– Ты продал мою жизнь! – выкрикнул молодой человек, – Зачем ты связался с парфянами? Кто тебя надоумил?

Вилик все еще не понимал. Ошалевший взгляд выдавал крайнюю степень его недоумения. Он продавал коней в Парфию, не ведая, что творит.

– Что такое в этих парфянах? Отчего я не могу продавать твоих коней тому, кто больше платит?

– Ты погубил нас, Гай, вольно или невольно! – бросил ему Корнелий, – Уж лучше бы ты крал, чем так!

Несколько подоспевших конюхов, тем временем, принялись убирать с глаз долой, бьющуюся в предсмертной агонии лошадь.

Антония обхватила мужа руками.

– Оставь Гая, Корнелий! Он не хотел тебе зла! Он не понимает, что сделал, разве ты не видишь? Пришла беда, откуда не ждали! Беда для нас с тобой! Пойдем отсюда! Нам надо собраться в дальний путь, если мы хотим успеть и спастись. Ты же слышал – посланцы императора близко.

Молодой человек обернулся к ней. Его лучезарная нимфа, его волшебница, его прелестная Антония, которой он мечтал подарить вселенную, теперь тоже будет вынуждена скитаться неведомо где. И все по его вине. Он не слушал ее предупреждений.

– Прости меня! – произнес он, – Ты все время говорила, что мы должны остеречься звала уехать отсюда, а я самонадеянно считал, что все несчастья позади и больше никогда не коснуться нас.

– Ты не мог предположить ничего подобного. Ты был верен своему цезарю, не затевал измены. Ты просто жил под солнцем и радовался жизни, как умел. Тебе не в чем винить себя, мой любимый. Тебе незачем терзаться.

Легкая повозка, запряженная парой резвых коней, ждала у входа. Рабы в панике носились между нею и домом, не понимая отчего возникла спешка. Мрачная, вооруженная до зубов охрана ожидала поодаль, готовая двинуться в путь в любой момент. Среди прочих, взволнованный Марк, больше друг, чем слуга Корнелия, задумчиво гладил ладонью длинный меч.

Антония еще медлила в доме. Гай, усевшись на ступенях мраморной лестницы, обняв голову раскачивался из стороны в сторону.

– Надеюсь, когда-нибудь я смогу отплатить тебе за твою дружбу, – с чувством сказал Корнелий Авлу на прощание, одной рукой засовывая за пояс переданный ему футляр с письмом, а другой рукой сжимая плечо Аттратина.

Корнелий был полностью готов. Поверх короткой туники – легкий плащ, скрепленный на плече пряжкой-драконом, кожаные сандалии на ногах с особым гербовым тиснением на ремешках, кожаная повязка на лбу, чтобы отросшие волосы не лезли в глаза.

Аттратин скользнул по дракону недовольным взглядом. Его все еще пошатывало от слабости, но он нимало не беспокоился о себе. Беспорядок в жизни Корнелия волновал его гораздо сильнее.

– Отплати мне тем, что останешься жив, – горячо проговорил он, – Тебя настигла горькая судьба. Такой судьбе сложно противостоять, но ты должен сделать все возможное и даже невозможное, чтобы спастись!

– Плохо, что Антония тоже должна терпеть лишения из-за меня. Из-за моего страстного, и столь губительного для нее желания быть вместе с нею, – отозвался Корнелий расстроенно.

– Сетовать нет смысла, все уже свершилось. Остается бежать без оглядки туда, где вас не достанут длинные руки императора. Воспользуйтесь «Деметрой» и отправляйтесь за море. Так вы скорее окажетесь в недосягаемости для Рима. Письмо передашь Луке, он примет вас двоих на борт, не ведая о том, кто вы такие.

– Спасибо, Авл! Твоя помощь и поддержка Марка Азиния бесценны и действительно очень много значат для меня. Вы оба сильно рискуете, помогая мне сейчас! Прошу тебя, сам будь осторожнее и не попадись!

Авл беспечно отмахнулся от предостережения, залез в дорожную сумку, выгреб украшения, переданные ему Юлией.

– Твоя сестра отдала мне это, чтобы я не испытывал нужды в дороге, пока буду добираться до тебя, – вымолвил он, – Я не собирался брать, но она настояла. Пусть теперь ее золото послужит вам с Антонией. Вряд ли ваш путь будет легким и близким…

– Оставь себе! У нас достаточно средств, чтобы добраться куда угодно. Сейчас больше, чем любые богатства нам потребуется удача!

