Пауза – короткая, но всё же. Отец тут же давит:

– Даже не думайте мне врать! – и мгновенно переходит на мягкий любезный тон: – Залог успешного сотрудничества – честность и добрая воля сторон. Вы назвали немалую цену, и я считаю, что за такую сумму имею право получить достоверную информацию. Так что?

– Для дезактивации пришлось приложить некоторые усилия, которые… – голос запинается, – могли повредить робота.

У меня в груди словно что-то рвётся. Пульс поверхностный и частит так, что трудно дышать. Голова кружится. На автомате поднимаю руку и опираюсь о стену, рядом с фотографией отца и мэра.

– Насколько?

– Господин Александэр, – голос из телефона агрессивно напирает, – вы должны понимать, что это боевой андроид, он крайне опасен. И моя – как мне кажется, здравая – идея состоит в том вы в первую очередь должны быть заинтересованы в его уничтожении, а не хранении. Следовательно, он не нужен вам целым.

Так, мне нужно сесть. Оторвавшись от стены, я шагаю на ватных ногах в сторону стола и кресел. Добравшись до бордовой спинки, цепко хватаюсь за неё и стараюсь упасть на кресло, а не мимо.

Тем временем отец возмущённо повышает голос:

– Послушайте, любезный, что значит «не нужен целым»?! За такую сумму я требую, чтобы он был не только целым, но полностью в рабочем состоянии!

Однако голос не поддаётся:

– Это невозможно.

– Тогда можете оставить эти запчасти на той свалке, где вы их нашли. Всего доброго!

И отец прерывает звонок.

Что он творит?! Растёкшись в кресле, я одурело хлопаю глазами, пока отец неторопливо ставит локти на стол и переплетает пальцы. Конечно, он спокоен, даже доволен, наверное. Для него уничтожение – хороший вариант, если нет объекта шантажа, то и платить не нужно. Или Син всё-таки ещё не уничтожен? Насколько он повреждён? Можно ли восстановить хоть что-то? И кто мне поможет, если Дэна больше нет?

Звонок.

Судья растягивает губы в хищной улыбке. И ничего не делает. Лишь смотрит на экран.

Три секунды. Он не будет отвечать?! От страха хочется умереть прямо в этом кресле.

Десять секунд.

Быстрое движение, щелчок телефона – и голос шантажиста вступает на повышенных тонах:

– Он официально записан на вашу дочь. Это легко проверить.

Отец мурлычет:

– Допустим. Однако если робот будет кардинально сломан, невозможно зайти в систему и подтвердить его происхождение. Это же очевидно.

– Нет… Я имел в виду, что с внешней стороной точно всё в порядке…

Отец резко подбирается и переходит к угрожающему тону, который обычно использует против адвокатов, затягивающих процесс:

– Уважаемый, я теряю терпение. За свои деньги я хочу получить предмет целиком и полностью, а затем лично убедиться, что это именно тот предмет, а не какой-то муляж. А теперь ответьте мне – в его систему ещё возможно зайти? Потому что если нет, лучше вам забыть о сделке прямо сейчас. И даже не думайте меня обмануть.

Голос отвечает торопливо – успокаивающе и немного заискивающе.

– Да, да, войти в систему возможно. Конечно. Я всего лишь говорил о том, что во время сделки не стоит держать боевого андроида в полностью рабочем состоянии, придётся деактивировать – для безопасности, вы же понимаете. Но он, естественно, функционирует.

– Вы сказали, что он не целый, – тон холодный.

– Нет! Я имел в виду… Что лучше его разделить к моменту сделки, но пока он целый, всё… Нет, это просто недопонимание.

Отец благосклонно кивает. Продолжает спокойно, даже мягко:

– Хорошо. Какие конкретно условия мне нужно обеспечить для транспортировки и хранения?

Заминка.

– Этот робот довольно устойчив к воздействию…

Отец резко бросает:

– Я уже понял, что вы не в курсе теоретических характеристик предмета, которым так смело распоряжаетесь. В каких условиях вы храните его сейчас?

– Я говорю о балансе! – шантажист тоже добавляет в тон недовольства. – Вы ведь хотите получить робота в адекватном состоянии – значит, воздействие не должно быть слишком сильным. Однако слишком слабое опасно, он уже убил моего человека. Так что на вашем месте я бы внимательнее отнёсся к моим словам.

