Если англичане прорвутся через минное заграждение, то береговые мортиры примутся мозжить их палубы тяжелыми бомбами, снаряженными пироксилином, миноносцы встретят роем торпед, а довершат разгром могучие залпы русских броненосцев.

Картина вырисовывалась настолько радужной, что Николай II даже назначил первых лиц готовящейся операции: общее руководство должен был осуществлять вице-адмирал Копытов, десантными войсками командовать генерал-лейтенант фон Шток.

Но, опять-таки, дальше словес об “исторической миссии России” и высоких назначений дело не пошло. Почему? Ведь план имел 100-процентные шансы на успех!

Причин тому несколько.

Прежде всего, в русском руководстве, кроме “ястребов”, существовало и более умеренное и прагматичное крыло. Сильное влияние на царя имели такие люди, как тогдашний министр финансов С.Ю. Витте и директор канцелярии Министерства иностранных дел В.Н. Ламсдорф. Которые могли “на пальцах” разъяснить Николаю бессмысленность босфорской затеи. Зачем англичанам лезть в уготованную им в Босфоре “огненную баню”, если они могут с таким же успехом, как русские – Босфор, захватить, хотя бы под предлогом спасения Османской империи, Дарданеллы? И тогда Россия вместо расположенной “за тридевять морей” базы потенциального противника на Мальте получит такую базу у собственных дверей.

А моральное удовлетворение от присвоения “Второго Рима” обернется международной изоляцией: смерти “больного человека” никто в Европе особо не жаждал, а еще меньше европейцам импонировало неуемное приращение и без того безмерной империи Романовых землями своих соседей. Изоляция же – это прекращение потока кредитов и технологий, без которых наметившееся на сломе веков русское экономическое чудо не станет возможным.

Были и другие аргументы. Например, весьма легкомысленным выглядит план десантной операции, построенный на том, что турецкие канониры на береговых батареях проспят прохождение по узкому проливу под дулами их орудий каравана из шести десятков транспортных судов. Конечно, и пушки у них старые, и стрелки из турок не ахти какие, но и промазать с полутора километров по медленно ползущему судну трудно, а думать о том, к чему приведет попадание тяжелых снарядов в набитый битком “пушечным мясом” транспорт, и вовсе не хочется.

Да и мало успешно высадить десант: Турция в конце XIX века – все еще громадная страна, раскинувшаяся от Ирана до африканских пустынь, и одно дело рассуждать о скверном техническом уровне оснащения турецкой армии и низком моральном духе солдат, другое дело – оказаться зажатыми на узкой полоске земли между морем и сотней-другой тысяч этих солдат.

Перебрасывать на поддержку десанта новые и новые дивизии? Развернуть боевые действия в Закавказье, чтобы туркам было не отвоевания Стамбула? А есть ли резон затевать большую войну в Европе, когда на Дальнем Востоке обстановка складывается так, что империи придется напрячь все свои силы, чтобы отстоять очередной “проглоченный” кусок территории?

Кстати говоря, знали ли турки о русских планах планах по овладению Стамбулом, или не знали, но о том, что у них появились общие интересы с империей микадо, они поняли весьма своевременно и даже отправили в 1890 г. один из немногих остающихся на ходу кораблей – фрегат “Естогрул” – с делегацией на борту в Японию. Правда, этот корабль погиб со всеми, кто был на нем, во время тайфуна у берегов Страны Восходящего солнца, и дальневосточно-ближневосточный военно-политический альянс не был заложен.

Тем более, что, как и в годы Крымской войны, у Англии могут найтись союзники, готовые превратить заведомо нерезультативную схватку “кита со слоном” в борьбу между “двумя слонами, одного из которых будет поддерживать кит”.

И, наконец, была еще одна причина. Россия готовила и вскоре выступила инициатором Гаагской конференции по ограничению вооружений. Конференция эта империи Романовых ой-как была нужна: отставание России от ведущих европейских держав в военно-технической сфере становилось все более наглядным, в случае большой войны, запах которой уже начинал ощущаться, стране не светило ничего хорошего; нужно было выиграть время для довооружения, перевооружения, реформирования и пр. А Франция с Германией задавали такой темп гонке вооружений, что времени-то они империи Романовых и не оставляли.

