– Ты не устал?

– Нет.

– С непривычки может показаться утомительно простоять всю службу. На самом деле это сил придаёт.

– Веруйте, ибо не знаете, когда господь ваш придет. – Сказал Люсьен, он много читал, в том числе и Библию. Он опять замолчал, потому что его слова Шери могла истолковать как некий сарказм. А он не хотел ее обижать. И не знал, как себя теперь вести с ней. Шери посмотрела на задумчивого Люсьена, улыбаясь и щуря глазки. Взяла его за руку и остановила. Она положила руки ладонями на его грудь и довольно плотно прижавшись к нему всем телом, таким образом, что Люсьен невольно обнял Шери за талию.

– Ты что загрустил, милый мой человек, воин Иисуса Христа?

– Почему я воин Христа?

– Ты же крещеный, да?

– Да, меня крестила тетка, очень верующая была, это я уже в старших классах школы учился. Но это так было, типа надо, и крестили, на всякий случай.

– К Богу прийти нужно, сразу это не дается. А вот когда тебя крестили, то обязательно назвали воином Христовым, поэтому ты «воинствовать» должен, противоборствовать, разрушать, уничтожать зло и неправду.

– Как-то это не мое. – Сказал Люсьен.

– Сегодня не твое, а что будет завтра, никто не знает. Ты ведь не бросил меня в болезни, значит, ты воин Христа, спасал меня, беспокоился, мне это очень приятно. – Шери посмотрела Люсьену в глаза и погладила ладонями его грудь. – Ты добрый человек, на самом деле, и не грусти от моего посещения церкви. В конце концов, на наши игры в постели это никак не влияет. – Шери посмотрела в глаза Люсьену лукаво и засмеялась, а Люсьен, вспоминая, как они обычно зажигают в постели, улыбнулся.

– Так-то да.

Шери потянулась губами к губам Люсьена, они нежно поцеловались. Шери еще раз улыбнулась и сказала очень тихо, почти одними губами:

– Я тебя люблю.

Никогда до этого и никогда после Шери не говорила Люсьену, что любит его, считала, что этот вопрос решен.

– Пойдем в магазин, купим вина и что-нибудь вкусное, я тебе приготовлю обед, ты похудел, пока за мной ухаживал.

– Тебе вина нельзя.

– Я и не буду, может, только пригублю. А потом мы отметим мое чудесное выздоровление, как ты любишь говорить, горячим и разнузданным сексом. – Они засмеялись.

Вечер был чудесным. На следующий день Шери завела весьма удививший Люсьена разговор на философские темы. Они гуляли после проливного дождя, и улицы были мокрыми.

– Не убий, не укради, не прелюбодействуй. Что тут непонятно? – Говорила Шери спокойно, одновременно маневрируя вокруг лужи на тротуаре. Люсьен держал ее за руку, чтобы Шери было удобней балансировать на бордюре, обходя лужу. – Не делай, потому что это в твоих интересах.

– И где же тут интерес? Прелюбодействие, конечно, грех, но ведь чертовски, прости господи, приятно. – Высказался Люсьен. Шери остановилась и, не отпуская руку Люсьена, посмотрела ласково ему в глаза снизу вверх. Она была на полторы головы ниже Люсьена.

– Будешь так делать, тебя же потом предадут, у тебя переукрадут, а то и убьют. Кому-то покажется и они даже в этом уверены, что не убий ладно, а как не укради? Прелюбодействие, это тоже вид кражи. Как жить то, если не украсть? И зачем жить? Так немало людей думают. Так и живут, растрачивая себя, а потом удивляются, что их обманули и у них украли. Какой привет, такой ответ. – Сказала Шери и отпустила Люсьена. Они медленно пошли дальше. Люсьен после паузы сказал:

В нашей семье воровать вообще не принято. Мама рассказывала, что когда они с отцом поженились, жили очень дружно и счастливо. А между прочим, у них кровати не было. Были доски на чурбаках, и на них уже матрас и постель. Они на севере тогда работали, там вообще сурово всё, а тогда и тем более. Отец как-то принес десятку, это по тем временам приличные деньги были. А мама спросила, что это за деньги, для зарплаты мало и не время. Отец ответил, что в лесу нашел под пеньком. Тогда мама сказала, что ей муж нужен дома, а не в тюрьме. Отец не был меркантильным и больше никогда ничего такого под пеньками не находил. Теперь другое дело. Воровать по-прежнему нехорошо, но мир изменился, отношения должны поменяться. В том числе между мужчиной и женщиной. Об этом много пишут. – Заметил Люсьен.

