– Вызывай подмогу с бэтээрами! – крикнул Скиф старлею Василько, у которого была рация.

– Поздно, к ним подмога быстрей привалит.

Но оба пулемета душманов через полчаса смолкли, только громко хлопали однозарядные штуцера, которые передаются здесь от отца к сыну еще с прошлого века. Десантники, пользуясь преимуществом позиции в высоте, перебегая от камня к камню, подошли почти вплотную к каравану и добили очаги сопротивления из подствольных гранатометов. В наступившей тишине душераздирающе ревели умирающие животные. Из десяти душманов в живых оставалось только двое.

– Где шурави-ханум? – ткнул Скиф стволом автомата в поджатый от худобы живот старика пленника.

Но спрашивать было бесполезно: во рту шевелился обрубок языка, а на лбу было выжжено тавро раба. Скиф со злобным остервенением обломал стебель шиповника, не чувствуя шипов, пронзивших насквозь мякоть ладони.

Полковник Павлов с минуты на минуту ожидал звонка из Кабула, поэтому и не отпускал из кабинета Скифа. Ранним утром на КПП был задержан мулла с письмом Ольги, в котором она заклинала командование не вызывать огонь на кишлак Хабибуллы, пока будут идти переговоры об обмене ее на Абдулло.

– Тебе Ольга написала, что все должно решиться в Кабуле и в Москве. Брат бандита – Абдулло – вовсе не моджахед, а ученый-богослов. Взяли его кабульцы, чтобы связать заложником-братом руки несговорчивому полевому командиру.

– Зато у меня развязаны руки – пойду один.

– В одиночку ты ничего не сможешь сделать, – жестко отрезал Павлов. – Тут не кино про бравых десантников. Тут, между прочим, убивают.

Скиф подошел к зашторенной карте, раскрыл ее и нанес карандашом красный кружок:

– Вот здесь, вдали от территории, контролируемой людьми Хабиба, можно высадить небольшой десант и, по возможности, пару единиц бронетехники. Перерезав моджахедам самый короткий путь к Фальзагерскому хребту, мы не позволим Мусе кинуть своих людей на помощь Хабибу, выиграем время. В кишлак проникну я сам, а там уже дело случая, а случай всегда подвернется, по боевому опыту знаю.

Полковник покосился на телефон и устало отмахнулся:

– У меня, представь, тоже есть свой опыт. Он говорит: в этой идиотской войне никогда нельзя полагаться ни на свой, ни на чужой опыт… Небольшой десант!.. У Хабибуллы в косвенном подчинении десяток соседних бандформирований. Они обложили всю округу, и ты знаешь: с нашими генштабистами мы скоро будем паковать вещички и подтягиваться поближе к Кабулу. Когда они выбьют нас отсюда, они вырежут всех пионеров и комсомольцев в округе. О партийцах я не говорю, те сбегут вместе с нами. Душманы вырежут всех учителей, врачей и активистов, которые учились в России. Но прежде всего при первом же выстреле Хабиб перережет горло твоей Ольге. Тут не киностудия детских и юношеских фильмов, а грязная война.

– Я все продумал, – в тон полковнику жестко сказал Скиф. – Хабибулла никогда не делает вылазок на ближайших подступах к нашим гарнизонам. Зверь не режет овец у себя по соседству. Мы из-за пересеченной местности тоже не беспокоим. Медведь не станет менять удобную берлогу. Он боится только кабульских бомбардировщиков. На небольшой десант он трижды плюнет сквозь зубы. Ребята будут отвлекать, а я проберусь в кишлак…

На вертолетной площадке афганские летчики-стажеры готовились к первому самостоятельному вылету.

– Привет, Кобидзе! – Скиф протянул руку пилоту. – Летишь?

– Не я, афганцев наставляю. А ты тут чего ради круги нарезаешь? То тебя с собаками не сыщешь, а то сам к вертолетчикам лезешь.

– Я мириться пришел.

Кобидзе заинтересованно покосился на объемистую сумку в руке Скифа.

– Вот, как обещал… Пришел к твоим ребятам за вчерашний вылет поставить.

– Ты, Скворцов, наверное, вчера с нераскрывшимся парашютом прыгнул! Тут высокопоставленные афганцы из политуправления понаехали. Это же первый вылет стажеров. Сразу нашим настучат. Отнеси сумку в ангар.

– Сам отнеси. Мне тут с ребятами потолковать перед вылетом надо.

