— Мне вообще везет на маленьких хорошеньких девочек, — плотоядным голосом произнес я. На другом конце провода замолчали. — Это шутка, — сказал я со вздохом сожаления.

— Хорошая шутка, — оценила Кристи. — Я уже хотела бросить трубку. Так какие у вас новости, Константин?

«Группа хирургов-самоучек вчера пыталась мне сделать пластическую операцию подручными средствами, — подумал я. — Пациент находится в состоянии средней паршивости». Но негоже было пугать маленькую хорошенькую девочку. И я честно признался:

— Кристи, я все-таки расплевался с Ниной Валентиновной. Я больше ее не обслуживаю.

— Так вы можете мне сказать, в какой больнице лежит Колька? — завопила она мне в ухо. Я явственно представил, как Кристина прыгает от радости у телефона. Пришлось ее разочаровать.

Я чувствовал себя злодеем, отнимающим у ребенка только что подаренную игрушку. На самом деле я отбирал только что подаренную надежду. А это более тяжелое преступление. За это нужно расстреливать.

— Кристи, там несколько запутанная история, — вяло произнес я.

— Что? Что вы говорите? Какая история?

— История заключается в том, что... — Я замялся, не зная, как это все объяснить поделикатней. Мне почему-то было жаль ее, виденную мной лишь раз в жизни. — Короче, его нет в той клинике. Он там был, а теперь его там нет.

— А куда же он делся?

— Этого я не знаю. Но домой он не возвращался. Может быть, подался к своим друзьям.

— Это вы о ком? Об Артуре? Ничего себе друзья...

— Я советовал Нине Валентиновне обратиться в милицию, чтобы там начали розыск Николая, но Фокины категорически против. Из-за этого мы, собственно, и поцапались.

— Вы хотите сказать, что его родители не знают, где он сейчас?

— Именно так.

— Кошмар какой-то, — подавленно произнесла Кристи. — Где же его теперь искать?

— Во-первых, я советую тебе его не искать. Если он отсиживается у Артура, то ты его не найдешь, только зря будешь рисковать...

— Но я хочу его найти! Я хочу вытащить его оттуда! Понимаете, он был нормальным, совершенно нормальным, пока этот Артур не приучил его колоться! Он совсем пропадет, если я его не найду...

В ее голосе слышалось отчаяние. Что такого нашла она в этом Коле, раз дежурит сутками в его дворе, не спит ночами, готова обшарить весь город, чтобы найти его... Возможно, это была искренняя и безусловная готовность самопожертвования ради другого — качество из тех, что проходят с годами. У Кристи оно пока еще было. И я уважал ее за это.

— Константин, что мне делать? Может, мне позвонить в милицию? Или нанять вас, чтобы вы нашли его? Сколько это стоит? Я зарабатываю кое-что репетиторством английского, я могу вам заплатить...

За несколько секунд она выдала две идеи, которые стоило обсудить. Я зауважал Кристи еще больше, но не сказал ей об этом.

— Кристина, — позвал я в трубку. Мне показалось, что девушка плачет. — Кристина...

— Я слушаю. — Голос был ровным, спокойным. Если она и дала волю слезам, то умело это маскировала. Коле Фокину повезло так, как мне никогда в жизни не везло.

— Кристина, я подумаю над твоим предложением. Будь вечером дома, я позвоню и скажу тебе, что стоит делать и чего не стоит. Наберись терпения. До вечера. Хорошо?

— Хорошо, Костя. Можно мне вас так называть?

Я милостиво согласился.

Некоторое время спустя я понял, что этот разговор имел ключевое значение для событий, развернувшихся в следующие несколько дней. Моя затаившаяся ярость, мое желание отомстить, моя боль — это не давало мне настоящей причины, чтобы влезть в фокинское дело глубже, рискнуть по-настоящему. Ярость могла таиться годами, и когда-нибудь, случайно встретив усатого Петю или Артура на улице, я бы выпустил ее прогуляться по их ребрам. Моя боль неминуемо стихла бы. Я мог пережить подобное. Моя кожа загрубела, а иначе бы мне не выжить в Городе, где тайно или явно, но все сводится к одному — грызи ближнего, чтобы выжить, не то ближний сгрызет тебя. Болтаясь на улицах по своим профессиональным обязанностям, я ощущал это крепнущее год от года настроение особенно хорошо.

Я мог бы пережить все это. Высохли страницы моей книги, которую швырнул вчера в лужу усатый. Подсохли бы и мои раны.

