Литмир - Электронная Библиотека

Её молча подняли и усадили на стул, чтобы сунуть в руки кружку, пусть и с водой, но оказывается, Катерине и она была нужна. Очень.

— Пей. Соль есть?

— Да… вот… морская. И ещё гималайская.

— Обычная, кухонная.

— Там… да, в пакете. Я в банки хочу пересыпать, а она вот…

Гремислав подхватил пакет и вышел, правда, отсутствовал недолго, а когда вернулся, то пакет был пуст.

— На первое время поможет. Скажи… твоя сестра… что она рассказывала про своего мужа?

И ведь не из пустого любопытства спрашивает. Здесь иное что-то.

Такое вот…

Непонятное.

— Мало, если так. Знаешь, у нас разница в возрасте шесть лет. Когда-то казалась огромной. Я студентка, а она школьница. У неё феечки и сериалы, а у меня уже вроде как взрослая жизнь. Учёба там. Работа… компания своя. А потом она тоже поступает в мед, вроде как по моим следам… и уже повод гордиться. Хотя она не в психологи, она шла на педиатрический. Детей лечить, — пояснила Катерина. — У неё с детьми всегда ладить получалось отлично. И училась легко. Доучилась до третьего курса. А потом приходит, мол, мама-папа… точнее мама. Папа к тому времени уже умер… влюбилась она. В Мирона.

Катерина помнила первую встречу.

И серьезного молодого человека в костюме. Он ещё цветы принёс. Маме — герберы на тонких ножках, а Катерине — яркую розу.

Руку поцеловал.

И посмотрел так… будто оценивал? И главное, что взгляд его категорически Катерине не понравился, как и сам Мирон. Хотя… тогда, кажется, все, даже мама, решили, что Катерина завидует. У самой-то с личной жизнью не особо ладится.

А у сестры любовь.

— Он ухаживал. Красиво. И нам вот помогать стремился… помогал. Мама как раз заболела…

— До или после встречи?

Катерина попыталась вспомнить.

— После… не сразу… через месяц или два. Как раз о свадьбе заговорили. Он звал, а я была против. Хотела, чтобы Настя сперва доучилась. Но мама заболела…

Онкология.

И прогнозы не из лучших. Нет, чудеса даже в медицине случаются, Катерина слышала.

— И свадьбу сыграли быстро?

— Да. Мамы не стало через месяц после этой свадьбы. Он тогда очень помог. С лечением сначала, потом с похоронами… я ещё подумала, что зря так. Что он и вправду хороший парень. А мне лишь мерещится.

— Не мерещится. Дальше?

— Дальше… квартиру эту оставили мне. Настя переехала к мужу. У него бизнес. Она приезжала… привозила… помогала.

И за это Катерине было дико неудобно, что она принимала помощь.

Деньги вот брала.

На ремонт.

— Но с каждым разом всё реже… потом она забеременела… и бросила университет. Я уговаривала уйти в академический, то есть на время. Но она сказала, что Мирон против. Что его жена не будет мучить себя работой.

Чтобы на него, тварь этакую, силы оставались.

— Потом родилась дочь… а мне предложили работу в Москве. Хорошие деньги. И условия тоже. И так-то… я уехала. На два года. Приезжала время от времени. Мы созванивались. И писала она постоянно. Фотографии дочери присылала. Раз в три дня. Как по расписанию. Мне бы насторожиться, но… раз в три дня. Ровно в десять тридцать.

И уже самой хочется подвинуть нож поближе.

Вместо этого Катерина просто сжимает кружку. И продолжает. Странно чувствовать себя на месте пациента. Полезно, конечно, но всё одно странно.

— Мне ведь предлагали остаться, но… я вернулась. Зачем-то. На худшую зарплату, на место не самое удачное. Тут ведь перспектив никаких, но тянуло. И с Настей давно не виделись. Без предупреждения нагрянула в гости. А она… от неё тень осталась. Бледная. Истощённая. И в глазах страх. Я сотни раз такие глаза видела.

Только как рассказать.

— Она меня не впустила в квартиру. Муж запретил. И выходить из неё тоже нельзя. И уезжать. Я требовала, чтобы она собрала вещи… точнее чтобы просто переступила порог. И видела, что ей хочется. Очень. Но она не смеет. А потом появился он.

— И всё изменилось?

— Ты… что-то знаешь?

Кивок.

