— А кто сказал, что император окажется в руках Птолемея? — искренне засмеялся Иван Федорович. Смех его, резкий и пронзительный, эхом разнесся по притихшему мостику. — Вы думаете, что я так легко отдам власть, к которой шел всю свою жизнь? О нет, господа хорошие! Война не проиграна, все только начинается…
Самсонов откинулся на спинку кресла, сложив руки на груди. На его губах играла торжествующая, почти безумная улыбка человека, уверенного в своей правоте…
— Что вы хотите этим сказать⁈ — ошарашенно переспросил Зубов.
Диктатор подался вперед, пронзая начальника штаба пылающим взглядом.
— Я не просто ухожу, но и забираю с собой императора Ивана Константиновича!
— Не может быть! Помимо его воли⁈ — министр и адмирал были поражены до глубины души. — Мальчик, а вернее его старшая сестра-регент ни за что на это не согласятся… Это неуважение к особе императора и к тому же прямое нарушение закона.
Самсонов, явно снова переходил все границы.
— Здесь я — закон! — воскликнул Самсонов, багровея от гнева. Его глаза метали молнии, а кулаки яростно сжимались, словно готовые крушить любые преграды на своем пути. Диктатор чувствовал, как бешеная решимость переполняет каждую клеточку его тела. Он был готов пойти на все, лишь бы сохранить власть, лишь бы не позволить врагам одержать над ним верх. — И с великой княжной я как-нибудь тоже договорюсь, — процедил он сквозь зубы, прожигая взглядом своих подчиненных. — К тому же мои действия не будут считаться нарушением, ни закона Российской Империи, ни наших традиций…
Иван Федорович давно уже привык ставить личные амбиции выше каких-либо условностей или моральных принципов. И сейчас, когда на кону стояла вся его жизнь, все, чего он добивался, диктатор был готов на все.
— Как такое возможно? — пожал плечами Шепотьев. На лице первого министра читалось искреннее недоумение пополам с тревогой. Он никак не мог взять в толк, что еще задумал этот безумец. Какую еще авантюру он готовит, чтобы вывернуться из, казалось бы, безвыходной ситуации? Диктатор лишь снисходительно усмехнулся, словно наслаждаясь замешательством своего соратника. В его глазах зажегся хитрый, почти лукавый огонек.
— Императору до совершеннолетия полагается жить только в столичном дворце, соответственно на столичной планете, так? — вкрадчиво осведомился он, прохаживаясь вдоль голографической карты. Его палец лениво очерчивал контуры звездных систем, словно примеряясь, какую из них сделать следующей жертвой своих честолюбивых замыслов.
— Да, согласно Конституции и традициям, — уверенно ответил первый министр. Шепотьев искренне не понимал, к чему клонит диктатор.
Самсонов расплылся в торжествующей, почти безумной ухмылке. Его глаза сверкали азартом игрока, готового пойти ва-банк в самой рискованной партии.
— Так он и будет оставаться в столице, — промурлыкал диктатор, делая многозначительную паузу. — Но, только не в этой, а совершенно в другой…
— Помилуйте, Иван Федорович, в Российской Империи на данный момент нет другой столицы, кроме планеты Новая Москва-3, — растерянно пролепетал Шепотьев, в полнейшем замешательстве разводя руками. Происходящее казалось ему дурным сном, бредом воспаленного сознания. Но увы, все было слишком реально.
Диктатор между тем неспешно прошествовал к центру командного отсека, над которым продолжала светиться голограмма карты, и с видом величайшего открытия ткнул пальцем в одну из светящихся точек.
— Есть, только вы все почему-то о ней стараетесь не вспоминать, — проговорил он елейным голосом, смакуя каждое слово. — Это Санкт-Петербург-3 — бывшая столица российского сектора контроля на заре экспансии. Разве вы забыли о самой первой экзопланете, которую мы открыли, и которая на несколько десятилетий стала нашей основной базой? Соответственно Санкт-Петербург гораздо более древняя столичная планета, чем сегодняшняя — Новая Москва-3, и она имеет все права, чтобы снова стать новым домом для нашего императора.
Самсонов говорил вдохновенно, с жаром истинного оратора. Казалось, сама идея о возвращении к истокам, к колыбели российского могущества в космосе, приводила его в восторг. Глаза диктатора горели неистовым огнем, словно он уже видел себя триумфатором, вершителем судеб галактики.
