Слушай теперь о том, как трое эльфов, принесенные Норнорэ, стояли пред богами, когда настало смешение света: Сильпион угасал, а древо Лаурэлин пробуждалось к величайшему сиянию, Сильмо же как раз опустошил кувшин серебра на корни Сильпиона. Эльфов, чьи глаза привыкли к сумраку и не видели ничего ярче звезд Варды, ослепило и поразило великолепие света, но краса и царственная мощь собора богов исполнили их благоговением, а крыши Валмара, сверкающие далеко на равнине, — трепетом, и преклонились они с почтением, но Манвэ рек им:
— Восстаньте, о Дети Илуватара, ибо весьма рады боги приходу вашему! Поведайте, как вы пришли; каким нашли мир; каким видится он вам, его первенцам, и какими желаниями он наполняет вас.
Но, ответствуя, молвил Нолэмэ:
— Поистине, от величайшего явились мы! Ибо мнится мне, лишь сейчас пробудился я ото сна бесконечно глубокого, и безбрежные сновидения уже позабыты.
И Тинвэ прибавил, что сердце говорит ему, будто лишь недавно явился он из необъятных краев, но сам он так и не смог припомнить, какими темными и загадочными путями привели его сюда. Последним говорил Инвэ, взиравший на Лаурэлин, пока прочие держали речь, и молвил:
— Не ведаю, откуда, какими путями и куда я странствовал, но мир наш для меня — великое чудо, и мнится, люблю я его весь, однако ж наполняет он меня жаждой света.
И узрел Манвэ, что Илуватар стер из умов эльдар знание о том, как они пришли в мир, и что богам не дано узнать того; и глубоко было его изумление. Йаванна же, внимавшая речам, перевела дух, потрясенная словами Инвэ о жажде света. Взглянула она на Лаурэлин, и сердце ее помыслило о плодоносных садах Валмара, и зашептала она нечто Ту-иване, сидевшей подле нее и не сводившей взора с нежного изящества эльдар; затем обе они обратились к Манвэ:
— Внемли! Укрытая тенью земля — не место для созданий столь дивных, по р ожденных мыслью и сердцем Илуватара. Прекрасны рощи и сосновые боры, но не одни эльфы живут в них: странствуют там дети Мандоса и слуги Мэлько скрываются в странных местах, да и сами мы не желаем расставаться с этим чудесным народом. Их далекий смех, звучавший в Палисоре, достиг нашего слуха, и было бы хорошо, если бы эхо этого смеха звенело в наших чертогах и дворах Валмара. Пусть эльдар живут средь нас, и колодец нашей радости наполнят новые источники, что никогда не пересохнут.
Среди богов поднялся шум, и большинство было заодно с Палуриэн и Ваной, тогда как Макар, молвив, что для валар построен был Валинор, воскликнул:
— Уж ныне здесь скорее сад с розами для прекрасных дам, нежели обитель мужей! Отчего желаете вы привести сюда детей мира?
В том согласилась с ним Мэассэ, а Мандос и Фуи остались холодны к эльдар, как и ко всему остальному; Варда горячо поддержала Йаванну и Туивану, ведь, поистине, сильнее, чем все, жившие в Валиноре, любила она эльдар. И Аулэ с Лориэном, Оромэ, Нэсса и Улмо весьма упорно стояли на своем: призвать эльдар, дабы жили они среди богов. По сей причине, хотя Оссэ осторожно высказался против — верно, из-за негаснущей ревности и вражды, что питал он к Улмо — совет решил, что следует призвать эльдар, и боги ожидали лишь приговора Манвэ. Даже Мэлько, видя волю большинства, вкрадчиво присоединил свой коварный голос к сему ходатайству, но с тех пор, однако, клеветал на валар, говоря, что в тюрьму призвали они эльдар из зависти и ревности к их красе. Подобную ложь он впоследствии часто повторял нолдоли, когда желал возбудить их беспокойство, добавляя, против всякой правды, что он единственный был против общего гласа богов и говорил за свободу эльфов.
Может статься, и в самом деле, реши боги по-иному, мир был бы сейчас прекраснее, а эльдар — счастливее, но никогда не достичь им того великолепия, тех знаний и красоты, каковыми владели они встарь, а советы Мэлько меньше повредили бы им.
