Тогда вопросил Линдо:
— Быть ли, как обычно, рассказам этой ночью или станем мы слушать музыку и песни?
И многие отвечали — «Пусть будут песни и музыка». Тогда поднялись искусные в этом и пели старые песни, и, быть может, возвращали к жизни забытое искусство менестрелей Валинора — здесь, в комнате, залитой мерцающим светом очага. Иные читали и стихи о Коре и Эльдамаре — небольшие отрывки, что сохранились от прежнего богатства; но вскоре смолкли и песни, и музыка — настала тишина, и бывшие здесь задумались об ушедшей красоте, горячо желая, дабы вновь возгорелось Волшебное Солнце.
Наконец, обратился Эриол к Линдо, говоря:
— Некто Румиль, привратник, и, сдается мне, великий мудрец, этим утром, в саду, поведал мне о начале мира и пришествии валар. Как бы мне хотелось услышать о Валиноре!
Тогда сказал Румиль, что сидел на табурете в темном углу:
— Тогда с позволения Линдо и Вайрэ начну я сказание, иначе не прекратишь ты задавать вопросы. И пусть присутствующие здесь простят меня, если снова услышат они старые истории.
Вайрэ же отвечала, что сии слова о самых давних днях нескоро еще устареют для слуха эльдар.
Тогда сказал Румиль:
— Вот как явились Манвэ Сулимо и Варда Прекрасная. Варда — та, кто, творя Музыку, думала о свете — белом и серебряном — и о звездах. Оба они, создав себе могучие крила, быстро устремились чрез три слоя воздуха. Темный и недвижный Вайтья окутывает собой мир и то, что вне его, Ильвэ же — голубой и чистый, и струится он среди звезд, и наконец достигли они слоя Вильна, что сер и в котором могут летать птицы.
Пришло с ними множество меньших вали, тех, что любили их и пели рядом с ними и играли музыку созвучно им. То были манир и сурули — сильфы воздуха и ветров.
Однако как ни скоро летели они, Мэлько явился раньше них, стремглав пронесшись в воздухе, пламенея из-за быстроты своего полета, и бушевали моря там, где он погрузился в волны, горы над ним извергли пламя, а земля разверзлась, колеблясь; и Манвэ, глядя на это, гневался.
Затем явились Улмо и Аулэ, и вместе с Улмо не пришел никто, кроме одного только Салмара, известного после как Нолдорин, и, хотя добрым было сердце Улмо, часто предавался он в одиночестве глубоким думам и был молчалив, нелюдим и надменен даже с айнур; вместе же с Аулэ пришла великая владычица Палуриэн, которой в радость изобилие и плоды земли, и потому давным-давно эльдар назвали ее Иаванной. Вместе с ними появилось множество духов деревьев и лесов, долин, рощ и гор — и те, что поют среди трав поутру или в хлебах ввечеру. То были нэрмир и тавари, нандини и оросси, брауни, фэй, пикси, лепреконы и другие, что не имеют имен, ибо число их весьма велико. Но не должно путать их с эльдар: они родились прежде мира, старше старейших его, и, будучи не от мира, часто смеются над ним, ибо не творили его, и для них он по большей части — игра. Эльдар же родились в мире и любят его великою и горячей любовью — по этой причине печальны они в самой радости своей.
Следом за величайшими этими владыками пришел Фалман-Оссэ, повелитель волн морских, и Онэн, супруга его, а с ними — оарни, фалмарини и длиннокудрые вингильди — духи пены и океанского прибоя. Был Оссэ вассалом и подчиненным Улмо, но было так из страха и благоговения перед ним, а не из любви. За ним пришел Тулкас Полдорэа, радующийся своей силе, и братья Фантури: Фантур Снов — тот, кто зовется Лориэн Олофантур, — и Фантур Смерти, Вэфантур Мандос, а также те две, кого называют Тари, бесконечно почитаемые владычицы, королевы валар. Одна из них — супруга Мандоса, и все знают ее как Фуи Ниэнну, ибо всегда грустна она и вечно скорбит и плачет. Множество иных имен есть у нее, но их вспоминают нечасто, и все они печальны, ибо она — Нури, вздыхающая, и Хэскиль, что приносит зиму, и все должны склониться перед ней, ибо она — Квалмэ-Тари, госпожа смерти. Но другая была супруга Оромэ Охотника, называемого Алдарон, владыка лесов, чьи радостные клики разносятся над вершинами гор и кто почти столь же силен, сколь вечно юный Тулкас. Оромэ — сын Аулэ и Палуриэн, а Тари, супруга его, всем известна как Вана Дивная; любит она радость, юность и красоту, и счастливейшая из всех живущих, ибо она — Туилэрэ, или, как говорят валар — Вана Туивана, приносящая весну, и всяк возносит хвалу ей, Тари-Лайси, госпоже жизни.