– Юлия хотела, чтобы все это послужило для твоего спасения. Пусть так и будет! – не согласился Авл и насильно, как некогда Юлия, вложил украшения в руки Корнелия. Убери их поглубже, от любопытных глаз. И вот эту пряжку, – продолжил он потом, указывая на дракона, – спрячь, сними отсюда! Замени на что-то менее приметное. Тебе предстоит скрываться, уходить от возможных постов. Негоже в такой ситуации привлекать внимание дорогими каменьями.

Корнелий невольно побледнел, прикрыл пряжку ладонью, только сейчас сообразив, что его ждет далеко не увеселительная поездка. На безымянном пальце сверкнуло дорогое обручальное кольцо, тоже вызвавшее недовольный возглас Авла.

В этот момент Антония вышла из дома, облаченная в серые дорожные одежды, больше подобающие рабыне, а не супруге римского патриция. Корнелия ее вид еще больше привел в уныние. Он мечтал, чтобы она блистала, но вот к чему привели его неумеренные мечты. Антония скользнула взглядом по суетливым рабам, таскавшим поклажу в повозку, невесело улыбнулась Марку, словно извиняясь за нежданное, опасное путешествие. Еще раз поблагодарила Авла, самоотверженно спасавшего друга, и шагнула к мужу. Молча, с особенной заботой, соответствовавшей моменту, сняла приметную пряжку с его плеча, заменила ее медной, а золото вложила в ладонь Корнелия.

– Нам пора, – тихо сказала она, – Посланники из Рима должно быть близко.

Она была очень бледна, тонкие пальчики, дрожали, застегивая пряжку, но больше ничто не выдавало ее страха перед грядущим, или ее сомнений.

Авл углядел на ее руке такое же, как у Корнелия кольцо с сияющим голубым камнем и вздохнул:

– Снимите кольца! Они слишком приметны!

Парные кольца Корнелий заказал у лучшего ювелира в Риме еще весной, как символы любви и брака. Снять их ни у него, ни у нее не доставало духу. Антония жалостливо взглянула в синие глаза, прошептала:

– Я не могу…

Корнелий забрал руки Антонии в свои. Перевернул кольца камнями к ладони. От сознания собственной беспомощности перед злым роком у него тоскливо ныло сердце

– Ты выбрала неправильного мужчину, вынужденного, словно безродный странник скитаться по свету в поисках счастья, – горько обронил он, подсаживая ее в повозку, – Я бы хотел, одевать тебя в шелка, одаривать драгоценностями, с гордостью демонстрировать миру. Ты могла бы повелевать рабами в обширных владениях, прогуливаться по паркам Рима, в сопровождении, подобающей твоему статусу свиты и охраны, вызывая зависть женщин и восхищение мужчин. Вместо всего этого я заставляю тебя взобраться в тряскую повозку и устремиться в неизвестность, прочь ото всего, что тебе дорого. Должно быть ты тысячу раз пожалела о том дне, когда согласилась разделить со мной мою судьбу.

– Я никогда не пожалею о том, что полюбила тебя, – отозвалась она, прямо глядя в синие глаза дорогого мужчины, дрожащим голосом, зато уверенно, – Я не стремлюсь кем-то повелевать. Вызывать зависть других – не такая уж большая заслуга. Твоего восхищения мне вполне довольно для счастья. Обилие шелков и дорогих украшений не приносит сердечной услады. Мое счастье – ты, Корнелий, твоя ослепительная улыбка, твои ласковые руки, теплые губы и твое любящее сердце. Вот чего на самом деле я бы никогда не хотела потерять и именно там, где находишься ты, хотела бы быть.

Он благодарно ее поцеловал, со вздохом выпустил из объятий, потому что рассуждать и сетовать в общем-то было некогда, взял протянутый рабом острый гладиус, прицепил к поясу под плащом, подальше от любопытных глаз, еще раз пожал руку Авла, вскочил в седло, подведенного к нему коня и дал знак к отправлению.

Антония в последний раз взглянула на высокие колонны, удерживающие треугольный фронтон с головой ужасной Горгоны, на овальный пруд, над которым с криками носились растревоженные человеческой суетой утки, на парковые сосны, возвышающиеся над белокаменным дворцом, ставшим юной певице за короткий срок настоящим домом. Потом посмотрела вперед, на луга, и вдруг ностальгические всплески о пережитых в поместье счастливых моментах, сменились четким воспоминанием об одиноком всаднике, стремительно летящем к вилле, а особенно о большой группе путешественников в сверкающих на солнце одеждах. Она поняла, что всадником, несомненно, был Авл, а «сверкающие путешественники», скорее всего представляли собой большой вооруженный отряд. Так сверкать могли только мечи и латы, отражая солнечный свет. Это значило, что опасность надвигалась не из Рима, как сказал Авл. Вернее, не только оттуда. Опасность шла навстречу по дороге из Брундизия и была уже совсем рядом.