Старый откашлялся и довольно просипел:

– Барно с тобой корешиться, Каин! Козырный ты…

И Старый вновь принялся поглощать деликатесы, хотя его ппузо и раздулось, словно он находился на девятом месяце беременности. Каин изумленно покачал головой: И куда в него столько лезет? Но приставать к деду не стал – пусть жрет, сколько хочет. Вместо этого он толкнул вновь закрывшего глаза и отвернувшегося к стенке Хряка.

Хряк слегка вздрогнул, открыл глаза и настороженно посмотрел на бессмертного вора.

– Хряка, а ты чего не лопаешь? – поинтересовался Каин с подвохом. – Все щимишься по углам, как неродной! В себя, что ли, до сих пор не пришел?

Хряк молчал, стараясь не встречаться взглядом с неуязвимым паханом.

– Менжуется он, бугор, – пояснил, чавкая, Старый. – Ты-то человек са-а-а-всем не простой!

– Да обожрался я уже дармовым хавчиком, – попытался отмазаться Хряк, – с непривычки пузо крутит.

– Не свисти, босота, – вывел его на «чистую воду» старик, – маялся бы пузом – с параши б не слезал!

– Он прав? – спросил сокамерника Каин.

– У меня твоя рожа клейменая с вырванными ноздрями до сих пор перед глазами стоит! – прорвало смотрящего.

– Не мандражируй, арестант, – успокоил его Каин, – я ж прилюдно сообчил почтенному обчеству, что ты прощен. Ты ж волю сходки исполнял – все по закону, который, кстати, я выдумал… Или, как сейчас это модно трепать – разработал и внедрил.

Старый сипло засмеялся, брызжа по сторонам слюной и крошками:

– Законотворец ты, выходит, Каин!

– А то! Мой закон совдепию пережил, хотя и устарел слегка. Надо будет поправки внести…

Жорка заинтересованно отложил блокнот в сторону и свесился с кровати:

– А расскажи, как оно тогда было, Каин?

Каин прищурил один глаз:

– А ты что же, за мной записывать будешь, писатель? Был у меня один такой в Рогервике, на каторге, тоже все писал… А потом книжонками о моих тогдашних похождениях всю Рассею-матушку завалил!

– Так интересно же! Бессмертный вор! Никогда б не поверил, если бы своими глазами не видел!

– Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, – продекламировал Зинчук.

– Шекспир? – удивленно вскинулся Жорка. Так ты и его знал?

– Нет, пацан, я не такой древний. О чем базарить будем, писатель, чтобы скуку разогнать?

– Про закон давай, воровской! – предложил журналист.

Хряк тоже поднялся с кровати и присел к столу:

– Про Закон и я бы послушал…

– Уговорили, красноречивые! – усмехнулся Каин. – Давай, Хряк, завари чифиря, да покрепче, а я расскажу. Только с чего начать? Хм… Кто такие жиганы знаете?

Жорка мотнул головой:

– Слышать – слышал, а вот, чтобы наверочку…

– А ты, Хряк? – Прищурился Каин.

– Ну, навроде, как, тоже воры, – пожал плечами Хряк. – Только такие… – он пощелкал в воздухе пальцами, – с форсом!

– Эх, вы, неучи! – вздохнул вечный вор. – И для кого я только старался? Тута четкое понятие нужно: жиганами еще на царской каторге называли проигравшихся в пух игроков, босяков, оставшихся без гроша за душой. Позже это погонялово приклеилось просто за «горячими» бродягами. Жиганы – высшая каста, и этого у них не отнять. Не каждый бродяга мог называться жиганом, это нужно было заслужить. Но… – Каин сделал многозначительную паузу. – …жиганы и уркаганы – единое целое! Уркаган мог быть жиганом, и наоборот! А вот после революции начался бардак, наши братки, из тех, кто поумнее, смылись за рубеж с отступающими беляками. В основном отвалила высшая воровская масть: марвихеры, медвежатники, фармазонщики…

– А ты? Остался? – Хряк потихоньку начал оживать, подключаясь к разговору.

– А я как-то набегался в свое время по заграницам, да и интересно было: чего у красных получится? Но свято место пусто не бывает – в преступники полез разный сброд: от мелких разорившихся лавочников, до отставных царских офицеров, не пожелавших покинуть державу. Вот в основном из офицерья, имеющего боевой опыт, прошедших первую мировую и гражданскую, возникла каста новых жиганов…

– А почему опять жиганов? – не понял Жорка.

