— И жениха нет. И в нашем мире совместная ночёвка никого ни к чему не обязывает. Ясно?

А то мало ли… решит, что репутация Катерины пострадает и примется её спасать. Нет уж.

— Дача большая. Комнат несколько. Я лягу в кабинете, там есть неплохой диван. В студенческие времена мы здесь частенько задерживались. Я, Ленка и Оленька… а потом и Настька.

Сказала и отвернулась к окну.

— Что-то случилось?

А он чуткий.

Вон и подобрался. Или просто контакт удалось установить? Слабый, конечно, но хоть какой-то.

— Случилось. Выросли. Разъехались… вон, у Ленки свадьба скоро. У меня работа…

И хватит.

А этот смотрит. Голову чуть склонил и смотрит. Внимательно. И надо бы ловить момент, но совершенно не хочется.

— У Ленки был совершенно потрясающий отец. Он нас многому научил. Мы в меде все познакомились… только я на психолога пошла, а Ленка вот в анатомичке пропадала… Олька у нас травматолог.

А Настька просто дура.

Но Катерина её вытащит. Пока не знает, как, но…

— А у вас там есть врачи?

— Целители, — Гремислав сам собрал тарелки и отнёс на кухоньку. И чая заварил. — Это похоже, но не совсем то… к слову, ты меня не боишься?

— Да как-то нет.

— Я некромант.

— Это я поняла. Хотя, честно говоря, оно как-то всё равно не воспринимается. В нашем мире нет некромантов… и нежити. Да и в целом магии.

С чайником электрическим Гремислав справился сам. И с чаем вернулся.

— Люди некромантов боятся.

— Почему?

Гремислав пожал плечами.

— Не знаю. Не думал как-то. Просто вот… даже дома меня… мне… не рады? Нет, не совсем правильно. Рады, конечно. Всегда были. И будут. Но… матушка может находиться рядом со мной. Отец. Сёстры.

— Много их?

— Две. Цветане восемь, а Милолике — тринадцать. Её уже и сватают, но отец согласия не даст. Рано ещё.

— А она? Или у вас мнение женщины мало кого интересует.

Гремислав поставил перед Катериной кружку с чаем. А за окном гудел ветер. И к самому окну прилипли белые пятна снега.

— Отчего же. Разве добрый родитель будет своего ребенка неволить? Но порой влюбленное сердце слепо…

— И глухо. И в целом человек теряет остатки ума, — проворчала Катерина. — Знакомо… значит, семья у тебя большая. А твоя?

— Некромантам с этим сложно, — он снова устроился на прежнем месте, подальше от Катерины. — Говорю же… нас боятся. Или…

Гремислав задумался.

— Мы неприятны? Обычным людям. Силу, как ни контролируй, когда её много, то она вот прорывается. И рядом с некромантом тяжело находиться. Маленькие дети плачут. Взрослым вот тягостно. Маги, те могут защититься, но под защитой — это как… в доспехах целый день. Тяжко.

— Странно, — Катерина к себе прислушалась, отметив, что никаких особых неудобств не испытывает. — Ничего не чувствую.

— Может, сила сбоит. Или мир ваш, — как-то Гремислав это не слишком уверенно произнёс.

— Может, — согласилась она. — Посмотрим. А как ты вообще стал некромантом? Точнее как поняли, что ты — некромант?

— Это было предопределено, — он бросил в чай пять кубиков сахара. Потом подумал и добавил ещё два. — Мой отец — князь…

— Так ты, выходит, княжич?

Кивок.

Вот ведь. И главное, окажись Гремислав каким-нибудь бароном там или графом, или герцогом, возникло бы чувство… несоответствия? Пожалуй. А вот княжич — это да. С физии если, то истинный княжич. И Катерина сидит вот, пьёт чаи с княжичем-некромантом.

Может, и она свихнулась?

На пару с Ленкой?

А что, история знает примеры массовых психозов. Хотя там исходные данные слегка иные.

— У нас титулов нет, — пояснила она. — Никогда княжичей не видела. Извини.

— Да ничего. Матушка… когда стала княгиней, то над ней провели ритуал, — чай Гремислав размешивал неспешно и старательно. — Князь много власти имеет. Но дана она, чтобы землями править мудро, ко всеобщее радости и благоденствию.

