Профессор Хван смущенно опустил голову.

– Однажды мы расстались на несколько месяцев, но так вышло, что отношения возобновились. И когда я сердечно обнял ее, она призналась: «Как же я по тебе соскучилась! Я чувствовала, мы встретимся вновь, и потому, пока мы были в разлуке, парням, которые возили меня на свидания на своих машинах, я… – профессор Хван на секунду замешкался, а потом договорил: – …дозволяла только минет».

Вмиг у всех кровь отлила от лица. Это было неслыханно: на дворе – белый день, и прозвучало это не на попойке, а во время совместной поездки, к тому же в присутствии коллег женского пола. Однако благообразное лицо профессора Хвана, выдававшее в нем до крайности благовоспитанного человека, исключало любой намек на какую-либо непристойность.

– Ого, особа-то и вправду весьма эксцентричная! – воскликнул кто-то, а профессор Хван, утирая платком пот со лба, сказал:

– Она явно отличалась повышенным либидо. Кажется, все дело в этом. Но разве женщина виновата в своем сильном половом влечении?

На мгновение она оцепенела. Словно получила удар ниже пояса. А ведь и вправду, кто может осуждать ее свободные отношения? Припомнился их берлинский разговор с госпожой Каймер о Лу Саломе.

– В любом случае вам, профессор Хван, довелось встречаться с женщиной весьма неординарной по тем временам! – резюмировала профессор Пак.

– Не знаю, возможно, это, конечно, лишь мои домыслы, но мне кажется, я ей очень нравился. Вокруг нее увивалось множество парней, и отбою от кавалеров, с кем сходить на дискотеку, тоже не было. Когда учеба близилась к концу, я повез ее к себе домой, в Кёнджу, – представить родителям в качестве невесты. Только знаете, забыл сказать, что семейство наше уже как в третьем поколении верующее, начиная с дедушки… а мои отец и мать были старейшинами крупной церкви в Кёнджу. Жилище наше представляло собой традиционный корейский ханок с длинной пристроенной террасой. И вот после знакомства с родителями мы пошли в мою комнату, где она принялась курить.

Профессор Пак начала нервно хихикать и вставила:

– И все это не где-нибудь, а в древней столице Кёнджу!

– Пытаясь избавиться от дыма, мы открыли окошко на задний двор, но тщетно – запах просочился в каждый уголок дома…

Вся компания дружно рассмеялась. Профессор Хван тоже улыбнулся краешком губ.

– Тот день для меня стал открытием: никогда не думал, что запах табака такой вездесущий и стойкий! Я-то никогда в жизни не курил… Все, начиная с моей истово верующей бабушки, и отец с матерью, конечно же, покачали головами. После одной ночевки у нас дома она, естественно, все поняла и на следующее утро уехала. В сообразительности ей было не отказать, да и чувство собственного достоинства тоже имелось, да еще какое… Ну и я как-никак старший сын, так что женитьба, если подумать, представлялась делом совершенно невозможным. Не знаю, а может, у меня оказалась кишка тонка. Поэтому пришлось с ней расстаться. Все было настолько ясно, что и она больше не искала встречи со мной. Изредка я видел ее в университете, но каждый раз с другими парнями.

– Несчастный профессор Хван!

– Начиналось все чуть ли не с эротики, а закончилось подлинной просветительской драмой!

Все рассмеялись. Как бы то ни было, время и вправду великая вещь – эдакий катализатор, которому под силу обратить трагедию в комедию.

Профессор Хван вновь утер платком пот.

– Вот тогда-то я и растолстел на почве стресса.

Кто-то предложил поднять бокалы.

– Спустя какое-то время я услышал о ее замужестве, а вскоре пронеслась молва, что она развелась. Не знаю, как родителям стало об этом известно, но они вызвали меня к себе. На тот момент я все еще был одинок и ни с кем не встречался. Они сказали: «Послушай, сынок, привози эту девушку к нам. Узнав о произошедшем, мы подумали, что теперь нам следует взять ее под свое крыло».

– Бог мой, какая порядочность! – восхитился еще кто-то.

Профессор Хван рассмеялся, а затем неторопливо продолжил рассказ.