Однако, когда все они пересекли границы мира и Вильна всколыхнулся от их прихода, явились в спешке, опоздав, Макар и свирепая сестра его Мэассэ, и было бы лучше, если бы никогда не нашли они дорогу в мир и навсегда оставались с айнур за гранью Вайтья и звезд, ибо оба они — духи раздора и с несколькими иными меньшими духами, что пришли вместе с ними, были первыми и главными из тех, кто присоединился к разладу Мэлько и кто помог ему творить его музыку.
Последним из всех пришел Омар, которого еще называют Амилло, самый младший из великих валар, и пел он, когда появился.
Затем, когда эти великие духи собрались вместе в мире, Манвэ обратился к ним, молвив:
— Узрите ныне! Как могут валар пребывать в этом прекрасном месте и быть счастливы, радуясь его богатствам, если Мэлько будет дозволено разрушить его, творя огонь и беспорядок, так что не станет у нас места, дабы восседать в покое, и не сможет земля цвести, а замыслы Илуватара не воплотятся?
Тогда все валар разгневались на Мэлько, и лишь только Макар говорил против Манвэ; но остальные выбрали нескольких из своего числа, дабы найти лиходея, и то были Мандос и Тулкас; ибо грозного вида Мандоса боялся Мэлько более всего, кроме, разве что, мощной длани Тулкаса, что был вторым.
И вот, они вдвоем отыскали его и принудили явиться к Манвэ, и Тулкас, чье сердце невзлюбило коварство Мэлько, ударил его кулаком, и тот стерпел, но ничего не забыл. Однако учтиво говорил он с богами и молвил, что причинил он немного вреда, бурно радуясь новизне мира; также сказал он, что ничего не мыслил он содеять против власти Манвэ или достоинства Аулэ и Улмо, и ничего не замышлял он, что повредило бы хоть кому-то. И еще посоветовал он, дабы валар расстались ныне, и каждый из них поселился бы среди того, что любил боле всего на Земле, и чтобы никто не пытался проявлять свою власть за пределами этих границ. Было в том некое скрытое порицание Манвэ и Улмо, однако среди прочих богов одни приняли его слова за правду и последовали бы его совету, другие же — не поверили; пока они спорили, Улмо поднялся и отправился к Дальним Морям, что лежат за Внешними Землями. Не любил он многословье и скопление народа, а в тех глубоких водах, пустых и недвижных, собирался он поселиться, оставив владычество над Великими и малыми морями Оссэ и Онэн, своим вассалам. Но всегда волшебством своим из глубины дальних морских чертогов Улмонан управлял он слабейшими течениями Тенистых Морей и повелевал озерами, источниками и реками мира.
Такова была Земля в те дни, и не изменилась она с тех пор, кроме как древними трудами валар. Обширнейший из всех краев — Великие Земли, где поселились и бродят люди, а среди холмов поют и танцуют Утраченные Эльфы; но за западными пределами той земли лежат Великие Моря, и в бескрайних водах запада бесчисленны малые земли и острова, за которыми катят свои волны одинокие моря, чьи волны шумят у Волшебных Островов. Еще дальше, там, куда заплывали лишь немногие корабли смертных, раскинулись Тенистые Моря, где качаются на волнах Сумеречные Острова и бледная Жемчужная Башня высится над их самым дальним западным мысом; но покуда не была она построена, и простирались темные Тенистые Моря до самого их дальнего берега, что в Эрумане.
Ныне Сумеречные Острова считаются первой из Внешних Земель, к которым еще причисляют Эруман и Валинор. Эруман — или Арвалин — лежит на юге, но Тенистые Моря простираются до самых берегов Эльдамара на севере; а корабли должны плыть еще дальше, чтобы достичь этих серебряных берегов, ибо за Эруманом вздымаются Горы Валинора, огромным кольцом выгибающиеся на запад, а Тенистые Моря на севере Эрумана образуют просторный залив, так что волны разбиваются о подножие великих утесов и Гор, стоящих над самым морем. Там вздымается великая Таниквэтиль, чей вид величественен. Высочайшая из всех гор, облачена она в чистейшие снега; взирает она с дальней стороны залива на юг через Эруман и на север — через Залив Фаэри; все Тенистые Моря, даже паруса кораблей в залитых солнцем водах великих океанов и скопления народа в западных гаванях земель людей можно было впоследствии видеть с ее вершины, хотя расстояние до них измеряется в бессчетных лигах. Но пока Солнце не встало, Горы Валинора не были подняты, и обширная долина Валинора лежала холодная. Я никогда не видел и не слышал о том, что за Валинором, кроме того, что точно лежат там темные воды Внешних Морей, где нет приливов и отливов; весьма холодны и разрежены те воды, так что ни одна лодка не может скользить по их лону и ни одна рыба — плавать в их глубинах, кроме зачарованной рыбы Улмо и его волшебной колесницы.
