Еще метров через сто он пропал. Исчез из виду. Я чертыхнулся, пробежал с десяток метров и выскочил на асфальт. Сиплого не было. Я снова юркнул в кусты и пошел в обратную сторону, надеясь, что парень, как и обещал, вернется назад.

— Эй! — услышал я за спиной. Но это был не сиплый голос нервного подростка. Это был звучный баритон самоуверенного мужчины. Я обернулся.

Ко мне быстро приближался милиционер. В правой руке у него была дубинка, и он слегка постукивал ею по левой ладони. Это сразу показалось мне плохим признаком.

Сержант остановился в метре от меня. Он был на полголовы ниже меня, зато шире в плечах. Уголки губ смотрели вниз, взгляд был настороженным. Распиравшее китель тело было немного более полным, чем следует.

— Документы, — потребовал сержант. Кобуры на поясе у него не было, поэтому все это пока было не очень страшно. Я полез в нагрудный карман рубашки, но одновременно спросил:

— А в чем дело?

— Сейчас узнаешь, — пообещал сержант. Судя по его тону, узнать мне предстояло что-то не очень приятное.

Я вытащил из кармана запечатанное в пластик удостоверение и протянул сержанту. Он взял документ левой рукой, а пока читал слова, которых не так уж и много было напечатано, бросал на меня настороженные взгляды.

— И какого хрена ты здесь делаешь? — спросил милиционер, держа мое удостоверение в руке. — Что тебе понадобилось в здешних кустах?

— Искал общественный туалет, — ответил я. — Приспичило.

Он молча ударил меня дубинкой по колену.

У него явно был богатый опыт в таких делах, и удар получился на славу. От неожиданности я охнул и отступил на шаг. Сержант двинулся следом.

— Если я еще раз тебя здесь увижу, — медленно проговорил он, — ноги переломаю.

— С чего такое внимание к моим ногам? — спросил я, внимательно следя за дубинкой, чтобы снова не попасть под удар.

— С того, что твоя морда мне не нравится, — любезно пояснил сержант. — Ходишь тут непонятно зачем, лазаешь по кустам... Странно. А я не люблю странностей. Валил бы ты отсюда, пока цел. Мне тут таких вот бумажек, — он уронил мое удостоверение в траву, — не надо. У меня и так все под контролем.

— Что значит «все»? — полюбопытствовал я и по реакции сержанта понял, что любопытства он не одобряет.

— Исчезни с моих глаз, — сказал он и повернулся. Я нагнулся за удостоверением, и тут он с пол-оборота и с явным удовольствием, светившимся на его упитанном лице, врезал мне дубинкой по шее. Я только услышал свист, уловил краем глаза движение и почувствовал, как мне отрубили голову. Наполовину. Я сел в траву, потрясенно глядя на автора столь замечательного удара. Тот улыбнулся и напролом, через кусты, вылез в сквер.

Я нащупал в траве злосчастное удостоверение, засунул его в карман и кое-как встал на ноги. Шея и правая нога меня не очень слушались, зато голова соображала по-прежнему.

Согнувшись, я осторожно выглянул между кустов. Сержант деловитой походкой шагал в дальний конец сквера. Навстречу ему, засунув руки в карманы, брел Сиплый. Лишь на секунду оба замедлили шаг, когда поравнялись друг с другом. Но я заметил, как сержант кивнул, а Сиплый усмехнулся. После этого они разошлись.

Я выбрался на асфальт, отряхнулся и стал ждать Сиплого. Он не поднял глаз, когда я окликнул его, а лишь прошипел:

— Отвали, сучара!

Вот теперь мне уже не оставалось ничего другого, как ехать к Максу. Лучше поздно, чем никогда.

Хотя Макс занимался своим бизнесом уже три с лишним года, у него все еще не было денег на приличный офис. И судя по всему, никогда не будет. Я оставил машину у входа в магазин бытовой электроники, обогнул здание и поднялся по ступенькам к железной двери, на которой висело три таблички: "Агентство по продаже недвижимости «Марс», "Адвокатская фирма «Омега» и "Охранное предприятие «Статус». Эти идиотские названия всегда заставляли меня недоумевать — неужели агентство продает нашу недвижимость на Марс? Или впаривает местным лопухам марсианские каналы по дешевке? А также почему адвокаты взяли себе в качестве имени последнюю букву алфавита? Нет ли тут намека, что к ним стоит обращаться только в самом последнем случае?

