Она плескалась с подругами на мелководье, где ноги доставали до дна. Во время перекуса на берегу он предложил:

– Давайте подкрепимся и заплывем подальше!

Ей во что бы то ни стало хотелось привлечь его внимание, и она решительно возразила:

– Не могу. Из-за воспоминаний, как чуть не утонула в детстве. Всякий раз, когда попадаю на глубину, у меня внезапно немеет все тело, и я начинаю тонуть.

Тогда он добавил с озорной улыбкой:

– Со мной не страшно. К тому же, Роза, ты ведь отличная пловчиха.

– Говорю же, не могу. Плаваю-то я очень даже неплохо, но, как только дна не оказывается под ногами, мое тело непроизвольно застывает. Так что, заплыв на глубину, я утону.

– Да не переживай, пойдешь ко дну – я тебя вытащу! Айда все вместе! Ну, на старт!

Ребята вприпрыжку бросились в воду вслед за ним. Перескакивая через прибрежные волны мелководья, он оглянулся на нее. Она же, пятясь назад, покачала головой. Он помахал рукой, приглашая присоединиться, но она осталась на берегу, ужасно завидуя тем, кто поплыл с ним далеко на глубину. Чтобы хоть издали полюбоваться на него, она взбежала на холм, откуда хорошо просматривалось море.

Немного погодя ребята вернулись. Он приблизился к ней, даже не успев обсушиться, стряхивая на ходу капли воды.

– Другие добровольцы имеются? На этот раз заплыв еще дальше. Всячески приветствуются те, кто боится глубины.

Даже несмотря на свой юный возраст, она понимала, насколько смешно звучат его слова. Будучи студентом духовной семинарии, он не мог и не должен был выказывать свои чувства по отношению к ней, но хотел, чтобы его любовь, которую не следовало обнаруживать, была все-таки замечена. Она помотала головой.

– Говорю же, нет. Иначе утону.

Отхлебнув из бутылки воды, он взглянул на нее.

– Ведь мы с тобой вдвоем в тот день заплыли-таки далеко на глубину.

Показалось, будто со свистом налетел вихрь. Такой же сильный, как ураганный ветер, унесший Дороти в волшебную страну Оз.

– О чем это ты? Я не могу плавать на глубине.

Он прыснул от смеха, издав звук сдувающегося шарика. И, видимо считая, что в этом не может быть никаких сомнений, твердо и спокойно заявил:

– Можешь. Вместе со мной.

У нее вдруг закралась мысль, что это действительно правда. Потом она подумала: «Монюдо. Интересно, почему в этом подземном пространстве, переполненном свидетельствами о смерти, он вдруг извлекает из хранилища памяти самое яркое мгновение их жизни?»

Как заплывала на глубину, да еще и с ним вдвоем, она так и не вспомнила. И вообще, на ее памяти не было случая, чтобы она плавала далеко на глубоководье. Хотя повода усомниться в его словах тоже не находилось. Внезапной волной нахлынуло замешательство. Вроде бы надо было что-то сказать, но что и как?..

Он взглянул на часы.

– Я заказал в ресторане столик на семь. Так что нам потихоньку надо выдвигаться. Как уже говорил, вечером в пятницу такси не поймать. Давай поедем на метро! Нужно трогаться прямо сейчас.

Она молча последовала за ним. Неважно, заплывала она далеко на глубину или нет… на нее вдруг навалилась усталость этого дня с предрассветными сборами в отеле, перелетом и сегодняшним маршрутом. Когда они миновали несколько залов с памятными вещами погибших, показался эскалатор, ведущий обратно на поверхность. Она шагнула на ступеньку первой, а вслед за ней и он.

– Если подумать, это было действительно опасно. Мы могли и погибнуть тогда, – снова заговорил он, стоя ступенькой ниже, отчего они сравнялись ростом.

Она поняла, что он опять говорит о море, но его слова не пробудили в ней абсолютно никаких воспоминаний. Странно, ведь она всегда гордилась отличной памятью.

– Так уж и опасно? Дело-то происходило на пляже, – отмахнулась она, считая бессмысленным сейчас вытаскивать из забвения старую историю.

Эскалатор меж тем выносил их на земную поверхность.

– Нет, мы в тот день реально рисковали. Если бы тогда на глубине, не дай бог, накрыло внезапно налетевшей шальной волной, нас обоих бы унесло далеко в море.

Только она хотела возразить, что фобия глубины, которая не прошла и по сей день, не пустила бы ее в тот день на глубину, как он продолжил в своей обычной бормочущей манере:

– Хотя кто знает, может, оно было б и к лучшему, если бы мы погибли там вместе.

– А? – громко воскликнула она, решив, что ослышалась.

Эскалатор уже почти достиг земли, возвращая их в холодную стихию ветра.

– Говорю, было бы неплохо умереть вместе, – усмехнулся он и негромко добавил: – Это больше походит на жизнь…

Складывалось впечатление, что он произносил эту фразу не первый раз, настолько естественно она прозвучала в его устах. Ее смятение усилилось в разы, превосходя даже замешательство, которое мог бы вызвать внезапный прилет НЛО c белобородым старцем на борту, который заявил бы: «Бабушка, я твой внук, и теперь мы будем жить вместе!» Может, здесь, в Нью-Йорке, он соприкоснулся со слишком большим количеством смертей, что и навело его на подобные мысли? В голове не укладывалось. Если бы их заплыв был опасным, она непременно бы об этом помнила.

Эскалатор вынес их на поверхность. Сначала она, а потом и он ступили на землю.

Стоило им подняться наверх, как они снова оказались во власти штормового ветра и серой мглы. Оба шагали молча. Она вдруг задумалась о значении слова «граунд-зиро». Вообще-то, этот военный термин подразумевает точку взрыва ядерного заряда или эпицентр радиационного воздействия, но после террористических атак 11 сентября это словосочетание стало именем собственным, обозначающим место обрушения Всемирного торгового центра. В словарном определении нулевой уровень, или граунд-зиро, звучит как точка падения бомбы, то есть место на земле, непосредственно над или под которым произошел ядерный взрыв. Она почувствовала, что и в ее душе взорвалась какая-то гигантская бомба. Но ощущение и осознание произошедшего еще не настигли ее. Также она знала, что взрыв, возможно, произошел не сейчас, но реакция была той же – полнейшая апатия.

Они вошли в новое здание Всемирного торгового центра, чтобы сесть на метро. Если Мемориальный парк был средоточием смерти, то здесь царило средоточие жизни: светло, просторно и фешенебельно. Живые потоки посетителей двигались в разных направлениях. Она помнила, как в тот трагический день люди с сотого этажа летели вниз маленькими точками, напоминая опадающие листья. Все они разбились насмерть. И пожарные, устремившиеся наверх, тоже погибли. Теперь же в оживленном центре с обилием товаров бурлила жизнь. Неужто продай-купи и шагай-беги и есть те самые атрибуты жизни? А в тот роковой день такие же люди за доли секунды обратились в прах?

– Тут обычно делают фото на память: если встать у перил, вся площадь Торгового центра внизу видна как на ладони.

К нему снова вернулся тон заправского гида по Нью-Йорку. До этого, в Мемориальном парке, было не до фотографий, поэтому сейчас показалось неплохой идеей сделать памятный снимок на фоне Центра.

– Думаешь?

Она подошла к перилам и выпрямила спину, готовая для снимка. Он же глядел на нее немного сконфуженно.

– Дай мне твой телефон.

– А?

Большинство людей в подобной ситуации, даже не очень близкие, предложили бы сфотографировать на свой телефон, но он свой мобильный из кармана не вытащил.

– А, хорошо.

Ей пришлось довольно долго копаться в огромной сумке для покупок, прежде чем она извлекла сотовый. Вообще-то, видя, что поиск затягивается, он мог бы просто сфотографировать на свой телефон и позднее переслать фото (ведь они на связи), однако ж он все долгие минуты, пока она рылась в недрах необъятной сумки, просто отрешенно стоял в стороне. Чувствуя неловкость, она вновь подошла к перилам, он сделал снимок. Когда же возвращал телефон, ей показалось, что он как-то весь поник. Увидев явно неудачную фотографию, она захотела тут же ее удалить. Пригляделась повнимательней. Изображение было смазанным. «Так у него, похоже, руки дрожали!» – пронзила внезапная догадка. Не мешало бы добавить еще один пункт в ее сердечный блокнот: