Он осветил поверхность пенной жижи. Луч фонаря уперся в мертвого Волка, железной хваткой вцепившегося в жирный затылок Хряка, и торчащий на поверхности, распоротый собачьими клыками зад Бабахлы. Засечный снял инфрамаску и, шатаясь, побрел обратно. Наверху его вырвало от страшного запаха неизвестной химии.

Когда он вернулся, старик уже окончательно потерял сознание. Скиф сделал ему и дочери антишоковые инъекции. Даже умудрился ввести в дряблую вену Ворона камфару. Но в сознание его привести так и не удалось.

Неожиданно сверху раздался крик Лопы:

— Эй, внизу!!! Слышите меня? Вижу вертолет. Садится. Если живы, дайте знать.

Засечный наугад выпустил ракету и крикнул:

— Урки в жмурки сыграли. Затырься, если в вертушке бандюки.

— Есть затыриться! — долетел голос казака, перешедший в тревожный крик: — Я их вижу, Скиф. Абреки. Шесть их и один — русский.

Скоро грохот вертолета загулял по темным лабиринтам.

— Да-а-а… — протянул Засечный, — без выяснения отношений, похоже, не обойтись. Прячем Нику и Ворона.

Подхватив податливое тело старика, он потащил его в один из бункеров. Вместе со Скифом, спрятав там Ворона и Нику, они заперли двери на засов, предварительно сделав на нем жирную известковую отметину.

— Расходимся. Главное — увести их подальше в лабиринты, — скомандовал Скиф. И притаился за бетонным выступом, из-за которого хорошо просматривался освещенный тусклым светом сверху зал пульта управления.

Засечный будто растворился в темноте, но Скиф знал, что он где-то рядом.

Скоро в туннеле заколотилась нерусская речь.

— Скиф, босняки! — донесся сдавленный голос Засечного. — Нас, суки, ищут!

— Откуда тут босняки? «Шашлыки» это… С Кавказа… Сначала, прижимаясь спинами к стенам, в зал вошли двое — в бронежилетах, с автоматами на изготовку. Увидев на полу трупы, они что-то гортанно крикнули, и появились еще четверо. Один из них, одетый в черный пуховик, поджарый, высокий, славянского обличья, показался Скифу вроде бы знакомым.

«Где-то мы с ним встречались на военных тропах», — подумал он.

— Дывысь, одэськый вор Хайло! — один из боевиков показал на лежащего в луже крови бугая. — У прошлому роци двух наших из Львива замочыв…

— Хоть бы все они друг друга перебили, бандюги! — зло бросил человек в черном пуховике.

«Омоновцы или гэбэшники», — подумал Скиф и хотел уже шагнуть из своего укрытия, но крик человека в черном пуховике вовремя остановил его.

— Анатолий Походин!..— сложив ладони рупором, громко крикнул тот. — Анатолий!.. Твой отец прислал вертолет, чтобы переправить тебя на Кавказ. Отзовись, Анатолий!.. Нас прислал твой отец, генерал Походин. Анатолий, ты слышишь меня?..

Эхо от крика гулко прокатилось по лабиринтам и вернулось назад. Наступила тишина. Слышался лишь звук падающих с потолка капель.

— Моя чуе, там хтось е, Гнат! — боевик кивнул на туннель. — Я памятаю Скыфа по Афгану. Шайтан, вмие буты нэвидомым, як прымара, и нечутным, як барс…

— Никого там нет! — отозвался человек в черной куртке. — Опоздали — мертвяки тут все, Иван. Скиф с девочкой, наверное, уже по Москве гуляет. Но на всякий случай поищите по комнатам сынка Походина. Остальных, всех, на кого наткнетесь, ликвидируйте на месте.

Боевики молча разбрелись по темным коридорам.

«Иван? — подумал Скиф. — Ну да — Иван!..» Иван Гураев — полуукраинец-получеченец, прапорщик-минер их десантного полка. В восемьдесят шестом прихватил полковую кассу и ушел к «духам». Там прославился у них жестокостью к пленным соотечественникам. Даже шакал Хабибулла не захотел иметь с ним дел. «Видать, у Походина в «Славянском братстве» каждой твари по паре!» — подумал Скиф и сжал в руке штык-нож.