Шепотьев слушал этот пламенный монолог, раскрыв рот от изумления. Мысли его лихорадочно метались, пытаясь ухватить суть грандиозного замысла Самсонова. Санкт-Петербург-3? Старая столица? Да, первый министр, конечно, знал о ней, но никогда не придавал этому факту особого значения. Это была всего лишь страница истории, давно пройденный этап. Кто мог подумать, что диктатор вдруг решит сделать Питер ключевой фигурой своей космической партии?
— Это очень неожиданно, — выдавил он наконец, судорожно облизывая пересохшие губы. — А как же мы будем управлять десятками звездных систем нашей Империи, если все институты и министерства останутся на прежнем месте?
Этот вопрос, казалось, еще больше распалил Самсонова. Он подлетел к голограмме, принявшись лихорадочно тыкать в светящиеся точки.
— Ничего здесь не останется, — прорычал диктатор, сверкая глазами. — Весь двор императора, все министерства и ведомства без промедления покидают Новую Москву вместе с нами и императором Иваном Константиновичем. Я перевезу на Санкт-Петербург-3 все что смогу, а все что не смогу — уничтожу! И так как авангард Птолемея сидит практически у нас на хвосте, поэтому на сборы у вас, первый министр, двое стандартных суток, поэтому немедленно начинайте готовиться к переезду.
Эти слова, словно удар хлыста, отрезвили Шепотьева. Двое суток на сборы? Покинуть насиженное место, бросить все и сорваться на какую-то богом забытую планету? Да еще и под огнем противника, не зная, что ждет впереди? От одной мысли об этом министра бросило в холодный пот. Но он понимал — спорить бесполезно. Когда Самсонов принимал решение, остановить его не мог никто. А уж сейчас, когда на кону стояла его судьба, диктатор явно был готов идти до конца. Шепотьев обреченно кивнул, чувствуя, как тяжкий груз ответственности опускается на его плечи. Что ж, видимо, придется подчиниться этому безумному плану. Выбора все равно нет.
— Слушаюсь, господин адмирал! — ответил он, вытягиваясь во фрунт. — Все будет исполнено в лучшем виде.
Самсонов удовлетворенно кивнул, вновь усаживаясь в кресло. На его губах играла торжествующая ухмылка человека, уверенного в своей победе.
— Хорошо, — промурлыкал он, сверля министра пронзительным взглядом. — А теперь ступайте и займитесь делом. Времени в обрез…
…То же самое диктатор Самсонов заявил, когда прибыл в дворцовый комплекс. Его челнок, окруженный плотным кольцом истребителей, с ревом опустился на посадочную площадку перед парадным входом. Самсонов, в черном адмиральском мундире, увешанном орденами и золотым шитьем, стремительно сошел по трапу, кивком головы приветствуя выстроившийся почетный караул.
Иван Федорович был полон решимости довести свой безумный план до конца, чего бы это ни стоило. Даже если придется пойти против воли всей Империи, даже если придется разрушить все, что было создано до него — он не отступит.
Стремительным шагом диктатор прошествовал по анфиладам роскошных залов, не обращая внимания на царящую вокруг суматоху. Слуги и придворные, напуганные грозным видом адмирала-регента, торопливо расступались перед ним, опуская глаза. В воздухе витало напряжение, словно перед грозой. Казалось, сами стены дворца пропитались тревогой и страхом.
Самсонов ворвался в Большой тронный зал, где уже собрались все высшие сановники двора. Они стояли полукругом перед возвышением, на котором покоился массивный золотой трон — символ императорской власти. Лица придворных были бледны и встревожены. Никто не понимал, что происходит, зачем диктатор их созвал.
Самсонов тяжелой поступью поднялся по ступеням и встал перед троном, обводя собравшихся тяжелым взглядом.
— Эта планета потеряла свою ценность, — зычно провозгласил он, и голос его эхом разнесся под сводами зала. — Тем более она осквернена предательством ее жителей, и поэтому должна быть навсегда покинута всеми честными людьми и патриотами. Император объявил своей новой резиденцией — планету-крепость Санкт-Петербург-3. Все те, кто верно служит ему, обязаны немедленно последовать за своим государем…
