Затем произошло чудо – или, возможно, замаскированное проклятие. Серия резких электрических тресков раздалась из панели управления, которая управляла их рабскими ошейниками. Тяжелые металлические полосы, предназначенные для нанесения изнуряющих ударов при малейшем намеке на неповиновение, искрились, мерцали и отключались, делая их практически бесполезными и предоставляя неожиданную степень свободы.

Прежде чем кто-либо смог полностью осознать последствия, дальняя переборка рабских помещений была разорвана, как будто кулаком гиганта. Это был не взрыв, а что-то гораздо хуже. Толпа орков с дикими глазами, с телами, раскрашенными в грубую иконографию Гнашаса Гортуга, хлынула в трюм, ревущих боевые кличи и ища новых орков из другого клана. Они были вихрем зеленых мускулов, ржавого металла и ярости, давая любой возможный шанс присутствующим, поскольку их гибель была самой очевидной вещью прямо сейчас.

Последовавшая бойня была быстрой и жестокой. Гнаши в своей кровожадности не делали различий между орками-сквигфейсами и рабами. Для них все внутри этого корабля, что не имело четких признаков их собственной группы, заслуживало убийства. Они все были врагами. Все одинаково бесполезны, все были топливом для их WAAAGH!

Орк, чье лицо было маской шрамов, взмахнул огромным, похожим на тесак оружием, обезглавив человека-раба, который пытался уползти, все во имя их борьбы, не заботясь об этом человеке. Другой орк, владеющий грубо сделанным огнеметом, выпустил поток огня, поглотив группу сбившихся в кучу фигур в кричащем аду. Их тела извивались и танцевали в жутком представлении, пока пламя превращало их в черные фигуры, прежде чем обратиться в пепел. Сцена повторялась снова и снова, крики становились все более интенсивными и многочисленными, их боль игнорировалась убийцами, которых больше заботило то, чтобы найти их соперников в их ярости, показывая, насколько незначительны их жизни для этого конфликта и орков.

Гракх, с бледным, но решительным лицом, потянул Серафину и Скива за упавшую часть потолка. «Оставайтесь внизу!» – прошипел он, его голос был едва слышен из-за шума, «оставайтесь вместе и будьте в безопасности!» Это событие сделало лидерские черты Гракха еще более важными, призывая своих товарищей не поддаваться страху и оставаться настолько сильными, насколько они могут, чтобы иметь возможность уйти отсюда далеко, даже несмотря на все шансы и без своих силовых ошейников, делая возможность побега реальной для всех.

Из своего скудного укрытия они стали свидетелями всего ужаса нападения орков. Они увидели молодую женщину с широко раскрытыми от ужаса глазами, разорванную на части двумя орками, сражающимися за нее, как за кусок металлолома, они хотели показать, у кого больше власти. Они увидели старика, на лице которого были следы сотен лишений, раздавленного ногой орка-гиганта. Они увидели наемника-крута, привезенного сюда, чтобы сражаться с орочьими боевыми зверями, ревущего яростным боевым кличем, сдерживающего часть зеленокожих солдат и храбро сражающегося, казалось, в последний раз, демонстрируя неповиновение, которое длилось всего несколько мгновений, демонстрацию великой храбрости и, возможно, последний отчаянный акт свободы, который дал им всем второе дыхание, очень хорошее отвлечение, чтобы пока оставаться в укрытии, пока эти зеленокожие сосредоточили свое насилие и усилия на крутах.

Звуки битвы бушевали снаружи рабского трюма. Еще больше взрывов сотрясло корабль. Крики, как человеческие, так и инопланетные и орочьи, разносились по коридорам, сливаясь с ревом двигателей и лязгом металла о металл, их страдания игнорировались этой расой, желающей только сражаться и уничтожать друг друга в своем вечном поиске.

Но среди бойни Гракх увидел кое-что еще. Он увидел не только смерть, но и неповиновение, те же черты у некоторых, кто боролся за выживание. Группа рабов, вооруженных самодельным оружием – сломанными трубами, кусками металлолома, всем, что могло бы противостоять этому хаосу и их убийцам – сражалась со своими нападающими со свирепостью загнанных в угол животных. Они не победят, не против волны орков, но они заставят их заплатить за каждый дюйм земли, сражаясь бок о бок с крутами, которые сопротивлялись до сих пор. Они сделали один или два последних шага, как последние мгновения пьесы без толпы, но показывая большую важность в ее обстановке и развитии, как отмечает Гракх, зная, на что способны люди и их союзники, если их вытолкнуть за пределы, те самые пределы, которые они сейчас испытывают как вид.