– Грабили они по-жигански, в борзую, с фарсом… Им нечего было терять. Работали красиво и жестоко! Прижали они на воле старорежимных авторитетов, сидельцев со стажем, урок… Житья ворам на воле не стало и мне досталось, хоть я и бессмертный! Вор, он ведь по натуре – одиночка. Пришлось немного суетнуться, чтобы воров объединить в один кулак. Ведь на кичах и в те времена – вор, как был в авторитете, так и оставался! А жиган рано или поздно, а все равно за колючку попадал – вот отсюда пошло первое правило нашего закона: держишь зону – держишь волю!

***

В кабинете начальника полиции вновь находился профессор Подорожников, теперь, в отличие от предыдущего раза, приглашённый Дротом.

На негромкий стук во входную дверь Константин Михайлович отреагировал привычным «Да!»

Дверь открылась и в кабинет вошла Ольшанская:

– Вызывали, товарищ полковник?

– Проходи, Ольшанская, – буркнул Дрот, – не стой – времени в обрез!

Ольшанская подошла к столу и присела на стул напротив Подорожникова.

– Здравствуйте, Вениамин Тимофеевич! – поздоровалась она с профессором.

Подорожников слегка привстал со стула и наклонил голову:

. И вам здравствовать, красавица! Хорошеете, прямо с каждым днем!

– Вы к нам какими судьбами? – улыбнулась старичку Ольга.

– Я пригласил Вениамина Тимофеевича для консультации… – Пришел на помощь профессору полковник.

– Я как увидел эти фото… Эти надписи на трупе… – возбуждённо затараторил Подорожников. – Это просто немыслимо! Это… это историческая сенсация!

– А если подробнее, Вениамин Тимофеевич, – попросила Ольшанская, сразу уловив, о чем идет речь, – для несведущих в истории. На каком языке сделана надпись?

– Ах, да, извините! – опомнился Подорожников. – Надпись – это самое интересное, и самое странное! Она выполнена на древнем диалекте мукри…

На каком, простите, диалекте? – переспросила Ольга.

– Мукри, или мохэ – народ, заселявший в раннем средневековье север Маньчжурии.

– Китай, что ли? – спросил Дрот.

– Не только Китай, – пустился в объяснения профессор. – Это, и современное Приморье, и Корея. Мохэ – предки чжурчженей и бохайцев. Относятся к тунгусо-маньчжурской языковой группе…

– Профессор, – вежливо прервал его полковник, – достаточно для общего, так сказать, развития! Давайте к сути.

Хорошо, – послушно согласился Подорожников. – Продолжим: у тунгусо-маньчжуров есть одна очень древняя легенда…

– Это легенда имеет отношение к нашему делу? – уточнил Дрот, зная, что увлеченный профессор может очень сильно отвлечься от интересующей полицейских темы.

– Непосредственное! – воскликнул Вениамин Тимофеевич. – Так вот, легенда гласит: однажды Злой Дух задумал уничтожить жизнь на земле. Истратив всю свою силу, изготовил он два диска, подобных солнцу, и разместил их на небе. Начался глобальный катаклизм, выражаясь современным языком. Люди взмолились своему святому, защитнику-прародителю Хадо, чтобы тот избавил их от такой напасти. Хадо внял молитвам, и сбил стрелами небесные диски, которые каплями расплавленного металла упали на землю. Инцидент был исчерпан, но Злой Дух не был уничтожен. Поэтому Хадо оставил защиту от Врага – пару амулетов, изготовленных из остатков солнечных дисков, содержащих всю силу Злого Духа. И пока дети Хадо будут хранить эти амулеты в недосягаемости от него, тот не сумеет причинить им вреда.

– И как эта легенда связана с нашим убийством? – не понял полковник.

– Ах, да, – опомнился Подорожников, – изображение, выжженное на теле этого несчастного, повторяет известные описания одного из этих амулетов. Знак в знак, слово в слово! Вот, я захватил с собой…

Профессор залез в портфель, с которым пришел в участок, и достал из него копию древнего манускрипта. Он показал рисунок амулета Дроту и Ольшанской.

– Действительно похож… – согласился полковник, рассмотрев документ.