– Где он обычно останавливается в Париже? Или ему нужно приготовить комнату? – забеспокоилась госпожа де Соммьер. – Мориц Кледерман путешествует не так уж часто.

– Похоже, теперь это не так. Но насколько я его знаю, он не захочет никого стеснять. Думаю, он остановится в "Рице", как раньше делал и я. И это естественно, потому что Сезар Риц[443] родился под небом Гельвеции, так что нам остается только ждать, когда он прилетит, – заключил Альдо.

Больше о прилете банкира сказать было нечего, и они спокойно уселись завтракать.

Не прошло четырех часов, как раздался новый телефонный звонок. Мориц Кледерман сообщил, что действительно расположился в отеле на Вандомской площади, и пригласил к обеду тандем Альдо-Адальбер. Разобиженная маркиза тут же оседлала любимого конька:

– Вечная дискриминация! Как только предстоит что-то интересное, мужчины объединяются и отстраняют женщин!

– Неужели так интересно обедать в "Рице"? – поддел ее Альдо – Мне казалось, обеды не входят в сферу ваших интересов!

– Разумеется. Но я предпочла бы увидеть этого невежу сегодня на обеде у себя. Мы по уши завязли в истории, в которой нам ничего не ясно. А я убеждена, что неожиданное путешествие банкира связано именно с ней. И мне непереносима мысль о том, что меня отставляют в сторону! И План-Крепен тоже! И нечего так на меня смотреть! Я прекрасно сознаю, до какой степени неприлично мое возмущение, но бывают минуты, когда чаша терпения переполняется!

Адальбер тут же поспешил на помощь другу.

– Не вижу причины для обид, – заявил он. – Господин Кледерман сама учтивость, он никогда бы не позволил себе пригласить вас на обед телефонным звонком. Графиню Валери, свою тещу, он никогда и никуда не приглашает по телефону. И когда речь идет о вас, о такой знатной даме...

– Конечно! Добавьте еще: когда речь идет о вас, таком древнем, историческом монументе!.. Что же мне, сгореть от любопытства, что ли? И ей тоже? – произнесла маркиза, взглянув на неожиданно оживившуюся План-Крепен.

– Адальбер совершенно прав, – подхватил Альдо. – Мориц человек по натуре застенчивый, а с вами он едва знаком. При этом он человек страстей. Я за ним знаю две: он страстно любил свою жену, и ее трагическая гибель осталась для него незаживающей раной. Вторая страсть – его коллекция. Я убежден, что мы будем говорить о делах. Поэтому, с вашего разрешения, – продолжал, он, отвесив театральный поклон и улыбнувшись, – мы отправимся в отель и разделим хлеб-соль с банкиром, после чего, не сомневаюсь, он пригласит вас на завтрак или ужин. А мы во всех подробностях расскажем вам о нашей трапезе.

На этот раз Альдо получил ответную улыбку.

– Подойди и поцелуй меня! Иной раз я всерьез думаю, что ты меня знаешь лучше, чем я сама себя знаю. Намного лучше. И, быть может, мне надо быть с тобой осторожнее!..

Войдя в отель "Риц", Альдо невольно спросил себя, уж не заболел ли его тесть манией величия, это он-то, который после трагической гибели жены жил всегда сдержанно и скромно? Мориц Кледерман ждал своих гостей не в одном из двух баров "Рица", а в салоне "Психея", освещенном великолепной хрустальной люстрой. В этом салоне спокойно разместились бы двенадцать человек, банкир распорядился здесь накрыть стол для троих. В огромном камине потрескивал огонь, с каминной полки надменно взирала мраморная Мария-Антуанетта. Еще более неожиданной была искренняя радость, с какой встретил своих гостей обычно сдержанный и застегнутый на все пуговицы банкир.

– Вы решили выбрать самый большой зал? – иронически поинтересовался Альдо, не спеша обходя гостиную, которая была хорошо ему знакома. – Здесь можно было бы найти помещение и поменьше.

– Я знаю это не хуже вас. Но то, что я хочу сообщить вам, требует особых условий. Расстояние, которое будет отделять нас от стен и от дверей, должно оградить нас от стороннего любопытства.