Мир материальный, да, изменился: машины, паровозы, тепловозы, микроволновки, сотовая связь. А люди что? Разве люди изменились? Квартирный вопрос вроде бы отпал с приходом ипотеки, а люди всё равно портятся от других вечных, ими же придуманных проблем. Сами превращают свою жизнь в проблему. Разве мужчины научились рожать, а женщины разучились это делать?

Дети, эти цветы жизни, превращают жизнь в заботу о них. И всё меньше людям улыбается эта перспектива. Дети не на время, а навсегда приходят в жизнь родителей. Шери посмотрела на Люсьена таким взглядом, что Люсьен счёл необходимым поправить свои выводы. Без детей, конечно, никак нельзя, как без любви. Шери немного помолчала, и они тем временем шли по мокрому парку, иногда листва роняла на них капельки, стекавшие после только что прошедшего дождя.

– Ты только не думай, что я слишком повернута на религиозных темах, – сказала Шери. – Ты про любовь сказал. Это ведь краеугольный камень веры, а значит и то, что жизнь людей делает осмысленной и счастливой. Любить друг друга – это и есть счастье и смысл жизни. В Библии написано, что смысл жизни в вере, надежде и любви, но любовь из них больше. – Шери, улыбаясь, посмотрела на Люсьена, словно открывает тайну великую. – Понимаешь, любовь больше веры и надежды. Любовь главное, любовь это Бог, а он создал нас по своему образу и подобию.

Еще бы знать, что такое любовь? А то после слов «я тебя люблю» бывает, что человек идет спать с другим, видимо, тоже любит?

– Не богохульствуй, – Шери ласково дотронулась до руки Люсьена. – Ты же понимаешь, что я не об этом безобразии. Я про идеалы, как задумано было для достижения счастья. Без любви человек ничто, хоть самый умный и могучий, и богатый, и веру познавший, он ничто.

– Любовь. Что это? – не унимался Люсьен. – Как понять, что любишь человека, а не секс с ним? Или занимаешься с человеком сексом ради материальных выгод? Вышла замуж за деньги, а не за человека, или женился на богатой. Где тут любовь? А говорят, что полюбили, прям от всей души.

Шери остановилась и, глядя в глаза Люсьену, говорила тихо и медленно, цитируя Библию:

– «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестает…». – Шери отпустила Люсьена и добавила. – Если человек всё это чувствует по отношению к другому человеку, значит, он любит. Секс без любви – просто томление духа, получение низкопробного удовольствия и более ничего. А в сочетании с любовью мужчины и женщины тот же секс превращается в единение душ, в счастье.

Люсьен был немного удивлен, что Шери так глубоко разбирается в теме, которая никому на свете не понятна, и после небольшой паузы сказал:

– Оспаривать то, что ты говоришь, не имеет смысла. Разве что добавить. Любовь, когда чувства переполняют человека до краев и выплескиваются водопадами нежности на любимого человека. Если при этом его тоже любят, и он получает мощный ответный заряд, гамму самых приятных чувств. Как-то так. Такие любящие друг друга люди счастливы, и они могут просто летать, ну хотя бы мысленно. Наслаждаясь тем, что они рядом. Что они любят…

Шери слушала Люсьена:

– Это как рай для двоих.

Да, наверное. Проблема в том, возможен ли рай на грешной земле? Или как долго такой «рай» возможен и не является ли это антиподом рая, просто похоть? Может быть, это просто химические реакции и ничего более? Ученые люди, которым, похоже, больше нечем заняться, выяснили, что воздействие на организм дофамина вызывает чувство удовольствия. А другие ученые считают, что на самом деле дофамин не так работает. Он создает у человека ощущение, предвкушение, ожидание результата, как при занятиях любовью ожидание оргазма. А выделяющийся организмом человека окситоцин снижает тревогу, дарит спокойствие, вызывает доверие к любимому человеку, даже когда он и не достоин всего этого!