«Так вот он какой».

Император Альдеварра вёл себя так, будто от каждого его движения казна пустела на одну монету. Он замер на крыльце и позволил себе лишь один короткий кивок. Царь Агарашт потоптался на месте, вскинул руки: ему пришлось вытянуться на носках, чтобы возложить корону Ашмазиры на серебристую макушку Валендиара. Последний осторожно поправил сползший на лоб обруч и вновь замер.

– Благодарю вас, владыка Агарашт, – магия разнесла сиплый голос императора по площади вместе с заученными, едва различимыми ашмазирскими словами. – Не каждому царю хватит мудрости сделать выбор, который порадует его народ, а не его же собственную гордость. Да пребудут с вами боги.

Сам народ так не считал. Озадаченность ашмазирцев переросла в осторожное возмущение, когда они узрели, как корона их родной земли блестит на чужой, блёклой голове. Всё громче и громче становились упрёки горожан, а заместо вздохов уже прорезались недовольные выкрики.

– Змей тебя пожри, – сквозь зубы выговаривал отец. – Предатель.

Он сжимал кулаки, а немигающий взгляд направил на сверженного царя, который теперь стоял на шаг позади Валендиара и клонил голову. Брейхи Бенезил покрылся крупными каплями пота, и каждая жила в его шее превратилась в тугой канат, но всё же он не решался кричать, как остальные.

Молчали задние ряды, как и те, кто ближе всех стоял к альдеваррским солдатам. Зато зашлись воплями ашмазирцы, что стояли в самом центре площади – надеялись, видимо, что в толпе не разглядеть, кто именно выплёскивает гнев и оскорбления.

– Позор! – кричали десятки голосов.

– Чтоб вы сдохли! – добавляли другие: не такие многочисленные, но куда более громкие.

– Долой Альдеварр! – воскликнул рослый мужчина, запрыгнув на плечи друга.

Император покачал головой и вальяжно повёл правой рукой. В едином порыве строй его солдат наставил копья на толпу и сделал шаг вперёд. Взвизгнули первые ряды, попятились задние, но крики средних лишь зашлись с новой силой.

– Папа, – пропищала Итаки, схватив отца за рукав.

Брейхи Бенезил кивнул и жестом велел семье следовать за ним.

Густое столпотворение превратилось в бурлящий поток, подобный покрытому волнами озеру Ашамази во время бури. Эши лавировал между взволнованными телами горожан, несущихся к выходам с площади. Никто не смотрел под ноги, не заботился о том, чтобы не растоптать соседа. На его глазах грузный старик в одежде торговца снёс испуганную девчушку лет семи. Пока та, зарёванная, пыталась встать, ещё три пары ног втоптали её в камень.

Эши крикнул, взывая к осторожности остальных, и бросился к девочке. Он тянул руку, не спуская глаз с её лица, на котором грязь и слёзы смешались в один бурый поток, когда мостовая площади вдруг исчезла из-под его подошв. Эши перевернулся, небо поменялось местами с землёй, а воздух с криком вышел из его груди от удара об камни.

Он не мог дышать. Куда ни глянь, всюду громыхали чужие шаги, норовя размозжить Эши по площади широкими сандалиями. Он прикрыл лицо руками, и тут же ощутил плотный удар по локтю. Кто-то ругнулся, запнувшись об него и в отместку пнул мальчика по голове.

Воздуха не было: весь его вобрали сотни вопящих глоток. Они требовали крови тех, кто посмел снять корону с головы Агарашта, но лишь глубже втаптывали в землю своих же отпрысков.

– Эши! – знакомый голос звучал взволновано, как никогда. – Давай руку, придурок!

Среди тел, что сновали вокруг беспорядочной волной, Эши разглядел знакомую тёмную руку с повязанными на запястье нитками. Руй навис над ним, как стервятник над добычей, лишь для того, чтобы защитить от бурлящего потока.

– Руку давай! – повторил Руй куда громче.

Эши протянул ладонь и безвольно повис на вытянутой руке, пока брат тянул его кверху. Едва мальчишка встал, тяжёлое тело, пахнущее потом и пивом, врезалось в него сбоку. Заболели рёбра там, куда воткнулось колено незнакомца.

– С дороги, сосунки, – рыкнул грузный мужчина, чей живот будто медленно стекал по бёдрам. – С дороги, мать вашу!