– После многочисленных расспросов я нашел ее. Мы встретились вновь. Я принял твердое решение жениться. Но однажды узнал, что у нее регулярная физическая близость с двумя другими мужчинами. Она же объяснила ситуацию следующим образом: «Да они для меня никто, просто сексуальные партнеры! Мы с ними даже по телефону не общаемся. Не будь их, мне пришлось бы каждый божий день докучать тебе просьбами о встрече. А так я сама все уладила!»

– Ого, кажется, история снова перетекает в эротическое русло, профессор Хван! Это и впрямь напоминает «Тысячу и одну ночь», – заметил другой профессор.

На этот раз было как-то неловко смеяться.

– Да, меня это глубоко ранило. И мы расстались. Однако примерно за месяц до нынешней поездки в моем кабинете вдруг раздался звонок. Я взял трубку. Это была она.

– Ничего себе! – ахнула женская половина присутствующих…

– Прошло почти двадцать лет с момента нашего расставания. Голос, доносившийся из трубки, казался незнакомым, но, когда она спросила: «Алло! Ты меня помнишь?» – я, как ни странно, сразу же догадался, кто звонит.

– Ух ты, а профессор Хван-то у нас еще та темная лошадка.

– И что же дальше?

– Представляете, тут она говорит: «Я звоню из Китая, по дороге в аэропорт потеряла свой телефон, паспорт и кошелек. Ты же знаешь, с телефонными номерами я не дружу, но вспомнила, что ты работаешь в университете. Кое-как раздобыла твой номер. Будь другом, отправь, пожалуйста, на счет одного моего здешнего знакомого деньги на билет. А по прилете я сразу отдам». И я…

– И что же вы? – спросила она.

Профессор Хван сделал еще глоток вина. И сказал:

– Я без всяких слов, молча повесил трубку.

Все спутники враз умолкли.

– Вы боялись, что придется вновь встретиться с ней, когда, вернувшись в Корею, она захочет отдать долг? – не удержалась от вопроса профессор Пак.

– Нет, – ответил профессор Хван. – Тут же все просто, как дважды два. Потеряй она кошелек, паспорт и телефон в чужой стране, с какой стати она стала бы искать номер того, с кем рассталась более двадцати лет назад? Скорее всего, она уже обзвонила всех своих знакомых, но, не добившись результата, от безвыходности стала вызванивать свою старую любовь… Разве не такой сценарий вырисовывается? И я думаю, моя специализация на драме тут ни при чем.

Она внимательно посмотрела на профессора Хвана. Теперь-то, кажется, она понимала, почему профессор помнит наизусть последние строки эссе «Судьба».

Всю дорогу от метро до Мемориального парка 11 сентября бушевала стихия. Сильнейший шквальный ветер, зажатый и мечущийся между зданиями, практически не давал двигаться вперед. Он шел впереди, слегка опустив голову, время от времени оглядываясь на нее.

– Как ты там? Живая еще? – спросил он, перекрикивая завывания ветра.

– Боже, ну и ветрище! Шагу невозможно ступить! – крикнула она в ответ.

И тогда он подошел к ней. Схватившись за его рукав и согнувшись в три погибели, она зашагала рядом.

– Я спросила у своей племянницы: «Как там в Нью-Йорке с погодой? В чем ехать?» Она ответила: «Тетя, представь, что тебе предстоит подъем на Пэктусан, особенно если собираешься на Манхэттен!» Я тогда лишь посмеялась, а она ведь как в воду глядела… Это какой-то кошмар! Даже на Пэктусане ветер навряд ли так свирепствует.

Сквозь шквальные порывы донесся его смех.

– И все же в Корее холоднее. Там ветер до костей пробирает.

– Да ну, в Сеуле не так ветрено. Да и расположен он на широте пониже.

Их диалог побудил ее дописать в сердечный блокнот еще один пункт:

3. Оказывается, в Сеуле ему, студенту духовной семинарии, было очень и очень холодно…

Когда они повернули за угол здания, ветер внезапно прекратился и перед их глазами открылось неожиданное зрелище: на огромной территории, где раньше стояли башни-близнецы, раскинулись два внушительных бассейна, напоминающих водоемы с падающей водой. Не требовалось никаких слов, чтобы прочувствовать глубокий смысл, заложенный архитектором-проектировщиком в название мемориала «Отражение отсутствия». Грудь стеснило.