Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Про динозавров и насекомых я уже наслышана, так что теперь моя очередь – расскажу о «Замороженной Маргарите». Говорят, ее придумал один бармен из Лос-Анджелеса. В юности он любил девушку по имени Маргарита – она погибла в конце сороковых, поэтому свой коктейль он назвал в ее честь, дабы увековечить память о любимой. И кто знает, быть может, она погибла в морских волнах оттенка «Маргариты»?.. Есть такая песня:

И вот один из дней в селенье Маргарита
Я вновь за кружкой пива провожу.
Пропавшую солонку ищут, вижу – и слов не нахожу!
Ведь кто-то обвиняет девушку младую,
Но я-то знаю: некого винить…[23]

Его губы плотно сжались в тонкую линию, осушив залпом стакан с двойным скотчем. Он поднялся с места и подошел к роялю в центре зала. Сел за него. И раздались звуки… Той самой мелодии, что в отеле Майами была слышна только ей.

И вот ведь загадка: а такая уж ли прямая эта связующая их нить времени? В ночь, когда она не могла заснуть перед прилетом сюда, мелодией, звучавшей в ее голове, была «Гимнопедия № 1» Эрика Сати…

Первое празднование Рождества, куда с разрешения отца она, ученица первого класса старшей ступени, летела как на крыльях. В тот вечер он тоже исполнял эту композицию.

В ее жизни она прозвучала впервые. От мелодии как будто исходил запах подогретого молока. Закончив играть, он посмотрел на нее, и у нее вырвалось восклицание:

– От пианино пахнет подогретым молоком!

Наивысшая похвала с ее стороны, но по его реакции было непонятно, уловил ли он истинный смысл этих слов…

– Подогретым молоком? – переспросил он с улыбкой.

Той ночью на острове Монюдо, что в Желтом море, он тоже играл на фортепиано в одном из классов начальной школы, где они остановились на ночлег. Мелодия «Гимнопедии» звучала медленно, как бы замирая в нерешительности, его руки застывали над клавишами, и он смотрел на нее с улыбкой. И чудилось, что каждая нота, каждый аккорд срывали с небосвода звезду, передавая их сияние ее сердцу. Было так ярко и так больно. Теперь же он не смотрел на нее. Возможно, его душа сейчас парила над морем. А она, позволив плескаться изумрудно-оливковым морским волнам в бокале с «Маргаритой», вглядывалась в его профиль. Казалось, на его лицо неспешно, вместе с приливом, волна за волной набегают воспоминания из прошлого. И даже если не так, уже неважно. Ведь вся проблема в них прошлых, а не в них нынешних. И в этом, быть может, вся соль воспоминаний. Сорок лет – время, что стирает телесную память…

Все потихоньку стали расходиться по комнатам.

– Спать не хочешь? – спросил он, опуская вязанку дров на песок.

У костра остались четверо: он, она, его сестра и еще одна учительница.

– Нет, не хочу, – ответила она, сверкнув глазами, полными звездного сияния.

Он взял на закорки сестру, которая задремала, привалившись к ней. На пороге девочка обессиленно сползла со спины брата и побрела в комнату.

Не запомнилось, светила ли в небе луна, сияли ли звезды и был ли там еще кто-то, кроме них. Совсем не хотелось спать, а он сидел в паре шагов от нее. Сквозь шум волн слышалось потрескивание горящих веток. На землю опустилась кромешная тьма, поглотив все кругом, и вселенная, про которую он так часто говорил, раскинулась перед ними во всем великолепии. И вся она тонула в счастье, еще ни разу в жизни не испытывавшая подобного блаженства.

Первая любовь. Дни, которых больше не вернуть.

– А знаешь, почему море соленое? – спросила она.

– Ну, оттого, что в воде растворено много соли и минералов.

– Это шуточная загадка.

Он задумался. Тогда она ответила:

– Потому что ламинария спела соло и осолонилась.

Запрокинув голову, он расхохотался.

– Так, Иосиф, давай тоже на боковую. И тебе, Роза Ли Михо, пора в постель, – раздался за их спинами строгий голос учительницы, нагрянувшей из корпуса.

Пришлось подчиниться. По дороге Роза обернулась и увидела, что Иосиф, вместо того чтобы тушить костер, смотрит ей вслед. Их взгляды встретились. Ей ужасно не хотелось уходить. Отговорившись тем, что идет в туалет умыться, она вернулась к костру. Но его уже там не было.