И Гремислав проводит руками по светлой своей шевелюре.

— Её муж — нежить.

Надо же… и почему не удивляет совершенно.

Запах Гремислав ощутил ещё в прихожей. Может, и раньше бы понял, но растения помешали. Каменный плющ разросся по стенам, а в кудрях его спрятались белёсые пучки огнецветки. Жаль, зима, и ни одного цветка найти не удалось, но и так сойдёт на первое время.

Соль.

Сок плюща.

И пара старых давно забытых в этом мире символов. Пока Гремислав нарисовал их под порогом, прикрыв ковриком, а ещё парочку — на косяке.

И вернулся.

Запах твари… волглый и тягучий, вызывающий приступы головной боли. А заодно и подспудный страх, что вовсе уж неприемлемо. Что за некромант, который запаха нежити боится?

А она была.

Этой вонью пропиталась одежда женщины, и обувь её. Вонь осела и на детских вещах, но не такая резкая. Тварь стережётся.

Кого?

Чего? А ещё интересно, почему она не тронула Катерину.

— Жорун. Жорник. Или ещё жержень. Упырь.

— Упырь и есть.

— Не тот, который питается кровью, — на всякий случай уточнил Гремислав. — Этот пьёт сразу жизненную силу. Сам по себе жорун получается из умершего человека, который провёл за гранью слишком много времени, но потом вернулся.

Он прислушался. Дыхание женщины за стеной было едва слышным. Совсем ослабела.

Оставалось ей не так и долго.

— Он ведь сирота?

— Да. Его семья погибла.

— Жорун точно знает, что мёртв, но при этом силы живых способны продлить его существование. Сперва он убивает семью. Не сразу. Это своеобразная тварь, в которой очень много человеческого, поэтому и выследить её сложно. Но… если вдруг в одной семье начинают болеть и умирать люди — это повод обратиться к некроманту.

Вот только в мире нынешнем некромантов не было.

— Сестра… у него была младшая сестра… лейкоз… от горя сердце отца не выдержало. А мать впала в депрессию… так он рассказывал.

— Жорун выпивает всех и каждого. Когда уходят жизненные силы, то тело начинает болеть. При этом сама тварь постепенно матереет. И учится брать людей под свой контроль. Не как кукольник.

Щека дернулась.

И песенка зазвучала в голове. На пару мгновений.

— Плохо?

— Нет. Это… травма. В общем, главное, что жорун способен подавить волю жертвы. Чем и занимается. Причём чем слабее человек, тем ему легче. Однако он должен находиться рядом.

— Маму…

— Не скажу. Но да, семьи своих… избранников он тоже выедает.

— Настя — не первая его жена, — Катерина обняла себя. — Я… узнала об этом не так давно. Когда пыталась найти хоть что-то. У меня есть друзья в полиции. Вот и сказали, что он уже был женат. Но жена умерла. В родах. Никакого криминала… разве что роды пятые. Ребенок тоже погиб… не сразу, но никого не удивило. А разве у них могут быть…

— Тело ведь по сути человеческое, — Гремислав осторожно коснулся белой руки раньше, чем сообразил, что творит. Но Катерина не вздрогнула и руку не убрала. — Более того, есть мнение, что жорун — не в полной мере нежить. Что это некая энергетическая сущность, которая возвращается в умершее тело вместо души или вместе с душой, а потом душу поедает. Ну и остальных начинает. Так что да, пока он молодой, дети случаются. Их жорун тоже ест.

— Мерзость… но… у него только младший погиб. Хотя… сейчас у нас за детьми довольно строго… он мог…

— Ваш мир имеет свою…

— Специфику?

— Да. К слову, если носитель был умён, то и жорун будет. И осторожность он проявляет…

— Он… он в хосписах волонтером. И в больницах… все думают, что он замечательный человек. И жертвует много. Помогает. У него в друзьях большие люди. И…

— И каждого из них он потихоньку пьёт. А что до больниц, то умирающие дают много силы… справимся.

— Настя…

— Её увезем.

— А дети? Это её… и Ольги. Первой жены… у неё ведь тоже… семья была. Надо узнать.

— Узнаешь. А за сестру не переживай. Я знаю, кому её показать, — Гремислав прислушался. Дыхание изменилось. И стало быть, женщина просыпается. — Если держать её подальше от твари, то она поправится.

9
{"b":"935389","o":1}