Когда я поделился своими соображениями с Максом, он надулся и сказал, что я дурак с незаконченным высшим образованием и что для людей важно, чтобы название было коротким и эффектным. Я спросил, какой эффект производит обычно слово «Статус», но тут Макс окончательно разволновался и послал меня за сигаретами.

За железной дверью начинался коридор, разветвлявшийся в трех направлениях. Совсем как в сказке: направо пойдешь — квартиру потеряешь, налево — разоришься на судебных издержках... Я пошел прямо, массируя на ходу онемелую шею.

В нашем офисе было пусто. На диванчике дремал Генрих, юрист, с переменным успехом вытаскивавший Макса из передряг, в которые «Статус» регулярно попадал с самого момента своего основания. Генрих представлял собой почти идеальный тип адвоката: пожилой, благообразный, всегда в аккуратном костюмчике. При этом худощавый, без видимых признаков материального благополучия — без перстней, со старым портфелем из искусственной кожи. Генрих в отличие от многих своих коллег не раздражал ни судей, ни людей из прокуратуры. Он умело создавал впечатление, что едва перебивается копеечными гонорарами, а его вечно грустные глаза будто говорили: «Нет правды на земле». Однако в свободное от судебных заседаний время ничто не мешало Генриху сидеть в ресторанах и целовать ручки юным дамам. Возможно, дело заходило и дальше целования рук, но свидетелем этому мне бывать не приходилось.

Я тронул Генриха за плечо, и тот немедленно открыл глаза.

— Добрый день, Константин, — сказал он.

— Это очень спорное утверждение, — заметил я, держась за шею. Генрих поморгал, присмотрелся ко мне повнимательнее и согласился:

— Действительно. Вы выглядите так, словно вам сначала оторвали голову, а потом снова пришили. Но пришили криво.

— Знаю. Макс у себя?

— Максим Степанович сейчас работает с клиентом, — сообщил Генрих.

— Мне надо с ним поговорить.

— Константин, я надеюсь, что моя помощь вам еще не нужна? Или уже не нужна? Я знаю, что вы приходите говорить с Максимом Степановичем только тогда, когда...

— Я сначала с ним поговорю, — перебил я Генриха. — А уж он решит, еще или уже...

Генрих проскрипел мне в спину что-то пессимистическое, но я уже толкнул дверь кабинета. Макс сидел напротив двери, а клиент к ней спиной, поэтому клиент не понял, с чего вдруг так меняется в лице хозяин кабинета. Но Макс быстро взял себя в руки.

— Привет, — сказал он мне. — Знакомься, это Василий. Я его консультирую по вопросам безопасности жилья...

Василий повернул ко мне угрюмое лицо, украшенное на подбородке темной растительностью. Мы пожали друг другу руки.

— А это Константин, — продолжал исполнять представительские обязанности Макс. — Один из наших лучших и опытнейших сотрудников.

«Почему-то в разговорах один на один ты оцениваешь меня иначе», — подумал я, садясь в кресло справа от Макса.

— Вот, — кашлянул Макс, посмотрев сначала на меня, потом на Василия. — Значит, продолжим...

— А железную дверь надо ставить? — спросил Василий. Я увидел, что на коленях он держит ежедневник и записывает туда все сказанное Максом.

— Железную дверь? — переспросил Макс. — Можно. А еще лучше поставить ее вашему соседу.

— Не понял, — оторвался от своих стенографических записей Василий.

— Помимо того, что железная дверь защищает вашу квартиру, она еще и является вывеской для потенциальных грабителей. Извещает о том, что за такой дверью есть что-то ценное...

— Ага, и значит, пусть лучше такая дверь стоит у соседа и отвлекает внимание? — сообразил Василий, непрерывно строча в свой ежедневник.

— Да это я так, пошутил, — отмахнулся Макс. — Главное, чтобы как можно меньше людей знали о вашем благосостоянии. А то ведь те же соседи из зависти и наведут...