Лишь тлеющие угольки на песке да пенистые барашки волн и ни единой души вокруг. Она замерла в черной пустоте пляжа. И тут откуда-то донеслась мелодия фортепиано, влекущая ее, юную девушку, к себе. Обогнув тускло освещенное здание, она оказалась у кабинета музыки. В совершенно пустом классе стоял огромный рояль. Она вошла, и мелодия умолкла. Он с улыбкой взглянул на нее. Все та же «Гимнопедия № 1» Эрика Сати.

Как завороженная, она подошла и села в отдалении, но достаточно близко, чтобы ощутить тепло, способное хоть ненадолго избавить летнюю ночь от морской влажной прохлады. Ее оголенная рука явственно почувствовала на себе жар.

И даже сорок лет спустя, в этом подземном пространстве, где все как будто в руинах, время не стерло тех воспоминаний и сейчас возвращало их одно за другим.

Тогда меж ними, в промежутке в две ладони, помимо робости и стыдливости, присутствовал еще Некто. Тот, в чьей власти Вечность. Один из них пообещал посвятить Ему свою жизнь, а другая, дабы исполнилось задуманное, пообещала уступить свою любовь Богу.

23

– Тебе же в ту сторону – подвези Розу до дома! Я переслал тебе адрес ее сестры.

Они вышли из бара, когда уже перевалило за полночь. Она поднялась из-за стола, так и не услышав ответа. Слава богу, – мелькнула мысль, – герои этой истории постарели на целых сорок лет!

На душе было удивительно спокойно, будто в море наступил штиль. И у него, по всей видимости, тоже. Кто знает, возможно, пока звучала «Гимнопедия», все памятные мгновения и утраченные воспоминания пришли к общему знаменателю.

– Хорошо добраться! – попрощался он в одном из переулков Манхэттена.

Они даже не обменялись рукопожатиями. Казалось, он чем-то раздосадован – на самом же деле, похоже, был ужасно сбит с толку, отчего и страдал. Но ее это уже не волновало. Ведь проблема была не в нем нынешнем, а в нем прошлом. Ей же, наоборот, предстояло разобраться с собой настоящей.

– Благодарю за сегодняшний день!

Стылый ветер не унимался. Как старая закадычная подружка, его сестра взяла ее под руку, и они побежали к машине. Не оглядываясь. Возможно, и он не обернулся.

– Кто ж мог подумать, что наступит такой день! – воскликнула его сестра, нажимая на педаль газа.

Река Хадсон переливалась яркими огнями, время было позднее – дорога пробками не грозила.

– Ох и не говори! Живешь себе, живешь, и на тебе – такой сюрприз… – отозвалась она.

– Ты знаешь, я ведь тоже развелась. И тоже живу вместе с дочерью.

– Понятно…

– После развода многое стало открываться, чего раньше не замечала. За нашим разговором я подумала, что должна извиниться перед тобой. Даже и предположить не могла, что у вас с братом все было настолько…

– Да бог с этим… Тем более он сказал, что ничего не помнит…

– Он забыл, чтобы выжить. Кажется, я догадываюсь. Ты же знаешь, что он любил тебя. Знаешь и то, что он не из тех, кто бросается такими серьезными словами и тут же вычеркивает все из памяти.

Она усмехнулась, сама не понимая почему. Однако слова «забыл, чтобы выжить» глубоко врезались в душу. Она до сих пор не могла вспомнить, как заплывала с ним на глубину. Что это, провал в памяти? Или она сознательно вычеркнула из прошлого тот эпизод, чтобы выжить? Если она и правда вслед за ним заплыла «за буйки», значит, в тот момент ее любовь к нему пересилила все страхи и табу. Как и для него вершиной любви к ней стал тот разговор в ресторане, когда он ей первой поведал о своем решении изменить жизнь. И оба, начисто стерев из памяти пережитую кульминацию чувств, пошли каждый по своему пути. Возможно, его сестра права: в них сработал инстинкт выживания… Но самое главное, все это могло остаться лучшими воспоминаниями, если бы они не устроили им «ревизию»…

вернуться

23

Перевод С. Кузиной.

27
{"b":"934966","o":1}