Уголки ее губ опустились от разочарования.

– Я боялась, что ты это скажешь.

– Почему?

Ее лицо осунулось.

– Потому что твоя мама выбрала то же самое.

– Но ее убила не музыка. Не музыка…

– Знаю, – прервала меня бабуля. Она не любила говорить о том, что случилось с мамой. Она в принципе не любила говорить о ней. Жаль, что мне не довелось узнать маму получше, поскольку ее отняли у нас, когда мне было шесть месяцев, а Лэндри – три с половиной года. И мы никогда, ни за что на свете не простим того человека, кто ее убил.

– Пообещай мне кое-что.

Я кивнула.

– Не гонись за славой. Это слишком сложно, а цена слишком велика.

– Меня не волнует слава. Я просто хочу зарабатывать на жизнь пением и игрой на гитаре.

Бабуля поджала губы, ничего не ответив. Затем встала из-за стола и заглянула в холодильник, закрывая мне обзор. Она достала сельдерей, морковь, курицу и копченую колбасу и разложила их на столе.

– Давай. Помоги мне приготовить гамбо [3].

Хоть сегодня и был мой тринадцатый день рождения, сегодня также был день музыки. Когда играли The Saints, мы всегда готовили речных раков и гамбо с куриными сердцами и желудочками, брошенными в кастрюлю на удачу.

– Хорошо. – Я взглянула на лук и нож из нержавеющей стали, лежащие на столе. – Сегодня мой день рождения, поэтому я не буду резать лук.

Бабуля улыбнулась.

– Плакать полезно. Слезы очищают душу и…

Я скривилась. Терпеть не могла резать лук. Так же как и плакать. У меня, вероятно, была самая чистая душа во всей Луизиане. Пока я шинковала лук, слезы лились рекой, очищая душу.

Хриплый смех дал понять, что пришел брат, поэтому я поспешно вытерла слезы рукавом толстовки, пока парни не застали меня плачущей.

– Привет, сестренка. – Дин дернул меня за косички. Запах сигарет пропитал его одежду. Он приблизился ко мне, отчего его губы оказались в сантиметре от моего уха. – Я подготовил тебе сюрприз на день рождения.

Я слегка оттолкнула его, чтобы дать себе пространство, а затем повернулась, дабы взглянуть на него. Во мне проснулось любопытство. В карих глазах плясали огоньки, а на лице играла ухмылка. От него веяло неприятностями. Всегда. Все говорили, что его ждет та же участь, что и его папашу. Пьяницу и игрока в карты. Я подозревала, что синяк под глазом, с которым тот щеголял, был заслугой Вирджила Бушона – беспросветного пьяницы.

Но я знала, что Дину уготована другая судьба. Музыка спасет его. Мы с Лэндри проследим за этим.

Я выгнула бровь, не желая, чтобы Дин понял, что я волнуюсь о нем. О его благополучии. Или о его глупом сюрпризе. Зная его, можно предположить, что он солгал. Если он и подготовил мне подарок, то его, вероятней всего, украли.

– О, правда? И что за сюрприз?

– Отойди от моей сестры! – крикнул Лэндри с порога. Дин рассмеялся и неторопливо вышел из кухни. Через несколько секунд он уже наигрывал аккорды Happy Birthday на своей электрической гитаре Stratocaster, которую купил в ломбарде. Гас задал ритм на бас-гитаре, а Лэндри отбивал биты на барабанах. Все трое пели песню, даже Гас, который едва открывал рот, чтобы просто поговорить, не говоря уже о том, чтобы петь.

Когда-нибудь мы осуществим наши мечты. Я и группа. Я добьюсь того, чего не смогла мама. Поеду в Лос-Анджелес и буду танцевать среди звезд. Напишу стихи на небе. Проложу путь прямо к небесам. Я не выберу звезды, как мама. Я сама стану звездой. Мне даже не нужна бабуля, чтобы удостовериться в этом.

В глубине души я понимала, что это моя судьба. Наша судьба. «Акадианский [4] шторм» – название нашей группы. Придет время, и мы будем выступать с аншлаговыми концертами на стадионах перед тысячами кричащих фанатов.

Ради этого я сделаю все возможное. Я готова пожертвовать всем, чтобы наши мечты сбылись.

