У него не было бугрящихся мышц, кубиков пресса, вздутых от усиленных тренировок вен, он был скорее, как красивое высокое мистическое существо. Кожа алебастрового оттенка ровная и гладкая, казалось, если коснуться натурщика, то можно испытать нечто похожее на экстаз. Статный, с прямой спиной, немного волнистыми волосами цвета жжёной корицы, он был прекрасен. Именно такими изображали в древности богов, рисуя на холстах или вылепливая из гипса. Застывшее совершенство.

Когда Тристан спрятал меня ото всех, я была слишком разбита, чтобы идти вперёд. Надеется. Ждать. Но Лилит удалось вернуть мне тот самый вкус к жизни, о котором так часто говорил Поль.

Мы познакомились на очередной выставке, – я рассматривала картины, чувствуя, как покалывает кончики пальцев от желания провести по полотну и ощутить текстуру, когда Лилит поймала меня.

Я любила провести рукой по холсту, почувствовать кончиками пальцев текстуру, которую оставляли краски. Может, для кого-то это было слишком дико или чудаковато, но мне нравилось ощущать картину, впитывать её образ, а после переносить на свой холст.

– Это не совсем законно, но я должна признаться, тоже люблю ощутить на коже текстуру красок, – сказала она.

Отскочив от полотна, словно обжёгшись, я посмотрела на девушку, округлив глаза. Роскошная, из этого слова состояла Лилит. Высокая, стройная, в красивом брючном костюме сочного малинового цвета. Но контраст той красоты скрывался в её лице: зеленоватых глазах, губах, накрашенных алой помадой, и огненно-рыжих волосах, что волнами обрамляли лицо.

Она произвела на меня пугающе притягательное впечатление. Казалось, я смотрю не на живого человека, а на скульптуру умелого художника. Пропорции её лица составляли чёткий баланс, будто кто-то и правда нарисовал девушку с чистого листа, а после оживил, чтобы показать миру, насколько пугающе жестокой может быть красота. Роковая – определённо, то слово.

– Не волнуйтесь, я никому не расскажу, но думаю, лучше будет, если впредь не станете поступать так необдуманно.

– Конечно.

– Лилит, – протянув тонкую, изящную руку с бордовым лаком на ногтях, представилась незнакомка. – А вы?

Я всё ещё не привыкла к своему имени, потому первым желанием было выдать правду, но я остановилась, прикусила губу и только после этого позволила нашим рукам соприкоснуться.

– Дея.

– Вы слишком долго оценивали мой образ. Позвольте узнать ваше мнение, – заметив, как округлились мои глаза, она мягко улыбнулась, показав ровные белые зубы. – Слишком прямо и откровенно? Бросьте и не пытайтесь увильнуть от ответа. Мне правда интересно.

Покачав головой в смущении, я перевела взгляд на полотно, которое хотела исследовать пальцами, когда услышала голос Лилит.

– Хорошо, тогда опишите меня всего несколькими словами.

– Роскошная, – обернувшись к ней, ответила, понимая, что девушка не отстанет. Её внешность полностью соответствовала характеру. Прямолинейная. Та, что с ноги выбьет дверь и добьётся своего. – Роковая.

Смех девушки в тот момент заставил мои губы расползтись в ответной улыбке.

– А вы мне определённо нарвитесь, Дея. Потрясающе. Ещё никто так не описывал меня. Вы попали точно в яблочко.

Когда мы остановились у картины Моны Лизы, я осознала, что хочу обсудить с Лилит тему художников на более глубоком уровне. Её ответ позволит узнать, насколько хорошо она разбирается в искусстве.

– А вы знали, что знаменитая «Джоконда» существует в двух вариантах?

– Предположим.

Мягкий голос, словно патока ласкал слух настолько завораживая, что я не сразу поняла, что пялюсь на неё.

– Эта всем известная картина, но имеется другая, более обнажённая версия, которая называется «Монна Ванна». По источникам, которые дошли до нашего времени, её нарисовал ученик Леонардо да Винчи, некий Салаи.