Не имея возможности решить вопрос путем ускоренного развития в военно-технической сфере, империя вынуждена была пойти на политические маневры – на ту самую Гаагскую конференцию. Но уговаривать "партнеров" разоружиться, осуществляя (или осуществив) неспровоцированную агрессию против соседней страны, довольно нелогично. Приходилось выбирать: или успех политического маневра, или невнятные шансы в военной авантюре. Николай II со товарищи выбрал первое. Был он прав или не прав? История сослагательного наклонения не имеет…

Можно предположить, что русский морской атташе в Вене и другие заинтересованные лица были весьма заинтригованы, когда узнали, что на австро-венгерских верфях строится броненосец, подозрительно похожий на изначальный проект "Екатерины II": те же 12-дюймовки в барбетных установках, расположенные треугольником – две впереди, перед рубкой, одна – позади; та же незащищенная броней батарея среднекалиберных пушек на батарейной палубе в корпусе корабля, такой же короткий броневой пояс по ватерлинии, защищенный с концов траверзами. Правда, все это – в водоизмещении менее 7 тысяч тонн, но, тем не менее, сходство наводит на мысль, что какие-то ловкачи то ли выкупили, то ли просто стырили те эскизы, которые впоследствии легли в основу проектов русских черноморских броненосцев.

Но на самом деле объяснение этой интриги гораздо проще.

После создания Тройственного союза у руководства Двуединой монархии перестала болеть голова по поводу защиты своего Адриатического побережья от натиска мощного итальянского флота, и появилась возможность обратить взоры на другую сторону Балканского полуострова и предаться более увлекательному и прибыльному делу – дележу "наследства" вышеупомянутого "больного человека". Тем более, что в 1878 г. австро-венгерская армия оккупировала Боснию и Герцеговину, превратив империю Габсбургов в полноценного конкурента России по разделу османского “имущества”.

Но к сердцу "больного человека" ведут две артерии, и называются они "Босфор" и "Дарданеллы". И если придуман какой-либо инструмент для овладения Босфором, то, очевидно, аналогичное орудие годится и для Дарданелл.

Проще говоря, конструкторская мысль в сходных условиях работает схожим образом; хотя и не исключено, что концепция броненосца для прорыва проливами была австрийцами позаимствована – в то время при строительстве кораблей из их основных параметров особого секрета не делали.

То, что австрийцы готовили "подарок" туркам, подтверждает тот факт, что второй корабль, заложенный на выделенные Венским парламентом средства на обновление флота, был вооружен только парой 12-дюймовок, и обе они стояли в борбетах бок о бок в носовой части, концентрируя огневую мощь судна для прорыва через древний путь аргонавтов.

Венские парламентарии действительно поскупились: у второго броненосца пришлось урезать и водоизмещение, и отказаться от третьего орудия главного калибра, но, зато, увеличить калибр средней артиллерии.

Но и в этих условиях австрийские корабелы сумели получить некоторые плюсы. А именно, опробовали две разные системы бронирования. Если "Кронпринц эрцгерцог Рудольф" был защищен на английский манер коротким (примерно 40% от длины корабля) толстым броневым поясом с траверзами, а оконечности защищались только броневой палубой, то "Кронпринцесса эрцгерцогиня Стефания" несла, на французский лад, сплошной броневой пояс от штевня до штевня с броневой палубой над ним.

Тактико-технические характеристики австро-венгерских броненосцев 1885-1890 гг. постройки

"Кронпринц эрцгерцог Рудольф" – заложен в 1885 г, спущен на воду в 1887 г., передан флоту в 1890 г. Водоизмещение 6870 т, длина между перпендикулярами – 94 м, ширина 19 м, осадка – 7,4 м. Мощность машины 8000 л.с., скорость – 16 узлов.