– Там, откуда я родом, положено на то, что положено. Я разрешаю. – понемногу входя в образ, говорила я. – Всё, Сэймой меня называть будешь.

«Я, может, и привыкну как-то к этому имени, если хоть кто-нибудь меня так называть станет. А то, чую, скоро кому-либо как ляпну, что я Сэйма-шельма… Ой, мамочки-и…» – подумала уже после того, как высказалась.

– А ещё о дарийцах расскажете? Что у вас ещё положено?

Я вздохнула, сама потянулась к ручке на дверях, около которой мы топтались, и тут же её распахнула.

– Посмотрим на твоё поведение. – фыркнула и коротко скомандовала: – Входи.

У Барнса глаза сделались большими-пребольшими, но, слава богу, он спорить и кочевряжиться не стал, а шагнул вместе с подносом в очень душное помещение. Я за ним, разумеется. Осторожненько, тихонечко, как мышка, я, подобрав уродскую юбку от платья, шла след в след, пока не услышала голоса. Женские. Преимущественно скрипучие и старческие.

– О, Барнс, как там эта? К праотцам не отошла?

Я замерла у бочки, которую ловко обогнул мой сопровождающий и которую за ним особо видно не было, и громко кашлянула.

– Добрый день. Не отошла. – объявила, не забыв о приличиях и даже поздоровавшись. – Пошли все… вон.

У огромного деревянного стола, за которым чадила большая печь, кучковались три женщины. Две бабульки, как Барнс и предполагал, и довольно молодая пышнотелая особа, что жарче всех испепеляла меня взглядом. Все смотрели на меня, как на придурочную.

Мне не особо понравилось, что бабки были в чёрной одежде. Навевало нерадостные мысли. Казалось, они ждут моей смерти и переоделись заранее, чтобы потом не отвлекаться на переодевание в траурные одежды. А может быть, мне и не казалось. Может быть, оно всё именно так и было. Отраву же какую-то мне вчера подмешали в еду, а эти как раз на кухне трутся.

– Кто позволил вам выходить? – очень громко и противно заскрипела одна из старух. – Что вы здесь делаете?

– Я так понимаю, со слухом у всех проблемы, да? – гордо расправив плечи, я повторила манёвр мальчишки и успешно обогнула бочку, стоящую посреди прохода. – Я объясню. Вчера меня пытались отравить, подмешав яд в еду или воду. Мой муж абсолютно точно найдёт виновного и накажет его по всей строгости, а пока его нет, я даже разговаривать с вами не желаю. Поэтому пошли все вон из кухни. Я буду готовить и есть.

Посмотрев на каждую из собравшихся женщин строгим взглядом, я отпустила подол юбки и упёрла руки в боки.

– Здесь я хозяйка. – подала голос самая молодая из них, не носящая по мне траур. В красивой блузке, с впечатляющим декольте, не скрытым ни воздушным фартуком, ни тёмными космами, торчащими во все стороны, она выглядела довольно… впечатляюще. Особенно впечатляющим был большой нож, который она сжимала в руке. – Ты вчера травилась. Сама! Я тебя в кухне одну не оставлю. Ты дарийка!

Барнс громыхнул рядом подносом с посудой и что-то прошептал дерзкой женщине на ухо.

– Если я дарийка, мне есть не положено? – с недовольством наблюдая, как мой голубоглазый почти что друг что-то нашёптывает наглой особе на ухо, я почти что истерично взвизгнула.

– Да кто тебя знает? Ты здесь чужая! Враг! – злобно выплюнула она. – Себя отравить не получилось, может, ты нас всех отравить решила?! Я тебя к своей кухне не пущу!

– Мы просто возьмём немного еды и уйдём. – взволнованно зашептал Барнс. На этот раз я его хотя бы услышала. – Не нужно всего этого, пожалуйста. Граф осерчает.

– Сейчас осерчаю я. – зло прошипела я. – Дарийцы голодные, знаете, какие кровожадные? Да здесь клочки полетят по закоулочкам! Да я вас в порошок всех сотру! Быстро выметайтесь отсюда! Пока есть откуда, выметайтесь! Не достанется кухня мне, не достанется она никому. Разнесу здесь всё. В пыль, в труху, в сопли… – не на шутку разошлась я. – Пошли отсюда!

Бабки прониклись. Встрепенулись, на выход засобирались, а вот та борзая, с ножом в руке, даже не шелохнулась.

