Тан Ао утвердительно кивнул головой:
– Ваши, Цзю гун, слова, поистине, могут обратить сердца людей к добру и предостеречь их от зла.
– У меня был родственник, – сказал Линь Чжи-ян, – очень хороший человек; он всегда постился и читал молитвы. Но как-то раз он пошел с приятелем на гору, чтобы принести там жертву, и его съел тигр. Разве может человек, совершающий столь добрые дела, не иметь сияния?
– Как не быть сиянию у такого человека, – сказал До Цзю гун. – Но, может быть, хотя он напоказ и молился и постился, все-таки, наверное, в его жизни были случаи, когда он не смог сдержать себя, просчитался, погубил кого-нибудь, или, восстав против воли родителей, забыл основы поведения, или, совратив чужую жену, погубил репутацию другого человека, – все это очень серьезные проступки; пусть даже раньше у него и было малюсенькое сияние, но если он совершил такого рода грех и весь погряз в нем, то после этого молиться и поститься это все равно что, как говорится, «чаркой воды тушить пожар», – где уж тут справиться! Вот, должно быть, почему, когда сияние исчезло, тигр сразу же сожрал вашего родственника. Ну, а если отвлечься от постов и молитв, не знаете ли вы за ним чего дурного?
– Вообще-то он был хороший человек, – сказал Линь Чжи-ян, – вот только перечил родителям, да, говорят, были у него кое-какие любовные делишки. Кроме этого ничего плохого за ним не числилось, он постился, творил добро.
– Говорят, что из всех зол разврат самое страшное, – сказал До Цзю гун, – а самое главное из всех достойных дел – это почитание родителей. Ваш родственник был непокорен родителям да еще имел любовные связи, погубил чужую репутацию, – ведь это же главное из всех зол, первое из всех преступлений. Пусть он постился и молился, а толк-то с этого какой!
– По-вашему, Цзю гун, получается, – сказал Линь Чжи-ян, – что если человек согрешил, то как бы он ни старался исправиться, все равно ничего не выйдет?
– Ну что вы говорите, почтенный Линь! – воскликнул До Цзю гун. – Ведь и добро, и зло бывают большим и малым; если добром можно идти против зла, заслугами искупить свою вину, то иногда добро уравнивает зло, а иногда зло намного перевешивает. Разве можно так обобщать, как это делаете вы! Если ваш родственник шел наперекор своим родным и совратил чужую жену, то вина его велика, а зло, причиненное им, огромно, – его нельзя простить. Неужели вы считаете, что ничтожное добро от его постов и молитв может сравняться с двумя его огромными преступлениями; но это ведь и значит «чаркой воды тушить пожар»! К тому же и пост, и чтение молитв – просто показная добродетель, а каково его сердце, этого мы ведь так и не знаем. Если на людях он поступал хорошо, чтобы прослыть достойным, а в сердце своем носил зло, то такое лицемерие только усугубляет его вину. Короче говоря, самое важное в человеке – это его душа; если же говорят, что все те, кто постится да молится, добрые люди, так это, пожалуй, не совсем верно!
За разговорами друзья незаметно для себя прошли большое расстояние и находились уже неподалеку от джонки, как вдруг из лесу вылетела большая птица. По виду она походила на человека; правда, у нее были кабаньи клыки и длинные перья, но во всем остальном она ничем не отличалась от людей. Только под ребрами росли два крыла. У этой птицы были две человеческие головы – одна мужская, другая женская. На лбу у нее была какая-то надпись; приглядевшись, можно было прочесть: «Непочтительная к родителям».
– Только что говорили о непочтительности, – заметил До Цзю гун, – и появилась «Непочтительная птица».
Услышав это, Линь Чжи-ян поспешно вскинул ружье и выстрелил. Раненая птица упала на землю, но попыталась еще взлететь. Тогда Линь Чжи-ян подбежал к ней и добил ее несколькими ударами.
Все трое принялись внимательно разглядывать птицу; оказалось, что не только на лбу у нее была надпись «Непочтительная к родителям», но и на клюве стояло «Плохая мать», на руке – «Безнравственный отец», на правом боку – «Любит мужчин», на левом – «Любит женщин».