Держа наготове оружие, прижимаясь к стенам, боевики быстро приближались к туннелю, в котором затаились Скиф и Засечный. Один из них в темноте споткнулся о труп Тото Походина и от неожиданности разрядил автомат в черный провал коридора. Пули с визгом зарикошетили по бетонным стенам. Остальные, решив, что по ним кто-то открыл огонь, тоже принялись беспорядочно палить в разные стороны.

Гураев, пытаясь что-нибудь разглядеть в кромешной темноте, пятился в сторону Скифа. Почувствовав вдруг опасность за спиной, он резко оглянулся. Но было поздно. Скиф заученным ударом, которому обучили еще в Кировабадском десантном полку, всадил ему нож через бронежилет, снизу.

— За ребят, в Афгане тобой замученных, паскуда! — прошептал он и тут же скользнул в темноту, где сам чуть было не напоролся на нож Засечного. У его ног хрипел еще один боевик с распластанной от уха до уха гортанью.

Трое оставшихся боевиков на трупы своих наткнулись почти одновременно. Несколько минут, матерясь, палили в темноту. А когда отвизжали рикошетные пули, сверху донеслась дробная очередь и гулко громыхнул взрыв.

По боевому опыту Скиф знал, что паника наступает тогда, когда ты чувствуешь присутствие противника, но не знаешь, откуда и когда ждать его нападения.

— Засада! — истерично крикнул кто-то из боевиков. — Урус капкан! Уходим!

Оставив мертвых, тройка опрометью бросилась по туннелю наверх. Их бегство прикрывал редкими выстрелами из пистолета человек в черном пуховике. Когда силуэты отступающих четко обрисовались в светлом проеме на выходе из туннеля, Засечный приник к прицелу автомата, но Скиф отвел ладонью ствол:

— Пусть себе уходят, Семен.

Скоро в светлом проеме мелькнула тень взмывающего вертолета.

Засечный, подергав себя за хохолок, нервно хохотнул:

— Ну, а ты боялась — даже платье не помялось!..

— Зарекались, Семен, с абреками в войну не ввязываться, а вон как получилось, — печально произнес Скиф. — Теперь ясно стало — этой заварухой Походин-старший заправляет.

— Уходим, Скиф, суки за подмогой полетели, — заторопился Засечный и неожиданно заорал срывающимся басом: — Сатана там правит бал, там правит бал!

Наверх Скиф вынес дочь, Засечный — старика. У входа в туннель их ждал Лопа.

— У вас страх какая пальба была, я подумал: не отвлечь ли басурманов на себя, — показал он на лежащего в воронке от взрыва боевика.

— Вовремя подумал, козюня! — хохотнул Засечный. — Теперь мы все трое под этим делом кровушкой подписались…

Скиф и Лопа промолчали на его слова.

Нику и деда Ворона донесли по чавкающему под ногами снегу до машины. Заехали к бабке, у которой квартировали. Расплатились за постой и не мешкая — в путь.

Еще на ухабистой лесной дороге из Ботивки в Белокоровичи вовремя успели заметить летящий в сторону объекта камуфлированный вертолет «Ми-8». На лесных дорогах в Полесье деревья смыкаются вплотную. С воздуха их, похоже, не заметили.

Но под утро этот вертолет снова появился над дорогой и битый час низко кружил, ощупывая мощными фарами лесной массив. Лопа уж было просунул между еловых веток трубу гранатомета, чтоб всадить ему в брюхо гранату, но Скиф остановил его:

— Без нужды не бери греха на душу, казак. На том свете зачтется.

Немного покружив, вертолет направился в сторону ракетной шахты.

Долго ехали молча, зная наперед, что скоро произойдет встреча с роковой неизбежностью. Ника спала, уткнувшись носиком в плечо отца. Старый Ворон до сих пор не приходил в себя. Его уложили на раскрытое сиденье сзади. Лопа выжимал из машины все без остатка, чтобы, используя малейшую долю вероятности, довезти старика до больницы в Овруче.

Но вероятность была слишком мала…

Еще в глухом лесу, на просеке, Засечный, держащий руку деда Ворона, следя за еле ощутимыми ударами пульса, услышал прерывистые, булькающие звуки. Губы старика чуть зашевелились:

— Свет… Какой яркий свет!..

— Лопа, останови машину! Выключи фары, — крикнул Засечный. — Дед помирает.

Веки старика дернулись, когда в салоне зажегся свет. Он начал перебирать пальцами на груди, словно хотел расцарапать свою повязку.

— Дедка, — положил ему руку на голову Засечный, — ты меня слышишь?