– Ты меня своими истериками не проймёшь. Это моя кухня. Из-за какой-то мерзости, я не стану рисковать жизнями других людей. Кто знает, на что такая, как ты способна… – хищно щурясь, выговаривала она. – С места не сдвинусь.

– Лиаша, пожалуйста… – моляще протянул Барнс, вцепившись в руку пышногрудой особе. – Да что тебе стоит? Я присмотрю. Графиня только возьмёт себе что-нибудь из еды. Может, из готового, а может, я что состряпаю. Ну что тебе стоит? Войди ты в положение! Её вчера кто-то отравить пытался. И заметь, наш граф жену себе выбрал под стать себе, такую же добрую и милосердную. Вон, она уже сколько здесь, а ещё ни разу тебя в покушении на свою жизнь не обвинила, даже в темницу не бросила. А это ведь ты ей еду накладывала…

– Ты что, паразит, несёшь? – встрепенулась, как я поняла, кухарка.

Мне решительно не нравилось, что эти двое общались между собой так, будто меня здесь не было. Как в такой атмосфере в образ нормально войти? Графиня, графиня… а кто это вообще? Как это вообще? Судя по всему, что я видела и слышала, это никак. Никакой мне власти, никакого мне уважения, никакого мне послушания. Обидно же, чёрт побери!

– Пусть остаётся. – громко заговорила я, привлекая к себе внимание. – Я как раз наверстаю упущенное и поинтересуюсь, как вышло так, что еда, которую готовила и накладывала эта кухарка, оказалась отравленной.

Устроив небольшую ревизию на чужой кухне, я осталась очень довольна. Признаться, я очень сильно боялась, что здесь окажется какой-то совершенно незнакомый и странный перечень продуктов, из которого я могу слепить конфетку, только с чьей-либо помощью и чередой бесконечных расспросов.

Взяв в руки ломоть подмороженного мяса, который при детальном осмотре оказался ещё и без кости, я удовлетворённо кивнула. Не стала спрашивать, каким расчудесным образом в таких условиях, при явном отсутствии холодильника, мясо подвергалось заморозке, прежде чем попасть ко мне в руки. Ссыкотно было, конечно же. Я боялась опростоволоситься на чём-то очень лёгком и банальном, известном вот прям всем-всем.

– Я жду. – криво усмехнулась я, поймав взгляд наблюдающей за мной Лиаши. – Зачем ты добавила яд в мою еду?

Девица выпятила свою впечатляющую грудь вперёд и уверенно заявила:

– А я ничего не добавляла. Зачем мне это? Стала бы я тебе помогать проститься с жизнью?

– И правда. – улыбнулась я, потянувшись к корзинке, где лежали яйца. – Незачем. Не стала бы. – иронизировала я. – Тогда как же так получилось?

– Меня это не интересует. И на твои вопросы я отвечать не собираюсь. Ты для меня никто.

– Ну и ладно. – кивнула. – С мужем моим будешь разговаривать тогда. Он с дороги злой приедет… Ох, что будет.

– Поверь, ничего не будет. Уж я знаю, как прогнать злобу графа.

У меня чуть яйца не выпали из рук от этого заявления.

Стараясь сохранять самообладание, я тихонько хмыкнула и принялась готовить кляр.

– Это мы ещё посмотрим. – взбивая муку с яйцами, протянула я.

Гадкая женщина мне ничего на это не ответила, но мне и не нужно было. Меня уже взбесили её слова до того, что мне миску с кляром этой гадюке на голову надеть захотелось. Я с трудом сдерживалась.

– Масло. – скомандовала я Барнсу. – Для жарки. – внесла дополнение, отставив от себя миску и шагнув к полке со всякой кухонной утварью.

Сковородку я выбирала почему-то, как меч или любое другое оружие. Взвешивала, приценивалась, которая лучше лежит в руке, будто совсем не для жарки отбивных хотела её использовать.

Мой юный помощник занырнул в ту самую бочку, что стояла на проходе, с железной кружкой и вынырнул с ней же.

– Масло? – прищурилась я, перекинув сковородку из одной руки в другую.

Подошла, понюхала, палец обмакнула в тёмную маслянистую жидкость и удовлетворённо кивнула:

– Масло. На, – вытянув сковороду, я отдала следующий приказ, – Наливай масло и ставь на огонь.

Пока я нарезала тонкими ломтиками подмороженное мясо, никто и слова не произнёс, зато, когда я схватила скалку – аналог отбойного молоточка для мяса, который я не сумела здесь отыскать, кухарка встрепенулась: