– В итоге Хемингуэю так и не удалось прикипеть душой ни к одной женщине. Частично из-за темперамента. Хотя не секрет, что и первая любовь здесь тоже сыграла не последнюю роль. Все же он узнал о предательстве возлюбленной, так что, в принципе, понятно, почему он не верил в вечную любовь. Вот и психология утверждает, насколько важны воспоминания о первых впечатлениях. Сегодня днем, во время посещения дома-музея Хемингуэя, мне, между прочим, внезапно на ум пришел рассказ о первой любви нашей Ли Михо.

После небольшой морской прогулки, насладившаяся закатным солнцем, их компания устроилась в баре на побережье Ки-Уэста; там и зашла речь о Хемингуэе. О его первой любви и спутницах жизни, а также о шестипалых котах. И тогда профессор Пак с кафедры английской литературы – поэтесса, увлекающаяся психологией, делившая с ней гостиничный номер, сказала:

– Ваша проблема, Ли Михо, в том, что вы не доверяете людям. В особенности мужчинам. И не просто мужчинам, а именно возлюбленным… Первый опыт – штука важная, а поскольку ваш первый любимый мужчина исчез в пору ранимого переходного возраста… Как результат, вы отвергаете все предложения о знакомстве.

Сказанное прозвучало в полушутливом тоне.

– Неужели я поведала вам историю своей первой любви? – парировала она.

– Ну да! А то от кого бы я узнала?

После минутного раздумья она рассмеялась.

– И что это на меня нашло? Вообще-то, я не думаю, что ту историю можно считать первой любовью. Не припомню, когда успела разоткровенничаться, но в любом случае на тот момент я не знала, что он женился на другой. Мне ведь стало известно об этом совсем недавно. В общем, до меня дошли смутные слухи о его романе; и оказалось, что это происходило примерно в то же самое время, когда он сделал мне нечто вроде предложения. Все-таки не укладывается в голове: как, будучи студентом католической семинарии, он умудрялся «сидеть на двух стульях»? Или же я, старшеклассница, нафантазировала себе невесть что… Кто знает, всякое бывает… Однако на первую любовь все это не тянет – ничего особенного, из ряда вон выходящего между нами не произошло.

Ее пространные объяснения рассмешили коллегу с кафедры английской литературы…

– Ну вы даете! Между прочим, вы не единожды про это рассказывали. Иногда за кружечкой пива, а в последний раз – в этом году, на новогоднем вечере с профессорами. Мы тогда еще остались посидеть «между нами, девочками», помните? Так вот, на тех наших посиделках вы вновь затянули свою старую песню. Стоит вам лишь чуть захмелеть, и пошло-поехало. Вообще-то, имейте в виду, что мы меж собой тайком уже подхихикиваем: если наша Ли Михо снова вытащила на свет ту историю, значит, она уже подшофе. И немного погодя она скажет: «Мне пора домой. Кажется, я опьянела…» Затем со словами «Я пошла» поднимется с места и непременно добавит следующее: «Признаться, я и сама не знаю, была ли это любовь… наверно, все-таки нет…» Неужто не помните? Ну и дела! Я думаю, если подобное повторяется из раза в раз, скорее всего, это и вправду любовь!

Несмотря на свои уже немолодые годы, коллеги гоготали, словно школьники-подростки. Сконфузившись, она даже чуть покраснела. Хотя нельзя сказать, что услышанное ее слишком смутило. Просто взяла себе на заметку, что, оказывается, под градусом она начинает чудить, – значит, следует вести себя разумнее…

– Выходит, действительно рассказала! Вот и сейчас я как раз собиралась произнести ту заветную фразу…

– Знаете, а я все равно по этой части очень даже завидую вам, профессор Ли! Я вот, к вашему сведению, до сих пор живу с мужчиной, которого встретила на первом свидании вслепую еще в студенчестве. И мне тоже хочется добавить, что не знаю, можно ли назвать это любовью. Ну куда это годится, если человек из области литературы, к тому же пишущий стихи, проживает такую скучную, ничем не примечательную жизнь? Пусть не столь яркую, как у Хемингуэя, но разве не следует хранить в своем сердечном арсенале хотя бы одну-единственную первую любовь, что будет живо напоминать о себе во время дождя или листопада или в караоке?

Принесли заказ – «Замороженную Маргариту». Изумрудно-оливковый цвет коктейля в бокале с ледяной испариной напомнил воду морских глубин далекого Желтого моря в тот самый день из прошлого.

– А со мной произошла вот какая история, – заговорил профессор Ким с кафедры английской литературы. – Вообще-то, в старших классах я тоже ходил в церковь и там подружился с девушкой моего возраста. Кажется, мы любили друг друга… Вспоминается один случай. Она училась в женской школе, а я – в мужской. Однажды вечером после уроков возле школы я купил кулечек печеных каштанов. И вот иду я, жую – и вдруг мне так захотелось угостить ее, что я пустился бегом до самого ее дома.

– Ах, эти печеные каштаны!

– Да, я бежал. Мчался во всю прыть, боясь, что они остынут. К слову сказать, в те годы я был стройный малый и бегал очень даже быстро.

У нее и профессора Пак одновременно вырвался вздох восхищения.

– Ничего удивительного: у нашего профессора Кима с юных лет задатки хорошего мужа!

– Потом я уехал учиться в столичном университете, а она осталась в родном городе. Со временем письма стали приходить все реже и реже, и однажды, когда я приехал из армии на побывку домой, мы случайно столкнулись – а у нее младенец за спиной.

На этот раз и мужчины не удержались от вздоха.

– Точно, тогда ведь так и было. Ни сотовых телефонов тебе, ничего… И даже переписка обрывалась, если семья переезжала, – вступила в разговор профессор Пак.

Кто-то засмеялся.

– Ну да, и на этом все. Хотя, с другой стороны, кто знает, даже при наличии сотовых наши отношения все равно в конце концов могли прекратиться… – Профессор Ким улыбнулся. – В любом случае это была наша последняя встреча… А прошлой зимой я проводил творческий отпуск в США и на мой университетский адрес пришло электронное письмо. Это была она… Писала, что у нее обнаружили рак груди и что, если возможно, она хотела бы увидеться со мной перед смертью.

Все, замерев с бокалами в руках, слушали рассказ профессора Кима и, быть может, в этот момент мысленно перенеслись туда, где осталась их первая любовь. Внезапно на побережье Ки-Уэста налетел мощный порыв влажного душного ветра, что принесся будто с самого края света. Салфетки вихрем взмыли в воздух со столов на открытой террасе. Сейчас и ее мысли витали близ католического храма в сеульском районе многоэтажек. Возможно, туда ее увлекли слова «первая любовь» или же «Замороженная Маргарита», напомнившая об изумрудно-оливковом далеком море.

– Во время отпуска я ненадолго прилетел в Корею и договорился с ней о встрече в одном из пригородных ресторанов. И вот ведь какое дело: накануне сон не шел ко мне всю ночь. С новой силой всколыхнулись старые воспоминания. Лишь одно меня страшило – увидеть, как ее преобразило время. И вообще, может, наша встреча ни к чему?

– Да уж, есть о чем переживать. Помните в наших старых учебниках? Как же оно называлось, то эссе?.. Концовка там звучала, кажется, так: «…было бы лучше, если бы последнего свидания не было»?

– Это, скорее всего, «Судьба» Пхи Чхондыка, – откликнулся профессор Хван с кафедры корейской литературы, хранивший до сих пор молчание. Слегка полноватой комплекции и плохо переносивший алкоголь, он едва притронулся к «Маргарите», но его лицо уже успело стать пунцовым.

– Верно, «Судьба»! Разве она не заканчивалась чем-то вроде «…лучше бы мы не встречались»?

– Нет, не так, – позволил себе не согласиться толстяк Хван, после чего торжественно, словно стихи, зачитал наизусть последние строки «Судьбы»: – «И вот теперь мы вошли в этот дом, и нас встретила Асако с лицом чуть поникшим, как увядающая белая лилия… Бывает, что тоскуешь по человеку, но встретиться с ним так и не удается, а бывает, что по какой-то причине сам отказываешься встретиться с дорогим тебе человеком. С Асако мы встречались три раза. Но было бы лучше, если бы третьего свидания не было. В эти выходные я собираюсь поехать в Чхунчхон. Пейзажи реки Соянган так прекрасны осенью»[16].