Подобный вопрос вызывал легкое раздражение.

– Двадцать пять. Но при чем здесь мой возраст? – взглянув на следователя, стараясь сдержаться, ответила я. Прозвучало это довольно резко, и я, постаравшись взять себя в руки, продолжила уже спокойнее.

– Полагаю, что деятельность моего мужа была связана с инвестированием в различные проекты. Такой ответ вас устроит?

Одно дело просто повторить то, что я уже говорила под протокол, и совершенно другое, когда посторонний пытается перевести разговор к частному. Возможно, для следствия одно без другого существовать не может, однако это здорово действовало на нервы.

– Ник преуспел в этом. Я – нет. Дома мы старались не обсуждать подобные вопросы.

– Хорошо. Допустим, – не стал возражать Михаил Федорович. – Ваш муж не вернулся к назначенному времени. Что было дальше?

– Ничего, – пожала я плечами. – Сообразив, что поход в театр отменяется, я занялась другими, более насущными делами. До вечера что-то делала в саду, затем смотрела фильм. Фильм закончился ближе к одиннадцати, и, прежде чем отправиться спать, я еще раз набрала Ника. Его телефон по-прежнему был не в сети. А затем, около часа ночи, мне позвонили, сообщив, что произошла авария. На этом, собственно, всё. Всё, что происходило далее, полагаю, Вам хорошо известно из протоколов.

– На допрос вы явились с адвокатом… – вкрадчиво заметил Михаил Федорович, приглядываясь ко мне. – На это были причины?

– Меня тогда больше суток продержали в отделении, бесконечно задавая одни и те же вопросы, на которые у меня просто не было ответов. Я не знаю, чего от меня хотели добиться. Всё, что я знала – я уже рассказала. Ник погиб в аварии, не справившись с управлением. Если всё так, к чему все эти вопросы и тогда, и сейчас?

– Скажем так, существуют некие обстоятельства, намекающие на то, что авария произошла не случайна.

– По крайней мере, это объясняет Ваш интерес к моей скромной персоне, – немного помолчав, обдумывая услышанное, произнесла я. – Наследство…

– Вот видите, вы и сами все прекрасно понимаете, – улыбнулся Михаил Федорович. – Других наследников у вашего мужа просто нет. Разве что, – развел он руками, – это может быть как-то связано с его бизнесом. Только вот что странно: никто так и не смог мне внятно ответить на вопрос, чем же все-таки занимался ваш супруг. Довольно странно, не находите? Честно говоря, я очень рассчитывал, что наша сегодняшняя беседа поможет это прояснить.

– Полагаю, этот вопрос резоннее адресовать его подчиненным?

– Конечно, – легко согласился Михаил Федорович. – Только вот незадача: они и сами не вполне в курсе, чем занимаются на рабочем месте. Ну, то есть вроде бы чем-то и занимаются, вот только все это очень напоминает мыльный пузырь, некую иллюзию деятельности.

Я молчала, не зная, какого ответа он от меня сейчас ожидает.

– Что ж, – произнес он после непродолжительной паузы, поднимаясь из-за стола. – Благодарю, что уделили мне время. Ах, да! – будто только что вспомнив, спохватился он, уже направляясь в сторону входной двери.

– Еще один вопрос: я обратил внимание на автомобиль… На нем ездите вы?

– Ну, да. – Не видя причин скрывать очевидного, кивнула я.

– А другие автомобили у вас имеются?

– Автомобиль мужа после аварии восстановлению не подлежит. Получается, остался только этот. – Не очень понимая к чему он клонит, пожала я плечами.

Михаил Федорович кивнул и повернулся к двери. Я уже собиралась было выдохнуть с облегчением, однако, уже взявшись за ручку, он вновь повернулся ко мне:

– Совершенно вылетело из головы, – смущенно улыбнулся следователь. – Вы упомянули, что ваше алиби в тот вечер может подтвердить прислуга. Однако мне так и не удалось связаться с некоторыми из них. Пётр Нежданов. Кажется, он у вас работал. Не подскажите, как бы я мог его найти?

– Он работал у нас поваром. Уволился в начале этого месяца, – пояснила я.