В глазах Гракха загорелась искра решимости. Он повернулся к Серафине и Скиву. «Мы не можем здесь оставаться», – сказал он твердым голосом. «Нам нужно двигаться. Нам нужно отсюда выбираться. Мы не можем сражаться с этими ксеносами вот так, пока нет». Ужасы того, чему он стал свидетелем, только укрепили его решимость, закалили его дух, как лучшую сталь, как старые герои в древнем мифе Терры. «Следуй за мной, я знаю путь, я думаю, я надеюсь… на шанс».

«Но где?» Серафина прошептала дрожащим голосом: «Куда мы можем пойти, чтобы эти твари не буйствовали, как безумные гроты? Это еще один из твоих приказов?» Но в ней осталось мало воли.

«Где угодно, только не здесь», – ответил Гракх, устремив взгляд на дальнюю сторону трюма. «Есть служебные коридоры, пути доступа, которых нет даже в чертежах этого корабля. Скив их знает». Он повернулся к Ратлингу, который подтвердил его гипотезу и которому нужно будет использовать свою хитрость, чтобы компенсировать его слабую физическую комплекцию и дать понять, почему Гракх так ценит его в нынешних условиях.

«Да», – сказал Скив, нервно окидывая взглядом трюм. «Тесно, но я их знаю. Если мы сможем пройти через это», – он указал на бойню вокруг бывшего места расположения переборки и на все эти ужасы внутри. «Я могу заставить нас двигаться. Может быть, мы даже сможем занять вентиляционную шахту поблизости, немного удачи, и эти зеленокожие никогда не узнают, что их ударило…» Он высказал свои соображения и начал показывать, как все это потребует от троих больших усилий.

Гракх кивнул. Он знал риски. Это была отчаянная авантюра, дальний выстрел в темноте. Но это было все, что у них было, все шансы, которые дал им этот сломанный мир и их судьба. Он посмотрел на лица других рабов, которые были еще живы, их глаза были полны смеси страха, отчаяния и слабого проблеска надежды, очень слабые эмоции у тех, кто окружал его сейчас, но его сила не дрогнуть придала мужества не одному из его бывших товарищей в цепях.

«Давай», – сказал он, его голос звенел от вновь обретенной власти. «Нам нужно двигаться. Сейчас! Пока зеленая волна не поглотила нас целиком». Боевой клич старых полков Имперской Гвардии дал ему утешение и силы продолжать, они могут умереть со славой, а не в отчаянии, делая эту память чем-то важным для принятия решения, а Скив готовился сбежать из этого беспорядка, прежде чем кто-либо пожалеет о своем решении.

И вот, среди железа и ужаса натиска орков, небольшая группа выживших начала свой отчаянный побег, их надежда подпитывалась воспоминанием одного человека о службе в другое время, со многими оставшимися испытаниями. Они больше не были просто рабами. Они были чем-то другим, чем-то большим. Чем-то очень похожим на выживших, которые достаточно умерли, и только слезы видели победу вдалеке.

Оборванная группа выживших последовала за Гракхом через разоренные внутренности Руккфанга, разоренные переборки того, что осталось от жилищ работорговцев. Каждый шаг был танцем со смертью, отчаянной игрой против постоянной угрозы орков. Корабль кричал вокруг них, какофония взрывов, скрежет истерзанного металла и леденящий кровь рев зеленокожих захватчиков, которые разрывают своих бывших тюремщиков на куски, их цель не заключенные, а друг друга, но все эти бывшие заключенные попадают под перекрестный огонь.

Гракх шел впереди, его инстинкты солдата, отточенные годами жестокой войны, взяли верх после первоначальной фазы планирования, чтобы снова начать вести. Он двигался с мрачной целеустремленностью, его глаза постоянно сканировали тени, его рука никогда не отдалялась от грубой заточки, которую он нес. Он уже сражался с орками раньше, на открытых полях сражений сотни миров, под гордыми знаменами Империи. Но это было по-другому, и во многих отношениях более сложно, поскольку он оказался в худшем снаряжении, условиях и сталкивался со все более неопределенной судьбой. Это была борьба за выживание, отчаянная схватка за свободу в чреве умирающего зверя, где нельзя было ожидать победы, а можно было просто получить сладкую передышку от возможности прожить еще один день после всего этого беспорядка.