– На моём месте вы никогда не окажетесь, не льстите себе. Как и я на вашем. Но пока мы имеем что имеем, так что я жду конкретных данных.

Молчание. Надеюсь, шантажист не взбесится настолько, чтобы назло всем сдать Сина военным?!

Но нет, продолжает – словно бы сдерживая раздражение:

– Его можно выключить с помощью разряда тока высокого напряжения – такого уровня, который используется для умерщвления крупных животных. Соответственно, крепкая преграда под напряжением способна ограничить его передвижение. Главное – запасите партию транквилизаторов, запишите артикул… Пишете?

– Да.

– «Абрео-43» для бесперебойной подачи. Не меньше сотни.

Отец быстро и беззвучно набирает на клавиатуре компьютера, смотрит на экран – и на его лице мелькает довольная усмешка. Бросает на меня предупреждающий взгляд. Как это понимать? Хочет, чтобы я молчала? Но я и так молчу и не шевелюсь в кресле. Или точно убедился, что шантажист – Марк Силан? Отследил местоположение и отдал приказ схватить его? Или всего лишь нашёл в магазине эти транквилизаторы с хорошей скидкой? Я без понятия. Вообще без понятия, что происходит.

– Мне необходимо время, чтобы обеспечить подобные условия. Как вы понимаете, у меня на лужайке нет колючей проволоки под напряжением. Таким образом, предлагаю провести сделку завтра в полдень. Подходит?

В этот момент на заднем плане разговора раздаётся приглушённая трель звонка – и отец улыбается с таким снисходительным разочарованием, словно рассчитывал схлестнуться с достойным противником, а попал на ребёнка. Это же так, да? Его выражение значит, что всё под контролем?

Шантажист рассеянно говорит:

– Конечно. Я позвоню завтра в десять утра, – и отключается.

– Дилетант, – отец презрительно кривится. – Запугал нескольких домохозяек и решил пойти против меня? Пф!

Я кое-как оживаю в глубинах кресла.

– Это он? Силан?

– Да. И у нас есть его точное местоположение.

Слава богам! Хотя б эта проблема решена!

– А что за… Что он говорил? Вот это «43»?

– Транквилизаторы для медвежьего ошейника.

– Какого?..

Отец терпеливо поясняет:

– Ошейник. Для содержания медведя.

– Что?! – резко распрямившись, я подскакиваю в кресле.

Однако отец не поддерживает тему, а говорит совсем другое:

– Данные ячейки.

От неожиданного перехода я совершенно теряюсь.

– Сначала робот, потом данные, – однако мой голос звучит так неуверенно, что самой за себя стыдно.

– Алетейя, это не обсуждается. Я буду договариваться с людьми, оплачивать их услуги – весьма недешёвые… Я должен быть уверен, что данные у меня.

Смотрю ему в глаза. Не могу удержаться, чтобы не облизнуть обветренные губы. Я могу ему верить? Неужели он обманет собственную дочь? У представителя закона должна быть хоть какая-то честь, ведь так?

– Хорошо.

Поднимаюсь, подхожу к его столу, на листке пишу цифры. Отец набирает их. Ждём. Никаких звуков, но вскоре он поднимается из-за стола и идёт в конец комнаты, к окну доставки. Шуршание.

Оглядываюсь со страхом. Вдруг он поймёт, что это копии? Они очень качественные, должны быть идентичны, но вдруг?

Возвращается к столу, садится. По лицу ничего не понять. Сработало или нет?..

Нажимает кнопку, включающую приглашающий фонарик в коридоре.

Дверь кабинета открывается уверенно, при этом тихо. Внутрь заходит мужчина – но какой… Такой, что у меня даже челюсть отвисает. В армии открыли курсы моделей?

Здесь и далее ArtFlow

Лет за тридцать, а может, и все сорок, почему-то в голове всплывает слово «зрелый». Черты лица правильные, настолько соразмерные, что трудно оторвать взгляд. Навскидку я бы сказала, что эта обманчиво естественная и строгая красота стоит очень много денег, потому что такую выверенную гармонию не каждый хирург может сделать. Однако тёмные волосы мужчины короткие, как у медного. На левом виске выбрит сложный узор – тоже работа профессионала, – переходящий в рисунок татуировки. Она спускается ниже, на шею, и прячется под тонкую ткань капюшона.