Эши попятился в сторону, а толстяк уже протянул короткие пальцы, дабы придать ему нужное ускорение. Руй зычно выругался и втиснулся в крошечный промежуток меж братом и курдюком.

– Руки прочь, жирдяй вонючий, – рыкнул он.

– Зараза, – толстяк вскрикнул, когда утекающие с площади горожане толкнули его в спину. – Сейчас я тебе…

Сдвинуть такую глыбу едва могла даже толпа, так что теперь горожане обтекали застывшего курдюка с двух сторон. Его массивная фигура стала щитом для Эши, всё ещё старавшегося отдышаться. Как в медленном сне, он смотрел, как взлетает сверкающая от пота ладонь толстяка.

Руй оказался проворнее. Он вскинул левую руку, перехватил замах громилы возле локтя, а правый кулак вонзил в его обвисшее лицо. Ударил хлёстко, без замаха, и тут же закрепил успех вскинутым локтем, что тут же воткнулся в нос толстяка снизу вверх.

– Пойдём, – сурово велел Руй, хватая брата за руку и утягивая прочь.

Эши оглянулся на ходу. Курдюк вопил, прикрыл лицо и согнулся, а меж ладоней его сочилась яркая кровь. Под натиском толпы с переполненной площади он припал на колени, клонясь всё ниже. А за его необъятной спиной всё громче звучали выкрики, перемежаясь с рубленными командами на альдеваррском языке и грохотом.

– Что такое? – сдавленно спросил Эши, когда они уже оказались на одной из улиц, где можно было вдохнуть свободно. – Что происходит, Руй?

Его взгляд метался от прохожего к прохожему, но родителей и сестры видно не было.

– Седояйцый же всё сказал, – с угрюмой гримасой ответил старший брат. – Добро пожаловать в Альдеварр, чтоб его.

***

Дорога тянулась между безжизненных красноватых просторов, что разделяли Ашмазир и его ближайшего соседа, Зан-ар-Дум. Путь этот не назвал бы дальним и пеший путник. Приземистые крыши маленького города бедняков, торгашей и преступников уже росли перед Эши, хотя окраины самого Ашмазира ещё дрожали частой рябью в раскалённом воздухе за его спиной. Махину храма, что более не вмещал в себе Великого Змея, и вовсе будет видно даже если полдня вести верблюда прочь от сердца царства.

Но Эши было не по себе. При всей своей близости к Ашмазиру, Зан-ар-Дум лежал слишком далеко от берега священного озера, отчего в мёртвой пустыне вокруг него проглядывались разве что редкие сухие кустарники да иглистые кактусы. Приличные люди по доброй воле здесь не селились: без доступа к Ашамази ломалось шаткое равновесие всего естества ашмазирцев. Земля, ставшая основой для их тел, в Зан-ар-Думе довлела над водой, через которую в них вдохнул жизнь Великий Змей на заре мироздания.

Эши вздохнул, оказавшись перед крошечной заставой на въезде в городок. Состояла она из невысокой, в полтора человеческих роста, сторожевой вышки и пары пыльных шатров у её основания. Солдаты с обгорелыми до красноты альдеваррскими лицами бросили лишь один ленивый взгляд на измотанного спутника верхом на тощем верблюде и вернулись к своей незатейливой игре. Они бросали крошечные кубики на старый поднос и тут же возбуждённо орали, будто был какой-то смысл в этих кусках дерева.

Верблюд фыркнул и замялся, переступая границы Зан-ар-Дума. Немногие приходили в этот город по доброй воле: куда чаще на его узкие, тёмные улицы, покрытые песком, стекались те, кому не находилось места в величайших городах оазиса вокруг озера. Тем, кого отвергал славный Ашмазир, всегда было можно обогнуть обиталище Великого Змея и найти своё место в Сигерите на западном берегу. Или в Шор-ар-Дархе на полпути. Или в любой из деревень в зелёной полосе при озере.

Зан-ар-Дум принимал тех, кого отвергал сам Великий Змей. Некогда удобный торговый пост на пути к горам и владениям субихаров уже давно обратился убежищем для воров, шлюх и тех, кого величали торговцами туманом. Последние снабжали отчаявшихся ашмазирцев травами и порошками, что дарили недолгую усладу в обмен на ясность разума и крепость тела. С них же и начался тот путь, который привёл Руя к изгнанию.