– Никогда не знаешь наверняка. Иногда мечты сбываются.

– Ты живешь мечтой, Шай?

Я отвинтила крышку бутылки и сделала большой глоток прохладной воды, прежде чем ответить:

– Иногда моя жизнь кажется сном. Иногда кошмаром. Но именно о такой жизни я и мечтала. На сцене или в студии звукозаписи я чувствую себя как дома. Без музыки моя жизнь была бы лишена смысла.

Броуди изучал мое лицо.

– Почему ты здесь?

То, как он смотрел на меня, изучая мое лицо, словно мог распознать ложь, скажи я ее, заставило меня замолчать. В конце концов я ответила настолько правдиво, насколько могла:

– У меня есть свои причины, но они личные. И думаю… – Я выдохнула. – Я просто ищу немного спокойствия вдали от шторма.

Броуди кивнул, словно понимал и уважал мое решение.

– Хорошо.

– Что произошло с Риджем?

Он устало вздохнул.

– Мой семнадцатилетний брат делает все, чтобы его отчислили из школы. Я не собираюсь этого допустить. Мне просто нужно найти способ достучаться до него.

– Ему нравится работать с лошадьми?

– Нет. Неинтересно.

– Каким ты был в семнадцать?

Броуди рассмеялся, проведя рукой по лицу.

– Ходячим несчастьем. Бо́льшую часть времени я напивался, дрался и трахался с кем попало.

Почему-то меня это не удивило, но прямо сейчас он казался безмятежным, словно находился в мире с самим собой.

– А сейчас?

– Сейчас я стал старше, но не мудрее. А ты? Какой ты была в семнадцать?

– Ходячее несчастье прекрасно подойдет. Ма-Ма умерла за несколько месяцев до моего семнадцатилетия, и ее смерть опустошила меня. Мой брат Лэндри на три года старше, так что ему пришлось заботиться обо мне.

– У вас нет других родственников?

Я помотала головой.

– Мама умерла, когда я была маленькой. А отец ушел… после ее смерти, – закончила я. – Он просто взял и ушел, и больше мы не слышали о нем ничего. Пока наша группа не добилась успеха.

– Он нашел вас?

Я усмехнулась.

– Ага. Пришел к нам с целой слезливой историей о том, как его менеджер выжал из него деньги, а звукозаписывающий лейбл бросил его. Пытался выманить у нас деньги. Он никому не нужный кантри-певец. За последние пятнадцать лет у него не было ни одного хита. Думаю, он посчитал нас ответом на его молитвы, якобы мы могли помочь ему возродить карьеру. – Меня по-прежнему задевало то, что он интересовался не своими детьми, а их деньгами.

– Придурок. Надеюсь, вы вышвырнули его за дверь. Непутевые отцы не заслуживают внимания. Вы не обязаны быть ему преданы и давать деньги.

– Я знаю. Просто… Я хотела верить, что мы ему правда не безразличны, понимаешь? Что он не использовал нас. Но, не будь ему все равно, он не бросил бы нас. – Когда Лэндри было тринадцать, он сказал бабуле, что хочет сменить нашу фамилию на Леру – девичью фамилию мамы. Шесть месяцев спустя мы обратились к адвокату и законно сменили фамилию отца Холлоуэй на Леру, официально разорвав связь с Реттом Холлоуэем – человеком, который не хотел становиться отцом. – А что насчет твоих родителей? – спросила я Броуди. – Вы были близки?

– Они оба умерли. – Его голос звучал ровно.

– Мне жаль.

Он помотал головой.

– Не стоит. Тетя и дядя вырастили меня как родного. И у меня есть три двоюродных брата, которые мне как родные.

– А Ридж…

– Появился несколько месяцев назад. Я даже не знал о его существовании. Я не видел маму с тринадцати лет.

– Сколько тебе сейчас?

– В прошлом месяце исполнилось тридцать три. А тебе?

– Будет двадцать шесть в декабре.

Он кивнул и, прищурившись, посмотрел вдаль. Когда Броуди щурился от солнца, вокруг его глаз появлялись маленькие морщинки, которые я находила до смешного сексуальными.

– Я видел тебя однажды. Тебе, вероятно, было шестнадцать. Ты играла в баре в Лафайетте. – Он стиснул челюсти и сжал правую руку. – Я увидел тебя после выступления, когда выходил из мужского туалета и какой-то придурок набросился на тебя. – Он повернул голову, чтобы взглянуть на меня. – Ты помнишь это?

У меня перехватило дыхание.

– Это был ты…

– Это был я.

– У тебя сильный удар, Ковбой. – Я легонько шлепнула его по руке, старясь не придавать этому большого значения, дабы хоть немного снять напряжение, исходившее от него.

– Такое часто случалось?

Я пожала плечами, не встречаясь с ним взглядом.

– Парень просто перепил. Я могла бы справиться с ним сама.

– Почему ты должна была справляться с ним в одиночку, когда в твоей группе было трое парней, которым следовало тебя прикрывать? Где, черт возьми, они ходили, когда ты в них нуждалась? – Его голос сочился обвинениями, отчего я инстинктивно бросилась защищать своих парней. Хотя они не заслуживали моей преданности или благосклонности, защищать их было привычкой, от которой я так и не избавилась.

– Они находились снаружи, собирали аппаратуру. Мне пришлось вернуться в бар, чтобы воспользоваться дамской комнатой. – Я пожала плечами, в очередной раз стараясь не придавать этому большого значения. – Ничего ужасного не произошло.

– Тебе было шестнадцать, и какой-то пьяный урод прижал тебя к стене, – произнес он злобным и тихим голосом. – По-твоему, ничего ужасного не произошло?

Я никогда никому не рассказывала о том, что случилось той ночью. Мы не могли позволить себе сорвать еще одно выступление, поэтому я решила не создавать проблем. Когда Броуди оттащил от меня того парня, прижал его к противоположной стене и ударил кулаком, я быстро улизнула, даже не поблагодарив его. Выбежала через заднюю дверь и запрыгнула в грузовик: меня трясло, а колени дрожали всю дорогу домой. Скажи я ребятам о случившемся, Лэндри, Дин и Гас вернулись бы в бар и разобрались с ним. В то время мы и так лишились многих концертов, так что мне не хотелось становиться причиной и других отмен.

– Та ситуация потрясла меня, – призналась я, преуменьшая свои эмоции. – Но со мной все было в порядке. Спасибо, что вмешался. Ты не пострадал?

Броуди усмехнулся.

– Не первая моя драка в баре. И не последняя. Со мной все было хорошо. Что нельзя сказать о том парне. Уверен, он ушел оттуда не без помощи людей.

– Похоже, ты очень гордишься собой.

– За некоторые поступки нужно платить. Не могу стоять в стороне и позволять плохому случиться, особенно когда в силах это остановить. Так что да, я всегда буду бороться за то, во что верю. Иногда для этого нужно быть доброжелательным и терпеливым. А иногда просто ударить кулаком в лицо и резко по яйцам.

Я изучала его профиль. Квадратная челюсть, прямой нос, светло-каштановые волосы, растрепанные оттого, что он проводил по ним рукой. И тогда я поняла, что он красивый. Сильный и выносливый, но не из тех мужчин, которые стремятся подчинить тебя.

– Когда нужно быть доброжелательным и терпеливым?

Броуди повернул голову, его карие глаза встретились с моими, и в тот момент я подумала, что, возможно, он может читать мои мысли.

– Когда имеешь дело с дикими и сломленными существами.

Мы слегка притянулись друг к другу. Наши бедра соприкоснулись, и я прижалась к нему, отчего мышцы на его руке напряглись. Мне отчаянно хотелось почувствовать его прикосновение на своей коже. Броуди поднял руку, обхватил мою скулу своей огромной ладонью и провел большим пальцем по моим губам. Его прикосновение было нежным, но от него мурашки побежали по спине и проникли прямо в сердце.

Я посмотрела в его глаза, заглянув в их карие глубины. Мужчина, который мог вырубить парня, но нежно относился к лошадям. Возможно, именно он обладал силой собрать меня воедино. Очистить мою душу от грехов, которые я совершила. Залечить раны, оставленные мужчинами, которых я любила и которые бросили меня. И кто пытался меня сломить.

Поцелуй меня. Поцелуй меня. Поцелуй меня.

Словно услышав мою безмолвную мольбу, Броуди обхватил мой затылок и притянул к себе, пока наши губы не оказались так близко, что я ощущала его мятное дыхание на них. Как раз в тот момент, когда я подумала, что он меня поцелует, на его телефоне сработал будильник, прервав момент нашей близости. Броуди резко отпустил меня и вытащил телефон из кармана, отключив звонок.