В тринадцать лет я и понятия не имела, насколько правдивыми окажутся мои слова.

Шайло

Закончив собирать последние вещи, я застегнула молнию на чемодане. Складывалось ощущение, будто я провела бо́льшую часть жизни, не вылезая из них. Волоча сумку вниз по изогнутой лестнице, я держалась за перила из кованого железа, дабы не упасть.

Спустившись на первый этаж, я пронесла багаж через отделанное мрамором фойе и оставила его около входной двери, а затем отправилась на поиски Бастиана. В доме было двадцать две комнаты, а он занимал только одну – «Голубую». Ее дизайн напоминал что-то среднее между будуаром и ночным клубом. Я открыла резную дубовую дверь и вошла внутрь. Французские окна выходили на террасу и к бассейну, откуда открывался вид на Голливудские холмы, но на сей раз тяжелые темно-синие шторы оказались задернуты, защищая пространство от солнечных лучей. Украшенная драгоценностями люстра освещала человека, который предпочитал темноту свету.

– Сигареты сведут тебя в могилу, – подметила я, проходя дальше в комнату мимо низких темно-синих бархатных диванов. Ботинки бесшумно ступали по обюссонскому ковру.

Прищурив глаза от дыма, Бастиан сидел за черным роялем с зажженной сигаретой в зубах. Он облачился в фиолетовый бархатный халат и надел серую фетровую шляпу. Кончики его волос завивались.

– Лос-Анджелес высасывает из меня душу. – Его руки, застрахованные на миллионы, наигрывали попурри [5] из поп-песен, которые, по его словам, он терпеть не мог. – Через волшебную палочку. Это медленный и трудоемкий процесс. Но Город ангелов не успокоится, пока не выпьет мою черную душу до последней капли.

Я закатила глаза – что за королева драмы – и прислонилась бедром к пианино.

Бастиан Кокс – британский бог рока. Одаренный поэт. Живая легенда, у которой, как известно, трудно взять интервью. Он также являлся моим лучшим другом. Последние несколько лет он находился рядом при каждом моем взлете и падении. Я восторгалась им. Ему даровали талант. Безбашенный гений, в жилах которого текло безумие.

– Пожалуй, тебе нужен свежий воздух и солнечный свет, Либераче [6].

Бастиан вздрогнул.

– Мне нужны серые небеса и грозы. – Он решил сменить атмосферу, поэтому заиграл джазовую, страстную балладу, мне неизвестную. Зажигательная мелодия. Она звучала так, будто ее исполняли в парижском клубе 1920-х годов. – Спой для меня, моя певичка.

Я помотала головой и рассмеялась.

– Не могу. Я уезжаю. Хейден сейчас пригонит машину. – Хейден – водитель, телохранитель и близкий друг Бастиана. Парень редко куда ходил без него. Хейден олицетворял ян, а Бастиан – инь. По мне, так они идеально подходили друг другу.

Руки Бастиана замерли на клавишах, и последняя одинокая нота эхом разнеслась по комнате. Я взяла хрустальную пепельницу с черного лакированного буфета в стиле шинуазри, стоявшую под антикварным зеркалом, и подошла к пианино. Затем поднесла хрусталь под сигарету, чтобы стряхнуть пепел. Друг отобрал у меня пепельницу, затушил окурок и поставил ее на скамейку рядом с собой.

– Тебя не переубедить.

Я кивнула.

Бастиан единственный знал причину моей поездки в Техас. Единственный, кому я полностью доверяла. Даже Лэндри не был в курсе. В последнее время у нас с братом не ладились отношения.

– Будь осторожна, ладно?

– В каком смысле осторожна?

– Не привязывайся слишком сильно. Твоя жизнь проходит не в Техасе. – В его тоне промелькнуло беспокойство. Мне потребовалось несколько лет, чтобы осознать тот факт, что Бастиан Кокс действительно заботился обо мне. Он заботился не о многих. Даже не о всех людях в узком кругу. Мне повезло стать той, кто был ему дорог. После того как в прошлом году я рассталась с Дином и покинула «Акадианский шторм», он не только предложил мне пожить у него, но и спродюсировал мой сольный альбом. А затем выпустил его под своим лейблом, который основал пять лет назад.