– Я вижу, кто-то хорошо учился, – довольно протянула Лилит. – К тому же он был не только учеником, но и натурщиком. Многие искусствоведы уверены, что он мог быть моделью для других картин великого художника. К тому же Салаи вполне мог переодеться в женское платье, его образ и послужил созданию «Моны Лизы». Но другие не разделяют эту точку зрения, предполагая, что это рисунок последователей да Винчи. Вы наверняка изучали эти картины, каково ваше мнение?

В Морвире мы изучали многих великих художников, разбирали их картины, вникая в детали, пытаясь заглянуть за изнанку тех времён. Скрупулёзно оттачивали наши навыки и применяли полученные знания в каждой работе. Я помнила, как мы пытались определить между двух совершенно на первый взгляд одинаковых картин подлинник и подделку, но мнения разделились. Для того чтобы понять недостаточно просто смотреть, нужна более углублённая экспертиза, ведь старить полотна, и рамы научились давно, и найти подлинник оказалось не так просто.

Мне больше нравились полотна Моне Клода, в них всегда чувствовалась определённая духовность. Нечто, что я не могла описать словами, но чувствовала в том, как художник наносил краски, работая с холстом, как выверено делал мазки и линии. Леонардо да Винчи был одним из самых искусных художников, и я не могла сказать наверняка, он ли нарисовал работу «Монна Ванна».

– В том, как проложены линии, угадывается рука да Винчи, но я не видела оригинала «Монна Ванны», потому не могу сказать наверняка. Те рисунки, что нам предоставляли в Морвире, в них чувствовалась та же подача, линии, штрихи, краски и оттенки, но для более подробного ответа нужно увидеть обе картины.

– С этим я могу помочь, – слишком легко прозвучали ответные слова Лилит. – Вы заинтересованы?

Её предложение настолько выбило из колеи, что я не могла ответить. Та встреча, знакомство и предложение, слишком сильно походили на череду каких-то тщательно спланированных действий. Своеобразный план, где мне предоставили главную роль.

– Вижу, вы слишком шокированы, но это и правда то, что я имела в виду. Позвольте пояснить я эксперт по древним картинам и разбираюсь в том, что истинно, а что нет. К тому же знаю множество коллекционеров, в чьих руках имеются поистине загадочные экземпляры. Вы не представляете, какие редкие картины я видела в частных коллекциях.

– Увидеть оригинал «Монна Ванны» – это что-то из разряда фантастики, – я мягко улыбнулась, не зная, что ещё сказать.

В тот день мы провели время, рассматривая все картины и обсуждая самые лучшие из них. Яркие полотна привлекали к тому, чтобы их осмотрели с тщательностью и скрупулёзностью сыщика. Заметили мельчайшие детали, технику нанесения красок и сюжета. Ведь каждая несла в себе смысл, который вкладывал художник. Она должна была рассказать историю, и мы видели её в каждом рисунке.

– Как бы ты описала ад? – заинтересованно спросила Лилит.

– Я покажу.

Вспомнив наваждение овладевшее мной, когда рисовала картину преисподней, глухой печалью отозвалось в мыслях. При взгляде на неё у меня по коже бежали мурашки, но я совершенно точно не могла объяснить, как нарисовала её. Откуда черпала то дикое больное воображение, когда изображала сплетённые клубки тел, криков и боли.

– Так, я и думала.

– Ты о чём?

– В глазах создателя, а именно таковыми я вижу художников, есть некий трепет восхищения. Знала, что ты станешь моим открытием.

Закончив прогулку по галерее, мы вышли на улицу. Лилит спустилась по ступеням и остановилась напротив шикарного яркого-синего кабриолета.

– Ну, показывай дорогу, – улыбнувшись своими ярко-алыми губами, указала на машину. – Вперёд. Я жажду увидеть твою картину ада.

Скользнув в машину, я почти ахнула. Текстура дорогой кожи приятно ласкала тело, а аромат красной смородины с нотками пряной корицы, наполнил лёгкие. Дорого. Искусно. Богато. Именно об этом я подумала, когда впервые увидела Лилит. Слишком роскошна и сногсшибательна.

Она грациозно скользнула в салон. Машина издала мягкий урчащий звук, вибрация отдалась в теле, когда мы тронулись. Указывая дорогу, я следила за вождением девушки. То, как она изящно держала руль двумя руками, плавно скользила в потоке, задумчиво прикусывала нижнюю губу, было своё, гипнотическое действие.