Это уже звучало сказкой.

— А потому и вкладывают в женское чрево дар света, от земли исходящий, с тем, чтобы дитя в утробе ещё дар этот приняло. И чтобы он дитя переменил. Тогда рождается новый княжич. Светлый. И с землёй своей он связан, силу из неё черпает и её же бережёт, о ней заботится.

Звучало красиво.

— А некроманты при чём?

— В мире свет и тьма в равновесии пребывают. Нельзя кому-то отдать свет, не отдавши и тьму. Вот второй ребенок обычно и получается некромантом.

Охренеть.

Катерина и охренела. И прихлебнула чайку.

— Значит, твой брат… князь. А ты некромант?

— Будущий князь, — по лицу Гремислава пробежала тень. — А я — некромант. Не думай. Я не в обиде. Дома меня любят и уважают. И каждый знает, что я принял силу свою платой за благополучие княжества.

Живая жертва.

— Кроме того некромантом быть куда интереснее чем князем, — он улыбнулся. — Князь… мой отец не способен надолго свои земли оставить. Слабеет он без них. А я вот могу по мирам ходить.

— Их много?

— Очень. Разные. Есть открытые, которые связаны с другими… как вот города и сёла дорогами. Они и торгуют, и обмениваются. Порой — воюют, но это уже сложнее. Есть полуоткрытые, в которые можно попасть. Портальщики строят переходы, если имеется надобность. Есть запертые, ещё не готовые впустить в себя иную силу ли, людей ли. Или такие, как твой, что лишь начали сбрасывать защитный покров.

— Тебе это нравилось? Твоя работа?

— Да, — он ответил просто и ничуть не задумываясь. — Меня обучали с малых лет. Когда знаешь, каков у ребенка дар, это просто. Потом, когда я начал входить в силу, пришлось уехать. В Гильдию. Это… это нужно. Молодые некроманты не всегда способны сладить с даром и могут нечаянно навредить себе или кому-то…

Он осёкся и помрачнел.

— Ты этого боишься? — очень тихо спросила Катерина.

И по выражению лица поняла — угадала.

— Ты не помнишь, что случилось там, верно? — момент был подходящим, потому что сам Гремислав не скоро решится. — И боишься, что те, кого ты убил, могли оказаться людьми?

Огромная рука сдавила кружку.

И разжалась раньше, чем та треснула.

Вдох.

Выдох.

Контроль у него потрясающий.

— Да, — ответ тихий. — Но…

— Не обязательно говорить сейчас. Просто… я теперь хотя бы знаю, что ты хочешь вспомнить.

— А я не знаю, хочу ли. Дело закрыто. Меня признали невиновным.

— Признали. Они. Кто именно, понятия не имею. Но дело не в них. Дело в тебе самом. Верно?

Молчание.

И слышно, как там, снаружи, вздыхает и стонет ветер. И в вое его слышатся голоса, которые переговариваются, перешёптываются на разные лады.

— Если… если и вправду я убил… человека? — тихо спросил Гремислав. — Если не все они были… нежитью? Что тогда?

И Катерина совершенно честно ответила:

— Не знаю.

Утро началось с телефонного звонка. Причём на часах было четверть седьмого.

Катерина застонала и сняла трубку.

— Да, — произнесла она тихо, но тоном, который должен был бы пробудить в собеседнике если не совесть, то хотя бы сомнения в том, что стоит звонить людям в такую рань.

— Катерина Андреевна! — раздался нервный голос, который она узнала сразу и сумела сдержать стон. — Вы где? Я тут к вам приехал! А вас нет! А мне надо!

— Доброго утра, Матвей Степанович, — Катерина закрыла глаза, испытывая преогромное желание телефон отключить.

— Да, доброго… вы мне нужны!

— Зачем?

— Вы должны меня спасти!

— От чего?

Спокойствие. Только спокойствие. И ноги вытянуть. И попытаться разогнуться, потому что диванчик времён её теплых воспоминаний оказался вовсе не так уж мягок. То ли годы сказались, то ли собственный Катерины возраст.

— От меня самого! — нервически воскликнул Матвей Степанович. И Катерина представила, как он отирает платочком бритую голову. — У меня снова эти мысли… эти самые… про общественное благо!

— Вы хотите его совершить.

— Я хочу набить морду подрядчику.