– Хотя я когда-то и слышал, что у древних было предание о существовании такой птицы, – сказал Тан Ао, – но считал, что на самом деле этого не может быть. Теперь своими глазами увидел, что это действительно так; из этого видно, как огромны небо и земля, чего только на них нет! По-моему, это вот что значит: непочтительные к родителям люди, которые по своим поступкам приближаются к животным, после смерти не могут вновь возродиться в человеческом образе; порок в них сгущается, и они принимают облик таких вот птиц.
– Вы совершенно правильно рассудили, в соответствии с природой вещей, – сказал До Цзю гун. – Когда-то я уже видел такую птицу; однако хотя у нее и были две головы, но обе мужские, и не было надписи «Любит мужчин». В Поднебесной нет непочтительных к родителям женщин, поэтому у нее обе головы были мужскими. В других же местах головы у птиц разные, а иногда бывает и так, что обе головы женские. Я слышал, что эти птицы весьма разумные, они могут познавать Путь Истины и изменяться к лучшему, и пусть даже сначала у них есть надписи на теле, но, когда они исправляются, эти надписи исчезают. Более того, если и после исчезновения надписей птицы продолжают совершенствовать себя, то через несколько лет с них спадут и перья, тогда они превратятся в бессмертных.
– Да это совсем по пословице: «Мясник, отбрось свой тесак, чтобы не умерщвлять живые существа, и сразу станешь Буддой», – воскликнул Тан Ао. – Видно, Небо дозволяет всем живым тварям обратить свое сердце к добру!
В это время на дороге показались матросы с их джонки, пришедшие к ручью за водой.
Увидев мертвую птицу, они подошли поближе, чтобы рассмотреть ее; узнав же, что это за птица, они захлопали в ладоши и стали кричать:
– Ну, раз ты непочтительная, так уж не взыщи! Уж больно перья у тебя хорошие, возьмем с собой немножко на опахала, и то ладно!
И начали: один выдернул перо, другой два; с таким рвением принялись они за это дело, что повсюду даже пух полетел.
– Хотя на лбу у нее и написано «Непочтительная к родителям», но порочность заложена в ней от рождения, в этом она невиновна, – попробовал остановить матросов Тан Ао.
– А мы и хотим избавить ее от этой порочности, – ответили матросы, – вот освободится от нее и, может быть, сумеет стать хорошим человеком! Да и потом, смотрите, как у нее много этих перьев, видно, при жизни она была очень скупа, как говорится, «ни одним пером не поступалась», ну и мы тоже ни одним пером не поступимся, ничего ей не оставим!
Кончив ощипывать птицу, вся компания собиралась уже возвращаться на джонку, как вдруг откуда-то брызнула какая-то клейкая жидкость и чем-то неприятно запахло.
Все бросились бежать. Из лесу вылетела какая-то странная птица, походившая на мышь, длиной в пять чи, с красными лапами и большими крыльями. Подлетев к непочтительной птице, она схватила ее и взлетела со своей добычей высоко в небо. Линь Чжи-ян прицелился, но, когда он попробовал выстрелить, оказалось, что фитиль успел отсыреть от этой жидкости. Птица в мгновение ока скрылась из глаз.
– Мы часто бывали за морем, – сказали матросы, – но такой странной птицы еще не доводилось встречать. Вы, Цзю гун, всегда все знаете, но на этот раз и вас это, наверное, озадачило.
– Больше всего таких птиц за морем в стране Собакоголовых, – сказал До Цзю гун, – их называют «Птицы, плюющиеся клеем», потому что у них липкая слюна. Когда эта птица голодна, то она плюет на дерево, и садящиеся на него птицы прилипают к нему. Сегодня она, видимо, еще не ела, поэтому рот у нее был полон слюны. Теперь она насытится этой «Непочтительной птицей». Очевидно, все живые существа питают отвращение к порочности, не только люди выдергивают из нее перья, но звери и птицы пожирают ее мясо!
В это время они дошли до джонки.
Тан Ао спрятал письмо, данное ему Ло Хун-цюй, а Линь Чжи-ян показал жене и дочери найденную им огромную рисинку, которой они не могли надивиться. Тем временем подняли паруса, и джонка тронулась в путь. Через несколько дней они приехали в царство Благородных и причалили к берегу. Линь Чжи-ян сошел с джонки и отправился торговать. А Тан Ао, который слышал раньше о том, что в царстве Благородных все уступчивы и никогда не спорят, и представлял себе, что это должна быть страна, в которой царствует обрядность, договорился с До Цзю гуном вместе сойти на берег.
