Входная дверь, легко скрипнув открылась и в кабинет тюремного начальства вошел Ключник:
– Привет честной компании!
– Надо же – сам пришел! – изумленно произнес Хряк.
– Это шо за явление, Хряк? – «сквозь губу» поинтересовался Хобот.
– Знакомься, братва – Ключник! – «просветил» честную компанию Хряк.
Хобот сбросил ноги со стола и наклонился вперед:
– Ну, садись, раз пришел.
Ключник присел на стул как раз напротив Хряка, не обратив внимания на странно активизирующегося за его спиной Бациллу.
– Имеешь, что сказать людям? – с видом этакого третейского судьи спросил местный пахан.
– Да вот с приятелем не сошлись во мнениях… – указав на Хряка, мирно произнес Зинчук.
– Ну, так давай, а мы рассудим! – продолжал «издеваться» Хобот, прекрасно зная, что сила на его стороне.
Хряка и Ключника разделял лишь стол. Смотрящий резко наклонился вперед и плюнул Зинчуку в лицо. Острое лезвие бритвы, которое во время разговора Хряк прятал во рту, вонзилось Ключнику в левый глаз. Он непроизвольно вскрикнул от боли и прижал руки к лицу: вязкая густая кровь прочертила на его запястьях темные дорожки и, просочившись сквозь плотно сжатые пальцы, закапала полновесными каплями на грубую поверхность стола.
Пока Ключник корчился от боли, со стульев подскочил Бацилла и подло вогнал в его незащищенную спину заточку. Зинчук вздрогнул, а затем рухнул на стол. Его голова, гулко стукнув о столешницу, развернулась боком, открывая взору присутствующих криминальных авторитетов окровавленную глазницу.
– Лихо ты его повенчал, Хряк! – с нотками зависти в голосе, произнес Хобот. – Я и не знал, что ты такой виртуоз!
Хобот, а видел, как я сработал?! А?! – дающим «петуха» голосом от нахлынувшего возбуждения, пролепетал Бацилла, демонстрируя всем трясущиеся руки. – вот этими самыми руками гниду работал…
Заткни фонтан, Бацилла! – презрительно процедил законник. – Убери эту падаль…
– Сейчас сделаем все в лучшем виде, пахан! – Бацилла мелко закивал и потянул все еще дрожащими руками заточку, торчащую из спины Ключника. Выдернув окровавленное лезвие, он откинул неподвижное тело Зинчука на спинку стула и деловито принялся стягивать с него модную спортивную мастерку.
– Э-э-э… – удивился даже Хобот, не говоря об остальной братве. – Ты чего это делаешь, братская чувырла? Крысятничаешь?
– А чего добру пропадать? – Не постеснялся Бацилла, продолжая стягивать мастерку с мертвого тела. – Клифт[1] канолевый совсем! И кровью почти не запачкался…
– Ладно, – махнул рукой Хобот, – ему уже без надобности.
Бацилла, наконец-то, стянул мастерку, оставив труп Ключника с «голым торсом». Раздался сиплый кашель – шаркая по полу ногами, к трупу подошел Старый. Презрительно посмотрев на Хобота, он, брызжа слюной из беззубого рта, ткнул кривым пальцем с желтым обломанным ногтем в остывающее тело:
– Ну, чё? Сявки мелкокалиберные! Ужо и фраера нормально опустить не можете?
Хобот «отмахнулся» от престарелого зэка, словно от назойливой мухи:
Дед, сгинь – твой паровоз давно отстукал…
Бацилла неожиданно истерично взвизгнул, словно перепуганная мышью баба, и отпрыгнул от трупа:
– Мля! Бугор, че за фуфло!
Бацилла указывал рукой на обнаженную спину мертвого Ключника, на которой стремительно проступали неясные очертания многочисленных татуировок. Через секунду взорам изумленных зэков «открылась» искусно наколотая церковь со непомерным количеством куполов[2] и «проявились» старые уродливые шрамы от ударов плетью.
Хряк даже с места привстал и изумленно присвистнул:
– Вот это фрак с орденами[3]!
Старый, что ошивался возле тела, наклонился, пытаясь разглядеть подслеповатыми глазами татуировку церкви.
– Это ты его Пряником обзывал, Хряк? – каркнул скрипучим голосом старик.
Хряк кивнул, не понимая куда клонит этот древний маразматик.
– Не думал, что еще свидимся… – наклонившись к самому лицу мертвеца, произнес дед.
– Че ты там бубнишь, Старый? – Не расслышал последних слов старика Хобот.
– Я базарю, шо уже видел эти ордена и регалки[4]! – повысил голос Старый, елозя узловатым пальцем по голой спине Ключника. – А вот эти кумпола я колол. Примлаг… в семидесятых.
– Ты чего, Старый, крышу совсем унесло? – Брови Хобота потихоньку поползли вверх.
– Сам знаешь, Хобот, я колыцик[5] на зоне не последний, – вполне себе вменяемо произнес старик. – Свою регалку с чужой даже сослепу не попутаю, отвечаю! А вот эти буковки под лопаткой видишь?
Старый вновь ткнул пальцем в спину мертвеца, демонстрируя Хряку многочисленные татуировки и ожоги, выполненные аббревиатурами «СБ», «СК» и «Б» под правой лопаткой, тянущиеся едва ли не до самой поясницы.
– Ну? Вижу, – кивнул авторитет.
– Гну! – передразнил его старик, совсем потеряв страх. – Это – настоящие каторжанские клейма! Царские! Я их хорошо по малолетству выучил, тогда еще встречались такие сидельцы: «СК» –ссыльнокаторжный, «СБ» – ссыльнобеглый, «Б» – бродяга, Иван родства не помнящий. Вот гляди… – Старый без отвращения поднял запачканную в крови правую руку трупа и вывернул её запястьем наружу. На руке Ключника, ниже локтя, татуировки аббревиатур дублировались – те же многочисленные «СБ», «СК» и «Б». – Ну вот, все как положено! Кто из вас, – он оторвался от тела и пробежался выцветшими от старости глазами по лицам присутствующих авторитетов, – сопляков, знает, как при царе босоту клеймили?
Ни один из зэков не подал голоса, все напряженно молчали, не зная, что последует за тирадой Старого.
– То-то! – разошелся дедок. – А вот еще посмотрите… – Старый взял Зинчука за волосы и оторвал его окровавленную голову от стола.
Бацилла испуганно ахнул, а Хряк, сидевший рядом, едва сдерживает возглас изумления – у Ключника напрочь отсутствовали обе ноздри – вырезаны до самой кости. Лоб трупа украшало большой игольчатый оттиск-клеймо – большая буква «В», а на щеках – «О» и «Р».
Бацилла суетливо присел от страха:
– Братва, как это, а? Где-ноздри-то? Только же на месте все было?
А Старый, тем временем, продолжал потрясать клейменой головой Ключника с вырванными ноздрями:
– Ну, чем не корона воровская? Ты, Хряк, вечного вора – Ваньку Каина, зажмурил! – Старый аккуратно положил голову Каина обратно на стол и покровительственно хлопнул Хряка по плечу, по-старчески шамкая губами. – Да ты не кипишуй – он бессмертный. Его уже столько раз мочили – и не сосчитать.
Пока Хряк и сотоварищи удивленно хлопали глазами, Бацилла вновь заверещал тонким, давшим петуха голосом:
– А-а-а!
– Ты задрал уже… – чертыхнулся Хобот, но тут же умолк, не договорив.
Бацилла испуганно пятился назад. Одной рукой он мелко-мелко крестился, а другой, дрожащей, указывал на спину трупа: края раны от заточки стремительно затягивались. Буквально на глазах рана превратилась в красноватый шрам, который через секунду исчез без следа. Старый довольно фыркнул:
– Думал – дед фуфло толкает?
Мертвый Ключник вздрогнул и слабо пошевелился. Затем, тяжело вздохнув, он неожиданно резко поднялся со стола. Бацилла ойкнул, наткнувшись спиной на шершавую стену, и, скуля, словно побитая собака, сполз по стене на пол. Зинчук облегченно вздохнул и крутанул головой. Шейные позвонки громко хрустнули.
– С-сука! Как же больно всякий раз воскресать… – глухо произнёс бывший мертвец, оглядываясь по сторонам. Его единственный глаз недобро сверкнул.
Задержавшись на улыбающейся физиономии Старого, Каин, изобразив на залитом кровью лице некое подобие улыбки, больше похожей на оскал, тепло произнес:
– Гребаный Котёл, как же ты постарел!
Старый пораженно охнул, его немощные ноги дрогнули, и он осел на стул за спиной Зинчука.
– Так ты меня не забыл, пахан?
Каин утвердительно кивнул и подмигнул Старому уцелевшим глазом:
– После ностальгию обкашляем.
Каин развернулся к Хряку: Хряк старался изо всех сил выглядеть невозмутимым. Однако его взгляд бегал, он опускал глаза, стоило только его взгляду мельком остановиться на клейменой и залитой кровью физиономии вечного вора с вырванными ноздрями. Выбитый глаз Каина зиял окровавленным сгустком, и Хряк задницей чувствовал, что за этот глаз ему придется ответить сполна.
