После ужина Мясников собрал добровольцев вновь на плацу. Вновь легкая физическая нагрузка, бег, приседания, отжимания, а потом еще около часа погонял их по строевой подготовке. Элис, несмотря на все это, начала медленно понимать, как живет армия. Все вокруг походило на школу, только на целый день. Жесткое расписание, дисциплина и порядок. Единственное, но самое важное отличие. Кричащий сержант, хотя и в ее школе были кричащие на учеников учителя. Отличие в том, что они делали это изредка, а Мясников словно не говорил иначе, из-за чего у Элис стала прорастать небольшая, все еще в зерне, но привычка.

Вымотанные после всего, добровольцы вернулись в казармы, их все еще сопровождали солдаты Krieg Korps. Единственное напоминание, что ты словно заключенный, что ты можешь умереть за любой проступок. Это напрягало многих, но и к этому привыкаешь. Перед отбоем у них еще было два часа свободного времени, на что угодно. Кто-то отправлялся в душ, смывая с себя всю грязь и пот накопившиеся за день, кто-то просто лежал, смотря в потолок, кто-то общался обо всем на свете со своими новыми знакомыми. Элис долгое время не могла подойти к своей кровати, на которой сидела Эмили и чистила сапоги. Мерсер, казалось, что виновата и следует извиниться, но не находила слов, как начать разговор. Генри и Итан не помогут в этом деле, да и кто они вообще. Наглые парни, что, скорее всего, пытаются найти женского внимания. Спустя десять минут раздумий, Элис все же решилась идти без какого-либо плана.

— Эмили, извини за то, что сказала в обед, — произнесла девушка, подходя к своей соседке по койке и становясь возле нее.

— А, Элис. Да господи, забей. Все нормально, — Эмили прекратило свое занятие и посмотрела на собеседницу.

— Но…

— Забей. Ясно? Просто забей, — тут же перебила Эмили, не давая, попытаться, даже объясниться Элис, — и хватит смотреть с таким лицом, словно виноватая в чем-то. Присаживайся, — Эмили чуть отодвинулась в сторону, освобождая места для девушки.

— Просто… Ладно, — Элис повинуясь словно приказу, уселась рядом, но осталась все еще напряженной.

— Слушай, здесь все напряжены, некоторые вообще на грани. Им блин по двадцать пять с хвостом лет, а ты вообще только школу закончила. Сколько тебе, восемнадцать? — Эмили слегка повернулась в сторону девушку вполоборота, закидывая ногу на постель.

— Семнадцать, — Элис под добродушным взглядом своей знакомой, все же стала приходить немного в норму, — я пошла в пятилетнем возрасте.

— Ну вот! Так что, я вообще удивлена, как ты держишься. Да ты сильнее любого из нас здесь, — Эмили улыбнулась, легкой улыбкой, словно своей подруге. — и я серьезно, — с этими словами девушка легонько дотронулась носа Элис и сделав "буп", убрала. — пошли покурим.

— Я не курю, — тут же отчеканила Элис, словно свою заповедь.

— Господи, постоишь рядом, — Эмили надела ботинки и встала перед знакомой, приглашая ту, жестом за собой. — Пошли! Поболтаем о женском.

Девушки вместе вышли из казармы, под присмотром одного из солдат. Парень даже протянул зажигалку, дав прикурить сигарету. Эмили и Элис расположились недалеко от входа, на углу здания, так чтобы их было трудно заметить при выходе из казарм. Вечернее время медленно сменялась ночью. Загорались огни фонарей, освещая только главные проезжие улицы военной части. Во многих домах в окнах горел свет. Иногда доносились громкие звуки, напоминающие разговор. Изредка по улочкам проходило пара-тройка солдат Krieg Korps. Мужчина, что сопровождал их, встал в нескольких метрах от девушек и делал вид, словно не слушает их разговор.

— У тебя же есть семья, да? — наконец голос Эмили потревожил их молчание. Девушка медленно вбирала в свои легкие дым, стараясь растянуть сигарету как можно дольше.

— Да, мама и папа. Еще младший брат. Ему сейчас восемь, — Элис оперлась на стену спиной, слегка поднимая голову к небу. — Родители и настояли на том, чтобы я отправилась по повестке.

