Но похоже, для адмирала Самсонова, привыкшего на космических просторах к неограниченной власти над жизнями и судьбами подчиненных, все писаные и неписаные законы были не указ. Он явно не собирался считаться ни с чьим мнением, ни с какими традициями, кроме собственных представлений о должном. И сейчас этот своенравный и не признающий никаких авторитетов человек собирался в очередной раз продемонстрировать, кто в доме хозяин…
— Во имя мира в государстве князь Артемий Константинович, а также все члены Государственного Совета и Сената поименно должны признать законным императором Ивана Константиновича, — властным, не терпящим возражений тоном провозгласил Юлиан Шепотьев, неожиданно для всех опередив явно собиравшегося что-то сказать Грауса. Как истинный царедворец, десятилетиями оттачивавший свое мастерство закулисных интриг, канцлер явно почувствовал, куда дует ветер, и решил немедленно подать голос в поддержку нарождающегося режима. Даже в ущерб своему извечному сопернику — первому министру, чья звезда, кажется, начала закатываться.
— Артемию Константиновичу следует немедленно покинуть комплекс Императорского дворца, а после прибыть на линкор «Цесаревич», который в данный момент входит в состав Преображенской дивизии, на место своей службы, как того требует предписание Военного Устава… — чеканя каждое слово, продолжал между тем Шепотьев.
В голосе его звучали одновременно и металлические нотки непререкаемого приказа, и плохо скрываемое злорадство. Все присутствующие прекрасно поняли, что сейчас прозвучало. Фактически канцлер от имени новой власти только что официально низвел старшего сына покойного императора до положения обычного офицера космофлота, обязанного служить там, куда ему прикажет начальство. И не просто служить, а отбыть к месту назначения, на боевой корабль, немедленно. Сию же минуту, оставив все свои честолюбивые притязания на трон и корону. Это было настолько унизительно и постыдно, насколько вообще можно себе представить — еще вчера официальный наследник могущественной Империи, а сегодня — жалкий капитанишка, вынужденный подчиниться и плестись на корабль, поджав хвост.
Но Артемий Константинович, похоже, не собирался сдаваться так просто. Все его существо буквально кипело от ярости и негодования.
— Хотите, чтобы я променял целую Империю на должность командира жалкого линкора⁈ — сорвавшись на фальцет выкрикнул Артемий, переводя пылающий взгляд с Самсонова на Шепотьева и Грауса. Рука княжича непроизвольно легла на эфес парадной сабли, а на губах заиграла язвительная усмешка. Вызывающе вскинув подбородок, Артемий обвел презрительным взглядом застывших в немом оцепенении придворных и расхохотался — громко, зло, надрывно. В этом смехе, больше похожем на кашель висельника, слышались одновременно отчаяние обреченного и бесшабашность смертника, которому нечего больше терять…
— Вы что, оба сумасшедшие⁈ Думаете, у меня не найдется защитников⁈ Да я только дам клич, и уже через две недели под моими знаменами будет находится космофлот из двухсот боевых вымпелов! Юзефович со своими «балтийцами» и адмирал Алексеев все они поддержат меня! Клянусь, я лучше затоплю этот сектор контроля пространства в крови гражданской войны, чем отдам его в твои грязные руки адмирал Самсонов и в руки твоих ручных собаченок-министров! Хорошо ли ты услышал меня⁈
Эта яростная, полубезумная тирада, казалось, отняла у Артемия последние силы. Бросив напоследок испепеляющий взгляд на своих врагов, он пошатнулся и невольно схватился за плечо верного адъютанта. На бледных, перекошенных яростью щеках царевича горели два ярких пятна лихорадочного румянца. Видно было, каких невероятных усилий ему стоит держать лицо и не показать той боли и отчаяния, что раздирали сейчас его душу.
Гордый, раздухарившийся не на шутку Артемий Константинович стоял практически один, посреди огромного зала в окружении лишь жалкой кучки оставшихся ему верными гвардейцев, судорожно вцепившись одной рукой в золоченый эфес сабли. Отступать сейчас, после того, как он вызывающе бросил перчатку в лицо зарвавшемуся диктатору Самсонову и всей его камарилье, было уже поздно. Да он и не желал отступать…
Обведя горящим взором застывшие в гробовой тишине ряды придворных, Артемий ощутил, как на смену отчаянию в его душе закипает злая решимость. Глядишь, кто одумается в последний момент, устыдится собственной трусости и подлости. И все-таки встанет на сторону законного государя, наследника древней славной династии.
Вот только увы — чуда не произошло. Те, к кому столь отчаянно взывал своим безмолвным призывом Артемий Константинович, лишь опускали глаза и отворачивались. И лишь считанные единицы, вроде того же князя Михаила, дяди Артемия, что-то невнятно бормотали себе под нос, делая неопределенные жесты своему племеннику. Вроде как сочувствуем тебе, мол, племянничек, да только помочь ничем не можем. Сами видишь — расклад не тот.
— Вы все слышали, дамы и господа⁈ — зычный голос адмирала Самсонова, многократно усиленный динамиками под сводами тронного зала, заставил вздрогнуть даже самых стойких и невозмутимых. Иван Федорович вскочил на ноги и, тяжело опираясь на подлокотники трона, обвел пылающим взором собравшихся. — Этот безумец только что прилюдно угрожал Российской Империи кровавой гражданской войной и совершил тем самым страшнейшее из преступлений! — продолжал греметь адмирал, указуя перстом на застывшего посреди зала Артемия. Голос его креп и набирал силу, подобно урагану, готовому смести все на своем пути. — В своем неуемном честолюбии и жажде власти этот недостойный человек готов утопить в крови собственный народ, погубить миллионы жизней — и все ради чего? Ради призрачного шанса усидеть на троне, который ему не принадлежит ни по закону, ни по праву!
Говоря это, Самсонов то и дело обращал взор на притихших царедворцев, словно стараясь разжечь в их сердцах ответный гнев и негодование. И ведь действительно — со многих лиц уже сошло выражение сочувственного интереса, появившееся было в момент отчаянного демарша Артемия. Вместо этого на них проступали гримасы страха и отвращения. Еще бы — кому захочется прослыть сообщником государственного преступника, безрассудного честолюбца, готового на все ради призрачной власти?
Между тем Самсонов, с удовлетворением отметив перемену в настроениях придворной толпы, вошел в раж. Его могучие руки то и дело потрясали воздух, словно стараясь физически смять и уничтожить невидимого врага. Голос сорвался на хриплый крик, глаза метали молнии. Грозный адмирал, казалось, готов был прямо здесь и сейчас растерзать дерзкого злоумышленника, посмевшего бросить вызов священным устоям государства и власти.
— Я, как верный страж закона и порядка, как главный оплот спокойствия и процветания нашей державы не могу допустить подобного святотатства! — рявкнул Иван Федорович и, резко развернувшись всем корпусом к застывшему по стойке «смирно» к старшему караула, рубанул воздух ребром ладони. — Именем Его Величества Императора Ивана Константиновича приказываю: немедленно арестовать этого государственного преступника и предать его справедливому суду!
Это был условный знак, которого явно ждали. Штурмовики Самсонова заранее были готовы к такому развитию событий, это стало понятно по тем быстрым и слаженным действиям «морпехов», которые из солдат почетного караула моментально превратились в карательный отряд по одному кивку своего командира. «Морпехи» Черноморского флота и впрямь изначально были нацелены на жесткий силовой сценарий — уж больно не по душе им пришлось намерение Артемия оспорить законность восшествия на престол Ивана Константиновича. В их глазах подобное поведение царевича Артемия квалифицировалось не иначе как «бунт и измена», за что по всем военным уставам и артикулам полагалась единственная мера — расстрел на месте без суда и следствия.
Надо отдать должное выучке «черноморцев» — штурмовики сработали безукоризненно. Стоило Самсонову подать знак, как взвод из тридцати до зубов вооруженных космопехов в полном боевом снаряжении дружно сорвался с места и, громыхая бронированными башмаками по мраморному полу, ринулся на перехват обреченной жертвы. Штурмовики грамотно рассредоточились по всему периметру зала, отсекая Артемия с горсткой сторонников от основной массы придворных и главное дверей.