– Но вы знаете не хуже нас, что персонал этой гостиницы вне подозрений, – с невольной улыбкой произнес Адальбер.

– И почему в таком случае вы не дали мне лишней минуты, чтобы я пригласил вас к тетушке Амели? Она сочла за обиду, что вы не приехали прямо к ней, – подхватил Альдо.

– Я с удовольствием навещу ее завтра, если она будет так добра и примет меня. Но сейчас я предпочитаю, чтобы мы остались наедине. При дамах не говорят о делах. Но сначала выпьем по стаканчику и согласуем меню.

Впрочем, меню уже было согласовано. Великолепное и необсуждаемое. Оливье Дабеска, король всех метрдотелей, всегда предлагал своим избранным клиентам особые блюда. На этот раз он собирался угостить их суфле "Ампир" из камбалы, тарталетками с шейками креветок вместе с вином "Мерсо Гут д’Ор" 1915 года, а затем бекасами с картофелем и "Шамбертеном Гран Крю" 1906 года. С десертом он собирался определиться позже, в соответствии со вкусами и аппетитом гостей. С этими словами Оливье склонил тонкий элегантный стан, предупредил с любезной улыбкой на лице римского императора, что будет стучаться в дверь перед каждым появлением, и исчез.

– Вот оно – истинное совершенство, – с удовлетворением вздохнул Кледерман, поднимая рюмку "Шерри Карта Оро Вьехо", поданного в качестве аперитива. – А потом поговорим.

– Скажите же нам, что случилось, Мориц? – заговорил Альдо, молчавший на протяжении всей церемонии ознакомления с меню и обменявшийся лишь несколькими словами с Оливье, которого хорошо знал. Надо сказать, что портвейн Альдо не любил. – Вы принимаете нас, словно шейхов с берегов Персидского залива или ваших коллег-коллекционеров, которых нужно хорошенько умаслить, прежде чем предложить им обмен или сделку!

– А разве вы не коллекционер, Альдо? И даже двойной, поскольку вы мой наследник.

– Помилосердствуйте, Мориц! Что за разговоры! Вы в прекрасной форме, и радоваться больше меня вашей молодости может только Лиза. Скажите нам скорее, по какому поводу мы так роскошно пируем?

– Сейчас скажу! Начну с того, что после вашего неожиданного приезда из Грансона я, не переставая, думал о "Трех братьях". Эта странная история меня буквально преследовала. По вашему собственному свидетельству выходило, что семейка гораздо обширнее, и во времена Карла Смелого рубинов было не трое, а шестеро. А может, больше? Кто знает? Я смотрел и пересматривал всевозможные документы и свидетельства, касающиеся сокровищ Карла и их дальнейших судеб, но нигде не нашел даже намека на существование других рубинов!

– К сожалению, ничем не могу вам помочь. Я тоже рылся и тоже ничего не нашел. В списке сокровищ, доставшихся швейцарцам, они не упоминаются.

– В списке не упоминаются, но в реальности существуют. Один из них у вас, другой похищен у старой дамы, убитой в церкви, третий, как вы сами сказали, прячется за шоколадными бастионами. Дорогой мой Альдо, я принял решение достать для своей коллекции все эти три рубина! И подумал: а почему они обязательно должны были быть вместе с Карлом в Грансоне? В конце концов, никем не доказано, что Карл возил по опасным дорогам войны все свои сокровища. Интересно, каков же был его маршрут после несчастной битвы, которая все-таки не была в его жизни последней?

– Неужели не знаете? Право, я удивлен, – сказал Альдо, которому совсем не понравилось, что тесть уже счел камень, полученный в Грансоне, частью своей коллекции.

Пусть даже тесть сделал его в завещании наследником своего сказочного собрания драгоценностей, но сколько еще событий могло произойти до той фатальной неизбежности, о которой Альдо не мог без ужаса и подумать.

– Пробелы в образовании, признаюсь, – отозвался Мориц, – но, честно говоря, я рассчитывал на вас, зная, что вы не упустите ни единой мелочи, когда речь идет о драгоценности такого масштаба. Я не ошибся?