Выслушав все сказанное, с радостью Манвэ принял решение, ибо и его сердце само по себе склонялось к тому, чтобы привести эльдар из сумерек мира к свету Валинора. Обратившись к трем эльдар, он изрек:
— Возвращайтесь ныне к вашим родичам — быстро отнесет вас Норнорэ к Койвиэ-нэни, что в Палисоре. И таково слово Манвэ Сулимо и глас воли валар, дабы народ эльдалиэ, Дети Илуватара, отправились в Валинор, где станут жить они, осененные величием Лаурэлин и сиянием Сильпиона, и познают счастье богов. И будут владеть они обителью неизреченной красоты, которую боги помогут им возвести.
На то ответствовал Инвэ:
— Поистине, с охотой послушаемся мы слов твоих, да и кто из эльдалиэ, что уже очарованы красой звезд, станет медлить или отдыхать, пока его очи не усладит благословенный свет Валинора!
Тогда отвел Норнорэ тех эльфов обратно на голые берега Койвиэ-нэни, и, поднявшись на камень, Инвэ вещал о посольстве всему тому множеству эльдалиэ, которых Илуватар первыми пробудил на Земле, и все, кто внимал его речи, исполнились жаждой лицезреть богов.
Когда Норнорэ, воротясь, поведал валар, что эльфы тронулись в путь и что в великом обилии ниспослал их Илуватар на Землю, боги взялись за великие приготовления. Вот Аулэ собирает свой инструмент и все то, с чем он работает, а Йаванна и Туивана странствуют по равнине до предгорий и пустынных берегов Тенистых Морей в поисках дома и пристанища для эльфов. Оромэ же едет из Валинора прямиком в леса, где знакома ему всякая сумрачная прогалина и ведома всякая неприметная тропка, ибо он намерен вести эльдар из Палисора через все бескрайние земли на запад, до самых пределов Великого Моря.
К тем же темным берегам стремится и Улмо, и странен был в те старопрежние дни шум бессветного океана у скалистого взморья, все еще носящего следы буйного гнева Мэлько. Фалман-Оссэ не слишком-то радовался, увидев в Великих Морях Улмо, ибо тот забрал остров, на котором сам Оссэ переправлял в Арвалин богов, спасая их от наводнения, когда Рингиль и Хэлькар растаяли под горевшими светильнями. Случилось то много веков назад, в дни, когда нов был мир для богов, и с той поры остров незаметно плавал по Тенистым Морям. Никто не ступал на него кроме Оссэ, что подымался на его берега, путешествуя по морским глубинам. Но, наткнувшись на потаенный остров Оссэ, Улмо впряг в него косяк огромнейших рыб, среди коих был Уин — старейший и самый могучий из китов. Повелел им Улмо напрячь все свои силы, и рыбы быстро повлекли остров к берегам Великих Земель, к самому поморью Хисиломэ, что к северу от Железных Гор и где после первого восхода Солнца легли наиглубочайшие тени.
Там останавливается Улмо и вот, в лесу, что спускался в те мирные дни к самому прибою, видит он проблески света и слышит шорох шагов тэлэри, во главе которых у стремени Оромэ шествует Инвэ. Хоть и велики умение и могущество Оромэ, тяжел оказался их поход, труден и темен — путь сквозь Хисиломэ, землю тени. И в самом деле, много после того, как в блаженстве Валинора поблекла память о той земле, эльфы все еще пели о ней печальные песни и рассказывали истории о многих из их народа, что, как говорили и говорят эльфы, потерялись в тех древних лесах и все еще блуждают в них, полные скорби. Оставались они в тех краях и много после того, как Мэлько запер людей в Хисиломэ, и до сей поры танцуют они там, а люди разошлись искать места посветлее. Люди именовали Хисиломэ Арьядором, а Утраченных Эльфов прозвали они Народом Тени и боялись их. Тем не менее, большая часть великого множества тэлэри явилась на взморье, откуда поднялись они на остров, что привел Улмо. Улмо посоветовал им не ждать оставшихся, и хотя поначалу тэлэри не уступали, проливая слезыг при одной этой мысли, но наконец согласились, и их с наивозможной быстротой повлекли по Тенистым Морям и широкому заливу Арвалина к берегам Валинора. Издали краса дерев, сиявших в горном проходе, покорила сердца тэлэри, однако ж они стояли, глядя назад, за воды, через которые их перевезли, ибо не ведали, где остальные роды эльдар, и не желали даже прелести Валинора без своих сородичей.
Оставив их на берегу молчать и дивиться, Улмо увлекает великий остров — повозку назад, к утесам Хисиломэ, а на острове, согретом дальним блеском Лаурэлин, осветившем тот берег, что был обращен на запад, когда остров причалил в Заливе Фаэри, начали расти юные дерева нежнее прежних, а на склонах острова виднеется зелень трав.