Но девочка Кристи дала мне настоящую причину. Она не могла пережить того, что происходило с ее парнем. Ее кожа была нежнее. Ее раны не затягивались. Ее боль не давала покоя ни ей, ни мне. Она дала мне причину.

Потому что всегда нужна причина. Глупо нарываться на серьезные неприятности просто так, без столь же серьезных оснований. Теперь у меня это было.

Но все-таки: черт побери этих молокососов, которые надеются, что можно добиться справедливости, сломить зло и наполнить мир любовью. Которые надеются, что будут жить вечно.

Черт их побери. Из-за них я чувствовал себя дряхлым стариком. И утешает лишь одно — что когда-то, миллионы лет назад, я и сам был таким. Черт меня побери.

В «Комету» я опоздал. Добираться туда пришлось на автобусе, чего я уже давно не делал, поэтому неправильно рассчитал время и влетел в распахнутые двери «Кометы», когда Макс и его знакомый уже стали сомневаться, приду ли я на встречу.

— Знаешь, сколько уже времени прошло? — спросил Макс. Он не мог упустить возможность сделать мне замечание. — Да ладно, спишем на твою инвалидность...

— А я специально опоздал, — сказал я. — Надеялся на штрафную рюмку от тебя, Макс, только, видно, зря.

— Почему? Я не жадный. Только рюмки у меня нет. — Макс протянул мне недопитую банку «Хайнекена». — Вот твоя штрафная... А вот мой знакомый из органов внутренних дел, знакомься.

— Игорь, — тихим, словно сдавленным голосом представился человек из органов. Тот самый. Легендарный герой народных сказаний. Вымирающий вид, занесенный в Красную книгу. Милиционер, который не берет взяток. На вид ему было лет двадцать восемь — тридцать. Из расстегнутого ворота белой рубашки торчала тонкая шея. И еще я обратил внимание на его глаза — большие, карие и очень печальные. Такие я видел у раненого оленя в передаче «В мире животных».

Посмотрев в эти глаза, я почему-то сразу поверил, что этот парень действительно чист и что ему можно верить. Насколько вообще можно верить милиционеру.

— Вы из какого отдела? — спросил я, отхлебывая из банки теплое пиво.

— Борьба с организованной преступностью, — сказал Игорь. — Устраивает?

— Он раньше был в отделе по борьбе с экономическими преступлениями, — сообщил Макс. — Но ушел.

— Я там слишком выделялся на общем фоне, — грустно сказал Игорь и улыбнулся улыбкой Пьеро, как бы говоря: «Все это было бы так смешно, не будь это так печально».

— Костик, — посмотрел на меня Макс, насупив брови, что означало переход разговора в серьезную стадию. — Я описал Игорю ситуацию. В целом.

— И в целом ситуация проста и понятна, — 90

подхватил Игорь. — Только непонятно, что вы от меня хотите, Константин?

— Как что? — не понял я. — Разве ничего не надо делать? Я вам говорю, что торговлю наркотиками в Молодежном парке покрывают милиционеры, а вы спрашиваете, что я хочу? Я говорю, что совершено похищение человека, а вы...

— Вот именно, — сказал Игорь. — Вы это только говорите. Доказательная база — где она? Если мы завтра проведем рейд в парке, выловим пару торговцев и хорошенько их допросим — они расскажут нам про свою «крышу» в милиции? Как вы думаете, Костя?

— Думаю, что не расскажут, — мрачно произнес я.

— Вот именно. А уж с похищением тем более — родители молчат, в милицию не обращаются. Нет сигнала — нет преступления. Видите ли, Костя, вы же не занимались целенаправленным сбором улик. Вы не фиксировали свои приключения документально. Вы просто случайно наткнулись на пару подозрительных фактов. Даже не фактов, потому что кроме вас о них никто не расскажет. Их никто не подтвердит.

— Ага. — Я начал распаляться. Макс это заметил и двинул меня ногой под столом. Я ответил, но, видимо, переборщил, потому что Макс дернулся и изменился в лице. — Конечно, всех улик я вам не принес на блюдечке с золотой каемочкой, но я навел вас на нужные места — на парк, на Артура. Я показал вам, как можно все сделать. Пошлите своего человека с микрофоном на животе в парк, пусть он попробует наехать на торговцев, якобы он из какой-то «левой» банды... Посмотрим, кто прибежит его выгонять! Или я сам могу туда еще раз сходить!