– Можете сообщить его контактный номер? Предыдущий следователь, занимавшийся делом вашего мужа, к сожалению, в протоколе эти сведения не указал.

Несколько секунд я колебалась. Номер Пьера у меня, естественно, был. Однако мой телефон лежал наверху, в спальне. И для того, чтобы его принести, пришлось бы оставить следователя на несколько минут без пригляда, чего мне делать совершенно не хотелось. Однако, откажи я сейчас в такой малости, боюсь, это может вызвать ненужные подозрения. Так что делать нечего.

Следователь остался стоять в прихожей, я же поднялась к себе в комнату. Взяв телефон и спускаясь по лестнице, к своему удивлению, Михаила Федоровича на месте я не обнаружила. Зато он обнаружился в гостиной: не сразу меня заметив, с интересом рассматривал картину, висящую над камином.

Растерявшись в первый момент от такой наглости, быстро совладав с эмоциями, я кашлянула, чтобы привлечь внимание.

– Ох! – вздрогнул Михаил Федорович, оборачиваясь. – Простите Бога ради мое любопытство, – смутился он. – Просто я никогда ранее не встречал в реальности работы Сальватора Роза. Это ведь его картина “Хрупкость человеческой жизни”, если я не ошибаюсь?

– Копия, – холодно ответила я. – Мне кажется, вам пора.

– Да-да, конечно, – смущенно улыбнулся он, отступая к выходу. Однако выражение его глаз в этот момент, даже близко то самое смущение не напоминало. Скорее, издевку.

Записав номер телефона, следователь наконец-то отчалил. Когда за ним захлопнулась входная дверь, я с шумом выдохнула. Внутри меня все клокотало от едва сдерживаемой злости. Я вернулась в гостиную.

Картина все также висела над камином, однако внимательно приглядевшись, от моего взгляда не ускользнуло то, что она слегка сместилась в сторону. Подойдя ближе, я заглянула за картину. Сейф, скрывавшийся за ней, был заперт, что, несомненно, порадовало. Однако то, как следователь провел меня, вызывало в душе негодование. Я злилась. По большей части, на себя, стоило признать. Ведь знала же, что он появился неспроста. Чувствовала.

Что же он здесь вынюхивал? Перемещение следователя по дому в мое непродолжительное отсутствие едва ли можно было принять за невинную выходку. Впрочем, не особо он и старался скрыть свои намерения. Пожалуй, стоит проверить, а действительно ли он следователь? Обзавестись липовым удостоверением вполне под силу каждому, будь в том необходимость.

Я уже было собралась позвонить в отделение полиции, чтобы уточнить, работает ли у них сотрудник с фамилией Кондратьев, однако не успела: в дверь постучали.

Решив, что это следователь по какой-то причине вернулся, я решительно распахнула дверь. Однако передо мной на пороге стоял Егор Хардин – частный детектив. Признаться, мысль о том, что сегодня он приступает к работе, совсем вылетела из головы.

– Добрый день, – поздоровался детектив. Видя на моем лице замешательство, он счел необходимым добавить:

– Мы договорились, что сегодня я приступаю…

– Да, конечно. Я помню, – выдав одну из лучших своих улыбок, не моргнув глазом, соврала я, пропуская его в дом.

– Ваши намерения не изменились? – приглядываясь ко мне, уточнил он.

– Нисколько.

Сегодня Егор Всеволодович был одет еще более демократично, чем в прошлую нашу встречу. Бежевые брюки, светлые кроссовки, белая футболка, поверх которой светло-серая летняя рубашка нараспашку, с абстрактными темными линиями, напоминавшими пальмовые листья, не скрывавшая, а скорее, наоборот, подчеркивающая замысловатый рисунок татуировки, начинавшейся от самого запястья, увешанного массивными плетеными браслетами, и интригующе тянувшейся куда-то вверх, к шее, скрываясь от глаз под коротким рукавом. Необычно, но довольно стильно. Более того, стоило признать, Егор Всеволодович во всем этом прикиде выглядел довольно органично. А вот представить его в деловом костюме моей фантазии совершенно не хватало. Впрочем, какое мне до этого дело?

Оказавшись в прихожей и немного оглядевшись, детектив вновь заговорил: