Всем было известно, что оба вельможи являются ярыми приверженцами младшего из двух царственных отпрысков — малолетнего княжича Ивана. Уже одно это красноречивое соседство недвусмысленно давало понять, чью сторону в борьбе за трон занял непредсказуемый и грозный командующий Черноморского флота.
Воцарившаяся в зале тишина, казалось, звенела от напряжения. Сотни глаз, затаив дыхание, впились в стоящего на ступенях трона Ивана Федоровича, ожидая его дальнейших слов и действий. Гробовое молчание нарушали лишь редкие покашливания да скрип сапог на мраморном полу, даже говоруны и краснобаи из числа царедворцев примолкли, не смея раньше времени нарушить зыбкое равновесие. Слишком высоки были ставки в этой игре, слишком многое зависело сейчас от произнесенных вслух фраз и предпринятых шагов.
Адмирал Самсонов, опершись о подлокотник трона, обвел собравшихся в зале тяжелым немигающим взглядом исподлобья. На какую-то долю секунды задержался на застывшей неподалеку фигуре царевича Артемия, словно примериваясь и взвешивая все за и против. Но вот губы флотоводца искривились в презрительной усмешке и, махнув рукой, словно отметая прочь какие-то сомнения, он заговорил — веско, жестко, безапелляционно:
— Артемий, ты слишком слаб авторитетом, а что еще печальнее — умом, чтобы управлять нашей великой Империей, — без обиняков и стеснений бросил в лицо молодому человеку, адмирал Самсонов. В голосе его не было ни капли почтения к особе царственного наследника — лишь холодная констатация факта вперемешку с нескрываемым пренебрежением.
— Хоть ты и старший сын нашего недавно почившего императора, но не обладаешь должными качествами правителя, — продолжал меж тем Иван Федорович, все так же в упор глядя на опешившего от подобной отповеди Артемия. — Твой брат Иван, согласно завещанию Константина Александровича, а также, по мнению большинства жителей государства — вот истинный продолжатель династии Романовых. Поэтому я, как главный защитник Российской Империи, безоговорочно признаю императором великого князя Ивана Константиновича и торжественно клянусь служить ему верой и правдой!
Последние слова адмирал Самсонов произнес с нажимом, возвысив голос почти до крика. Правая рука его при этом сжалась в кулак и с силой впечаталась в подлокотник трона, заставив того жалобно скрипнуть. Левая же описала широкий полукруг, словно проводя незримую разделительную черту между двумя противоборствующими партиями новоизбранных императоров. Жест вышел на редкость красноречивым — даже непосвященным стало ясно: Иван Федорович свой выбор сделал.
Эффект от выступления адмирала превзошел все ожидания. Словно только и ждавшие соответствующего сигнала, князья и сановники, изначально поддерживавшие кандидатуру Ивана Константиновича, дружно грянули ликующее «Ура!» и «Виват!». Их восторженные крики и аплодисменты в мгновение ока заполнили парадный зал, сотрясая его своды и перекрывая робкие попытки сторонников Артемия перекричать возликовавшее большинство.
Более того, многие из тех, кто еще минуту назад находился в противоположном лагере, теперь стали демонстративно отходить от старшего сына императора и его немногочисленных приспешников. Даже великий князь Михаил — родной брат покойного Константина Александровича и доселе пламенный поборник прав Артемия на престол — теперь сконфуженно семенил прочь от своего племенника. Не прошло и пяти минут, как добрая половина зала уже во всю голосила здравицы в честь нового самодержца, оставив растерянного Артемия в окружении жалкой кучки уныло насупленных гвардейцев да нескольких столичных повес.
Для большинства двора подобное массовое «прозрение» и переход в стан победителей отнюдь не стали неожиданностью. В конце концов, не зря же придворных иногда зовут флюгерами и хамелеонами, мигом меняющими окрас в зависимости от того, куда подует ветер. Для них верность тому или иному монарху отнюдь не является делом принципа и убеждений. Главное — вовремя почуять, чья возьмет и успеть занять место в свите нового властителя, по возможности оттеснив конкурентов. Ну а дальше — привычная борьба за чины, звания и доходные должности, составляющие истинный смысл жизни для прожженных царедворцев.
Так что ловкие придворные лицедеи без труда смекнули, в какую сторону задул ветер перемен и теперь наперегонки бросились изъявлять верноподданнические чувства новоявленному императору. Благо восьмилетний Иван был еще слишком мал, чтобы всерьез разбираться во всех этих взрослых играх и видеть истинную подоплеку льстивых славословий. Зато такой ранний опыт общения с подобострастными подхалимами наверняка со временем поможет юному самодержцу лучше разбираться в человеческой натуре и не наделать ошибок в подборе ближайшего окружения.
Впрочем, далеко не все собравшиеся в тронном зале спешили примкнуть к победителям и бросить своего незадачливого избранника на произвол судьбы. Рядом с Артемием, словно верная гвардия вокруг обреченного полководца, сомкнулась горстка наиболее стойких и преданных сторонников — в основном молодые, горячие офицеры гвардейских полков в сверкающих позументами мундирах да сынки из богатейших семейств столицы. Эти «столичные мажоры», как язвительно обзывали их в народе, были давними приятелями и собутыльниками княжича Артемия, деля с ним все радости разгульной жизни золотой молодежи в лучших игорных домах и борделях Новой Москвы.
И вот теперь они, повинуясь кодексу дворянской чести и понимая, что отступи сейчас — и партия проиграна, не пожелали бросить своего незадачливого патрона в трудную минуту. Гордо выпрямив спины и задрав подбородки, гвардейцы и друзья Артемия демонстративно отгородились от ликующей толпы, всем своим видом давая понять, что не намерены покидать проигравшую сторону. Впрочем, многие делали это скорее из бравады и молодецкой удали, втайне понимая всю тщетность и бессмысленность подобного жеста. Ведь исход противостояния был уже предрешен и обозначен со всей очевидностью…
— Как ты вообще смеешь подавать свой голос, за или против кого-либо из нас, адмирал⁈ — сорвавшийся на фальцет Артемий Константинович пытался перекричать ликующий гвалт сторонников Ивана. Лицо княжича пошло багровыми пятнами от негодования.
Не помня себя от унижения и ярости, он рванулся вперед, грубо растолкав собственных приближенных. Ему во что бы то ни стало хотелось защитить свое право на престол и доказать самозванцу Самсонову, кто здесь истинный хозяин положения. Вот только увы — в отличие от зрелого и опытного в дворцовых баталиях Ивана Федоровича, Артемий явно не рассчитал своих сил. Вспыльчивый нрав и чрезмерная самоуверенность в очередной раз сыграли с ним злую шутку…
— А ну, немедленно подними свою толстую задницу с трона моего отца и убирайся вон с Новой Москвы! — брызжа слюной, выкрикнул Артемий. — Ты всего лишь рядовой адмирал и не можешь указывать, кто должен править Российской Империей…
— Молчи, ублюдок! — так же не стесняясь в выражениях взревел в ответ Самсонов, резко вскакивая на ноги. В одно мгновение грозный флотоводец преобразился — расправил могучие плечи, выпрямился во весь свой немалый рост, буквально нависнув скалой над всем залом. — И протри глаза, если не видишь, что перед тобой находится тот, кто отныне будет решать судьбу всего российского сектора контроля Галактики! — зычный бас Ивана Федоровича прокатился по залу громовым раскатом, заставив присутствующих невольно вжать головы в плечи. Даже Юлиан Шепотьев с Птолемеем Граусом, обычно всегда невозмутимые, опасливо оглянулись на адмирала, не уверенные, как реагировать на внезапную вспышку его гнева.
Бедный Артемий тоже будто язык проглотил. Услышав такое обращение в свой адрес он в ужасе попятился, едва не споткнувшись о ступеньку. Куда только подевалась его недавняя решительность и готовность отстаивать свои притязания до последнего. Теперь Артемий Константинович больше походил на нашкодившего щенка, которого хозяин вот-вот огреет поводком.
Зал между тем загудел, словно растревоженный улей. Услышанное повергло сановную толпу в шок. Подобного хамства и неприкрытого диктата в стенах дворца не звучало уже без малого два столетия. Даже самые влиятельные и высокородные царедворцы вынуждены были соблюдать хотя бы внешние приличия и этикет, не смея открыто хамить, пусть еще не утвержденному и далеко не всеми поддерживаемому, но все-таки императору.