– Ладно, посиди здесь с афганцем. Если кто с лампасами на полосе заявится, свистнешь, – весело сказал Кобидзе и выпрыгнул из кабины на бетонку.

– Ну, лететь так лететь! – Скиф охотно перехватил протянутую руку, чтобы забраться в вертолет. – Держи пять, стажер, на счастье! Поздравляю с первым боевым вылетом.

Афганский летчик с благодарностью сжал Скифу руку, но тот резким рывком выдернул его из вертолета, как чеку из гранаты. Афганец головой вперед грохнулся на рифленую бетонку.

– Прости, браток! – крикнул Скиф под жужжание стартерных двигателей. – Другого выхода у меня нет.

Лопасти качнулись, провернулись, и двигатель запустился. Скиф, мокрый как мышь, с удовлетворением откинулся на кресло. Теперь главное, чтобы не сбили на взлете свои же.

Когда он завис над полосой, бедный афганец только пытался встать на четвереньки, а когда Скиф начинал маневр набора горизонтальной скорости, афганец уже прочно сидел на бетонке, а к нему во весь опор несся из ангара Кобидзе, размахивая технарским беретом, в которых ради перестраховки от снайперов ходили вертолетчики.

«Жив, бедолага, и слава богу…» Скиф помахал рукой одураченному стажеру и прислушался к хрипам в наушниках: «Борт пятнадцать-Анна-бис! Нет подтверждения на взлет. Нет разрешения на взлет. Нет запроса на взлет», – затараторил как сорока диспетчер. Скиф со злостью сорвал с шеи ларингофоны.

Мимо зенитных батарей он летел с замиранием сердца, букеты из зенитных пулеметов зловеще развернулись в его сторону. Завертелись лопасти у боевых вертолетов на полосе, но светлый нимб вращающихся лопастей над ними тут же превратился в крест – пилоты заглушили двигатели. Легкий дымок затуманил одну зенитку, но снаряды ушли далеко в сторону… Еще лучше, значит, зенитчики свои ребята, на наборе высоты не срежут. Лишь бы вдогонку ракетой не долбанули…

В штабе полка майор Чугуев нервно пристукивал газеткой по столу перед полковником, а Павлов, заткнув левое ухо пальцем, кричал в трубку командиру вертолетного соединения:

– Владимир Кириллович, прошу тебя, не надо с ним никакого эфира. Ты его все равно не остановишь, а американцы из Пакистана радио перехватят, будет нам с тобой такое ЧП… Не дави на Кобидзе, он все равно за дружком не полетит. А если кто из твоих ребят его все-таки в небе завалит над самым логовом Хабиба, то через месяц половина твоих летунов-афганцев к нему перелетит, понял?.. Я теряю командира, ты теряешь машину и отпуск, только и всего…

Майор-особист по-прежнему выстукивал газеткой нервную дробь.

– Иди к себе в кабинет, мух гоняй, – сорвался Павлов. – У меня и без тебя нервных психов хватает. Вон один улетает, видишь?

– За это под трибунал пойдет, – в который раз повторил особист.

– Пойдет-пойдет, и ты иди к себе тихонечко… И как же это случилось, что особый отдел прозевал такого знатного перебежчика?.. Остынь, не кипятись… Тебе лучше моего известно, что за птица у Скворцова тесть. Если Хабибулла пришлет голову заложницы в Кабул на колу, нам с тобой голов не сносить, а Скиф дает тебе шанс. К тому же не я, а ты с этим Хабибом вместе в Высшей школе КГБ учился, мог бы по дружбе договориться насчет девчонки.

Гул вертолета затих вдали, в штабной комнате стало настолько тихо, что жужжание зеленых мух казалось невыносимым. Прапорщик Мирошниченко вежливо попросил у особиста газетку и принялся выгонять мух в раскрытые окна.

Сразу за перевалом Скиф снял форсаж и стал всматриваться в темные складки гор. На одном из склонов он заметил пологий, изрытый уступами соляной купол, выходивший на поверхность. Разработчики вырыли длинные шурфы-забои, соединенные меж собой окопчиками-ходами. Полуголые афганцы с кайлом в руках откалывали глыбы соли от монолита, на ровных площадках ее дробили, пересыпали в джутовые мешки. Босоногие мальчишки гнали маленькие караваны ишаков, нагруженных мешками, вниз по тропе.