1. Бормочет, как человек, живущий в одиночестве.

2. Слышит упреки, что ему на всех наплевать. Возможно, от жены или же от матери.

3. Оказывается, в Сеуле ему, студенту духовной семинарии, было очень и очень холодно…

4. …

Но так ничего и не написала.

– Пойдет фото? – направляясь к метро, поинтересовался он.

– Ну-у, скорее нет, чем да… Если честно, я бы его удалила.

Он хохотнул.

– А ты все такая же прямолинейная: эмоций своих не скрываешь и поступаешь, как сердце прикажет.

Она стерла с лица улыбку и внимательно на него посмотрела. Поразительно, как же хорошо он помнит о ее слабостях. А ведь то же самое говорил и ее муж. Между ними вдруг возникло гнетущее напряжение.

– Ну и хорошо. Тебя это совсем даже не портит. Никого милее в своей жизни я не встречал.

Она до сих пор не понимала, почему он тогда сказал это. И вообще, что означали его слова «было бы неплохо умереть вместе в том далеком море»… И как только в ее голове возник вопрос: «Да что он, черт подери, имеет в виду?» – с ее губ сорвался крик. Уже после пришло осознание, что так из нее выплеснулся гнев. Во время этой вспышки она пошатнулась, и он, испугавшись, хотел подхватить ее под руку, но она в сердцах грубо и резко его оттолкнула. Ей и самой было непонятно, что с ней происходило.

– Зачем ты говоришь все это?

Она не смогла произнести в конце фразы «только теперь». Но, стоя там, на просторной, сияющей великолепием площади Всемирного торгового центра, она хотела добиться от него ответа. Хотела задать тот самый вопрос, который привел ее сюда; вопрос, который подпитывал ее чувство вины все эти сорок лет: «Зачем ты мне, старшекласснице, говорил все те слова и почему не пришел на детскую площадку, хотя я сказала, что буду ждать? Отчего не отвечал на письма? А потом почти сразу женился на другой… И после всего этого… сейчас ты вдруг заявляешь… что было бы лучше нам тогда умереть и что никого милее в жизни ты не встречал?! Что все это означает? А? Ответь мне!»

Что-то подступило к стиснутому горлу, будто готовое вырваться наружу… Мысли пришли в полное смятение.

«Странное дело… но за минувшие годы я ни разу не пыталась найти ответы на эти вопросы».

Оба в замешательстве замерли в поражающем своим масштабом и великолепием пространстве Всемирного торгового центра. Он – бледный как полотно, словно прочитал все ее мысли. На ум пришли строки Пхи Чхондыка: «…было бы лучше, если бы последнего свидания не было». Мелькнуло желание сбежать отсюда прямо сейчас. Ее мучило раскаяние из-за того, что она согласилась на эту встречу. Как и вопрос: что, черт подери, значил ее внезапный всплеск злости и гнева? Загадка…

– Мне не хочется просить прощения.

После ее слов он на мгновение напрягся, а затем с улыбкой ответил:

– И не надо. Давай не будем говорить подобные вещи друг другу.

Они снова спустились в подземку, чтобы сесть на поезд.

– Я и сестру позвал на ужин. Помнишь ее?

Конечно, она помнила его миловидную сестру, которая была намного младше и пухлее своего высокого и худощавого брата.

– Как не помнить. А она тут? Мы с ней тоже были довольно дружны, – живо отреагировала она, на что он ответил:

– После того как я оставил семинарию, вся наша семья переехала в США.

– В год моего поступления в университет? Когда я уехала из того района?

– Да.

Ах вот оно что! Теперь стало понятно, почему на ее письма не было ответа. Ненастные ночи в Берлине. Сигналы бедствия, посылаемые ему с другого конца света, будто передаваемые азбукой Морзе, так и не достигли адресата. Неужели обида в том числе и за это таилась в недавней вспышке гнева? С одной стороны, она была рада встрече с его милой младшей сестренкой, а с другой – это ее немного расстроило. Как-никак ей все же хотелось за ужином хотя бы после бокала вина спросить: «Почему ты сказал мне те слова? И почему в итоге так и оставил меня без ответа?»

Но раз его сестра к ним присоединится, этому не бывать. И тогда она решила похоронить в душе все вопросы, что зрели в душе сорок лет. Если он позвал на ужин сестру, значит, не расположен говорить по душам, а посему пора уже и ей предать забвению дела минувших дней. Ведь, в общем-то, встретилась она с ним не только ради любопытства.

Они снова вернулись в северную часть Манхэттена. На светофоре он сказал:

– Видишь там? Это мое излюбленное место. Стейк-хаус «Смит и Волленски».

Он отвел ее на несколько шагов назад.

– Смотри! Посреди стоэтажных небоскребов это единственная двухэтажка!

Приземистое здание твердо стояло на земле в самом средоточии гигантов Манхэттена.

– Надо же, оказывается, в этом дорогом районе есть древнее ископаемое, подобное динозавру!

И снова пришло в голову: а ведь этого ресторана не было в его утреннем списке заведений. В жизни часто так бывает: мы изо всех сил пыжимся, что-то планируем, ломаем над чем-то голову, а в результате все складывается совершенно не так, как мы задумывали.

Его сестра преобразилась таким же образом, как рыжий котенок превращается в рыжую кошку, белый щенок чиндо[22] вырастает в белую псину, а черный медвежонок становится черной медведицей. Она рассказала, что заведует фирмой, консультирующей корейцев по вопросам обучения и вступительных экзаменов в американские вузы. Судя по всему, она сделала неплохую карьеру и добилась весомых успехов. И хотя ей перевалило за сорок, она оставалась такой же миловидной пышечкой, на лице которой нет-нет да и проглядывали детские черты. Радость была бурной, будто они вовсе и не разлучались на долгие сорок лет.

Если задуматься, время напоминает глубоко промерзший ледник. Расколоть и проникнуть внутрь кажется невозможным, но взгляд назад позволяет увидеть, что важные вехи, накладываясь друг на друга, проносятся весьма быстро – иногда счет идет на века. Казалось чудом, что, когда-то юные девчонки, они, давно уже перешагнув границу среднего возраста, преодолели необъятный, как море, временной массив и оказались лицом к лицу в самом центре Манхэттена.

Содержимое тарелок со стейком и салатом, а также вино в бокалах убывало на глазах. После ее неожиданной гневной вспышки во Всемирном торговом центре они по вполне понятным причинам не могли избавиться от скованности. И если бы не его сестра, она, возможно, не выдержав неловкости, просто встала бы из-за стола и ушла, толком не поев. Оставив на тарелке больше половины стейка, она налегала на вино. После ветреной улицы в помещении было душно, а выпитое на голодный желудок спиртное распалило нутро. Обсудив последние новости, она заметила, переводя разговор на прошлое:

– На следующий год после переезда из нашего района я уехала в Германию, в Берлин.

Подцепляя вилкой салат, его сестра отозвалась:

– А мы про тебя все знаем. О, кстати, ты их захватил? Сборники переведенных стихов Гёльдерлина и прозу Рильке? Он всегда держал их при себе. Там ведь напечатана твоя биография.

Она ошарашенно посмотрела на него. Он же безмолвно резал стейк, не говоря ни да ни нет.

– А еще…

Сестра собиралась что-то добавить, но осеклась.

– Так или иначе, мы были в курсе, что ты в Германии.

До нее вдруг дошло, что за сегодня он ни разу не спросил про ее жизнь. Так, значит, он все про нее знал! В груди как будто вновь вихрем пронеслось щемящее чувство.

– Недавно я побывала в том районе, проезжала мимо наших домов. Там все по-прежнему.

– Ух ты, правда? И ты до сих пор помнишь наш дом?

– А как же! Я и номер телефона помню! 1208 – он совпадал с номером квартиры.

От этих слов он слегка вздрогнул.

– Вот это да! Я впечатлена.

– Роза всегда отличалась хорошей памятью, – наконец после долгого молчания вступил он.

Беседа о прошлом продолжалась.