– Ужасный! Тягостный! У этого старого пня железные ноги, и скачет он как козел. Он меня просто убил!

– Правда? Что, археологи такие непрочные?

– Я египтолог! Значит, человек равнины. В Египте фараоны сами возводили горы, если уж им очень хотелось. И подумать только, завтра он намерен начать по новой! У меня было большое желание наврать ему, что нал! необходимо вернуться в Ишль...

– Говори ему что хочешь, ты в любом случае получаешь свободу действий. А у меня свидание в церкви.

– Женишься?

Неожиданный вопрос был приправлен изрядной порцией яда.

– Может, это было бы неплохо, – мечтательно отозвался Морозини, улыбаясь образу, витавшему перед его мысленным взором. – Ладно, не дуйся – бери стакан, и пошли со мной, я тебе все расскажу!

До условленного часа оставалось еще по меньшей мере двадцать минут. Карабкаясь по крутой лестнице, ведущей к церкви, Морозини не уставал задавать себе вопрос: какой рок приговорил его, князя, христианина весьма относительной набожности, мечущегося по Европе в поисках драгоценностей, похищенных из иудейской сокровищницы, к встречам с женщинами именно в католических святилищах. Другим наверняка назначали бы свидания в парках, в кафе, на набережной, а то и в маленькой уютной гостиной. Да и сам он не мог без мечтательной грусти вспоминать о том, как гулял с Анелькой в большой оранжерее парижского ботанического сада. Тогда он сходил по ней с ума, был готов на любую глупость, лишь бы завоевать ее, а теперь, сбросив ее, будто тягостный груз, на руки Анны-Марии Моретти, поспешил в Австрию, где его ожидали, конечно, весьма захватывающее, но настолько же и запутанное дело и... свидание с красивой девушкой в обители Бога, который, вполне вероятно, отнюдь не благословляет его предприятие!

Дверь под рукой Альдо скрипнула, и этот скрип гулким эхом отозвался в пустой церкви. Наметанный взгляд антиквара сразу же остановился на великолепном резном позолоченном триптихе XV века, возвышавшемся над алтарем. Он рассматривал триптих с удовольствием, но без удивления: для князя уже стало привычным изобилие роскоши в австрийских храмах. Зажженная лампада свидетельствовала о «Пресуществлении», но ему не хотелось молиться. Он сел на скамейку, чтобы налюбоваться вволю. Как быстро летит время перед лицом истинного шедевра!..

Скрип двери заставил Альдо подняться, он двинулся навстречу той, что появилась в дверях, завернувшись в черный плащ с капюшоном. Из-под плаща виднелись лишь лодыжки, обтянутые белыми чулками, и туфли с пряжками. Одетая таким образом Лиза как нельзя лучше соответствовала убранству старинной церкви.

Поравнявшись с Альдо, она встала на колени, наскоро пробормотала молитву, затем сделала князю знак сесть рядом с ней на скамью. Выражение лица девушки было серьезным, но Морозини не удержался от улыбки:

– Кто бы мог подумать во времена вашего голландского периода, что в один прекрасный день мы станем назначать тайные свидания в церкви, как их когда-то назначали в Сан-Марко, «Салуте», Сан-Джиованни и Паоло...

– Прошу вас, не говорите о Венеции! Не хочу сейчас о ней думать. Что же до «свиданий», будьте уверены – второго не будет!

– Как жаль! Но почему здесь, а не у вас или в гостинице?

– Потому что я не хочу, чтобы все знали о том, что мы знакомы. И можете не объяснять мне, зачем приехали в Гальштат, я и так знаю.

– Полагаю, вам рассказала госпожа фон Адлерштейн?

– Конечно. Она предупредила меня сразу же, как узнала, что вы в Вене.

– Почему? Ведь для нее я всего лишь именитый незнакомец...

– Грубая ошибка! Она знает о вас почти столько же, сколько я сама... Понимаете, князь, я никогда ничего не скрывала от бабушки. Со времени смерти моей матери – иначе говоря, сколько я себя помню, – она занималась мною, чтобы я не превратилась в куклу, воспитанную гувернантками. Мы любим друг друга, и я всегда ей все рассказываю...

– Даже о Мине ван Зельден?

– Особенно о ней! Она всегда знала, где меня найти, в то время как мой отец пребывал в уверенности, что я отправилась в Индию осваивать буддийскую мудрость или в Центральную Америку по следам цивилизации майя...

Морозини ужаснулся.

– Только не говорите, что вы тоже археолог! Мне и одного с избытком хватает.

– Успокойтесь, я знаю только обо всем понемногу. Кстати, как у него дела, у нашего милого Адальбера?

– Ну... настроение не блестящее. Надутый, он отправился осматривать надгробные камни древнего некрополя Гальштата в обществе профессора Шлюмпфа.

– Похоже, вас это радует? Зачем было говорить ему обо мне?

– Затем, что мне было приятно хоть немного сбить с него спесь. С тех пор как вы вместе путешествовали, он делает вид, что приобрел какие-то права на вас. А меня это несколько раздражает.

На этот раз не выдержала Лиза. Девушка звонко рассмеялась.

– Он прелесть, и я его ужасно люблю. Наше путешествие было очень забавным. Что же до вас, экселенц, я, конечно, два года работала у вас секретаршей, но это совсем не значит, что вы должны относиться ко мне как к своей собственности!

Морозини не дрогнув принял то, как она поставила его на место. Может быть, потому, что Лизино лицо, с ее веснушками, с короной блестящих кос в овальной рамке капюшона, умиротворяюще действовало на его душу.

– Ладно, – вздохнул он. – Оставим Адальбера в покое и вернемся к вашей бабушке. Не знаю, что вы ей обо мне наговорили, но эта женщина меня ненавидит!

– Вовсе нет. Она считает даже, что у вас есть обаяние. Но она вас опасается.

– Отличный результат! Значит, она вам доложила о моем визите?

– Естественно. И сейчас вы просто обязаны объяснить мне, почему готовы заплатить любую цену за украшение, принадлежащее той, что дорога нам обеим. Вы увидели ее в Опере, в бабушкиной ложе, и внезапно решили, что зам необходим именно этот опал и никакой другой?

Совершенно верно. Именно этот и никакой Друге:?! Я хотел было объяснить госпоже фон Адлерштейн, по какой важной, серьезной причине мне нужен этот камень, но она не стала меня слушать...

– Ну хорошо, – сказала Лиза, устраиваясь на скамейке поудобнее и складывая руки на коленях. – Я здесь и готова выслушать вашу историю. Как я понимаю, речь опять идет о проклятом камне?

– Да, он проклят, как и все остальные, которые мы с Адальбером дали клятву найти.

– Вы с Адальбером? Так, значит, вы вместе?

– Только ради этого дела – наверное, самого значительного в моей жизни как антиквара. Надо, чтобы вы разрешили мне на несколько минут воскресить Мину...

– Почему бы и нет? – улыбнулась она. – Знаете, я ведь ее очень любила.

– Я тоже... Помните тот весенний день почти два года назад, когда вы прибежали ко мне с телеграммой из Варшавы?

Девушка сразу же оживилась, вдохновленная страстью, с которой в былые времена выполняла свою работу в палаццо Морозини.

– Пришедшую от удивительного и таинственного Симона Аронова? Еще бы не помнить! Ведь после той встречи вы и пустились в это невероятное приключение, во время которого нашли сапфир, украденный у вашей матушки, а потом поручили мне привезти его в Венецию...

– Его там больше нет. Несколько недель спустя я передал его Аронову, встретившись с ним в Венеции на кладбище Сан-Микеле. Точно так же я поступил с «Розой Иорков», добытой нами в Англии при весьма драматических обстоятельствах.

– «Роза Иорков»? Но... ее же только что похитили из лондонского Тауэра?

– Не настоящую! Прошу вас, позвольте мне теперь объяснить вам, по какой важнейшей причине я не открыл вам раньше, о чем именно просил меня Аронов в своей варшавской берлоге. Вовсе не потому, что не доверял вам. Я дал слово... И если пренебрегаю этим сейчас, то только потому, что у меня нет выбора. Потом сами рассудите и... и постараетесь поскорее все забыть!

На этот раз Лиза ничего не ответила.

Альдо рассказал ей о своих польских приключениях, стараясь, впрочем, особенно не останавливаться на описании встреч с дочерью графа Солманского, а ограничась лишь сообщением, что спас ее от самоубийства, и рассказом о том, как пришлось следовать за ней по пятам после того, как он увидел ее на Северном вокзале с «Голубой звездой» на шее – той самой «Голубой звездой», которую они с Ароновым разыскивали.