что она обещала сообщать Себастьяну обо всех сплетнях в комнате отдыха в обмен на его помощь с Робертом — в каком печальном состоянии был теперь их договор.

К тому времени, как ее дыхание стало нормальным, она убедила себя, что Себастьян имел в виду не то, что он сказал. Что он просто был захвачен страстью к опере, точно так же, как и она. Конечно, иначе и быть не могло.

Но когда она вышла из комнаты для отдыха, последнее место, куда она хотела возвращаться, было обратно в ложу. Не тогда, когда единственное, что ее ждало, было больше замешательства. И мистер Даунинг. Поэтому она спросила дорогу к задней части сцены у обслуживающего персонала в вестибюле и поспешила прочь.

Оперный театр был похож на лабиринт, но она была полна решимости заглянуть за кулисы, увидеть певцов вблизи и полюбоваться декорациями и костюмами. Определенно не провинция респектабельных дам, но, ох, ей было все равно! Скорее всего, это был ее единственный шанс оказаться за кулисами оперы, и она отказывалась упускать такую возможность.

Она была только на мгновение удивлена, что никто не охранял вход на сцену и не пытался ее остановить, когда она скользнула в темные тени крыла. Но тогда, кто еще будет красться сюда, кроме нее? Делая неуверенные шаги, ее пульс стучал как барабан в ушах, она осторожно подошла к задней стене, продвигаясь к освещенной сцене так близко, как только осмелилась. Темные тени и тяжелые декорации из первого акта, которые были отодвинуты в сторону, скрывали ее от всех взглядов. Ни музыканты, играющие в яме, ни закулисные работники, занятые техническими элементами постановки, не могли увидеть ее там.

Это было просто потрясающе! В темноте она могла наблюдать за певцами всего в нескольких футах от них, их голоса были такими сильными и яркими. Эффект был завораживающим, и хотя она знала, что у нее всего несколько драгоценных минут, она не могла заставить себя уйти. Свет лампы ослеплял, тени дрожали, а ее грудь поднималась и опускалась с каждой музыкальной фразой, сыпавшейся от двух женщин на сцене. Она почти не могла дышать.

Чья-то рука сзади коснулась ее локтя. Она подскочила, удивленно обернувшись и готовая закричать:

— Шшш, — предупредил Себастьян, когда подошел к ней сзади и прикоснулся пальцами к ее губам, чтобы она успокоилась. Затем он кивнул в сторону сцены, молча разрешая смотреть.

С благодарной улыбкой она повернулась к сцене. Ее охватило возбуждение от того, что он дал ей эту маленькую уступку и не потребовал, чтобы она немедленно возвращалась в ложу. Но он и не отошел, оставаясь рядом с ней. Так близко, что она могла чувствовать тепло его тела за своей спиной.

Затем он придвинулся еще ближе, и ее сердце бешено забилось. Когда он наклонился к ее уху, а его руки слегка держали ее за плечи, ее глупое сердце прыгнуло ей прямо в горло!

— Я знал, что найду тебя здесь.

Тепло его дыхания щекотало ее щеку и покалывало.

— Я не смогла устоять, — ответила она тем же мягким бормотанием. Он стоял так близко… мог ли он почувствовать, как заставлял ее сердце биться чаще всего лишь шепотом, или знать, как его мужской запах заставлял ее жаждать чего-то?

— Разве ты никогда не хотел чего-то так сильно, что был бессилен сопротивляться?

Его пальцы почти незаметно сжались на ее руках. Но Миранда заметила. В этот момент, когда ее чувства обострила кружащаяся вокруг них музыка и игра света ламп и темных теней, она замечала все в нем, каждое тонкое движение его тела, каждый глубокий вдох, который он делал. Его близость смущала ее… но также радовала ее больше, чем она хотела признавать.

— Да, — пробормотал он ей на ухо. Это единственное слово послало в нее каскад тепла, вызвавшее в ней смятение, пока оно не превратилось в тугой узел в ее животе.

Тем не менее, она не спускала глаз с певцов, не осмеливалась повернуть голову, чтобы посмотреть на него. Если она это сделает, он увидит непрошеный эффект, который он произвел на нее, и она никогда не сможет смириться с этим смущением. Особенно, когда он, скорее всего, последовал за ней сюда только для того, чтобы отвести ее обратно в ложу.

— Тогда ты понимаешь, почему мне пришлось прийти за кулисы».

Его губы прижались к ее уху в дразнящей улыбке.

— И бросить беднягу Даунинга?

О, эта улыбка! Она будто обвилась вокруг нее, и ей захотелось почувствовать эти губы на своих.

— Думаю, он переживет мой отказ, — возразила она, задыхаясь, шепотом.