— А мои меня выгнали из дома, когда корпорация дала мне назначение в журналистику. Сказали, что у меня теперь есть работа, жилье и образование. Сказали, чтобы я начала взрослую жизнь отдельно от них, — Эмили говорила это медленно и некоторой долей грусти в голосе, — и таких, как я множество. Родители больше не думают, что делать со своими чадами. Корпорации дают все. Это вроде хорошо, но… — сделав значительную паузу, девушка в один мах докурила сигарету и, выдыхая столб дыма, продолжила, — но, после... Когда я начала жить отдельно. Мне чертовски не хватало их в своей жизни. Я типа понимаю все… я уже взрослая и прочее-прочее… Черт, так хочется приехать иногда к ним, чтобы они меня поддержали.

— Эмили… — Элис повернула голову на свою собеседницу и увидела у нее слезы, медленно спускающиеся по щекам. Инстинктивно, не ожидая от самой себя, девушка обняла Эмили обеими руками.

Они простояли так несколько минут, обнимаясь и ища утешение и поддержку друг у друга. Элис не понимала, не понимала, как взрослая девушка может волноваться о таком. Почему ее, это так мало беспокоило. Она сама хотела отчасти поскорее выбраться из родительского гнезда, начать жить взрослой жизнью, без контроля и упреков. Без требований и ссор.

— Ну все, коротышка… все, хватит, — Эмили потрепала свою знакомую по голове и освободилась из объятий. Сейчас девушка вновь стала той, которую Элис видела постоянно. Добрую, улыбчивую и оптимистичную девушку. — Спасибо.

— Эй, я не коротышка, — немного гневно ответила Элис, сверля взглядом знакомую.

— Ладно-ладно, Элис.

Обнявшись еще раз, они в скором времени вернутся в казарму. Приняв душ и необходимые процедуры перед сном, девушки лягут на свои кровати. Спустя недолгое время, в казарму войдет сержант, чтобы огласить на всю казарму: “Отбой”, — и переведя свет в ночной режим, оставит добровольцев наедине с их возникающими мыслями.

Двенадцатое и тринадцатое июня для добровольцев прошли без значительных проблем. Жесткий график, составленный в первый день прибывания, не претерпел каких-либо серьезных изменений, кроме завтрака. Теперь новобранцы вдоволь могли насладиться утренним приемом пищи длительностью в час, прежде чем начать физические нагрузки на плацу. Элис за эти два дня смогла более-менее втянуться, как и все остальные. Крик сержанта стал обыденностью, он редко превышал громкость своего “обычного” разговора. Только на физических нагрузках, когда он вновь всех назвал кучкой не на что ни годных отбросов. Лорену тогда досталось больше всех. Сержант буквально комментировал любое его неверное выполнение упражнений. К сожалению для многих, Мясников не столь сильно уделял парню свое внимание. Доставалось всем.

Теоретические занятия, для Элис давались легко. Это было той же школой, просто иной предмет изучения. Она порой даже задавала интересные вопросы на них, что подмечали учителя проводившие лекции. Здесь было ее поле боя, на котором Элис могла делать значительные успехи, по сравнению с физической подготовкой. Девушка всерьез изучала все, что преподается, найдя свою отдушину в этом месте, который все еще вызывал иногда страх и опасения за будущее.

Вечерняя физическая нагрузка сменилась полосой препятствия. Вот где действительно начался ад для Элис. Она не справлялась со многим, слышала крик и ор сержанта, так что аж закладывало уши. Ее показатели были самыми худшими во всем отделении. Для нее это было действительно трудно. Эмоционально и физически она выгорала после них. Не хотелось ничего, кроме как лечь и ничего не делать. Хотелось бросить все, убежать, но бежать было некуда. Тот вариант, что ей предложили, как альтернативу, отметался сразу. В это время на помощь приходили разговоры с Эмили, Генри и Итаном.

Нет, они не говорили ей, что она справится, что сильная и прочее. Они просто отвлекали ее разговорами о чем угодно. Например, Генри рассказал, что у него есть сестра, которая еще ходит в школу. Рассказывал, как он пугал ее ухажеров и всячески оберегал, а потом она даже заявила ему, чтоб он перестал это делать, ведь она уже взрослая. Потом он уехал в Сибирь. Генри за эти разговоры, никогда не рассказывал о том, что там происходило и всегда переводил разговор в другое русло.