На меня десятилетнего это подействовало. Я успокоился и начал осваиваться в этом совершенно новом и чужом для меня мире. Здесь было все другое, начиная с языка и заканчивая запахами. Единственное, что осталось у меня от прошлой жизни, – мое имя, которое я никогда никому не говорил, боясь, что они отнимут то последнее, что у меня есть.
***
Я искал подходящую девушку для роли рабыни больше года, перебрав тысячи вариантов. Она должна была быть идеальной славянкой с темными волосами и светлой кожей. Без изъянов и болезней, ведь Шакир Аль-Фарих всегда покупал именно таких.
Для себя лично он выбирал исключительно молодых, неопытных, покорных и обязательно девственниц.
Если девушка была обученная и вышколенная, цена на нее возрастала в разы, но я взял ее совсем не для денег. В каком-то смысле эта девочка была моим проходным ключом, моим пропуском, если так можно выразиться.
Мне нужна была идеальная девушка. Юная и в то же время уже не ребенок, который бы сломался за сутки. Я нашел Есю случайно, когда вернулся из Каира домой к Данте. В последнее время я бывал у него максимум дважды в год.
Она шла по улице с книгой в руках. Длинные темные волосы развевал ветер, светлая кожа, худенькая фигура, несуразные старомодные туфли. Эта девушка носила какую-то мешковатую одежду и смотрела вниз, шла неуверенно, словно боясь осуждения.
Уже через сутки я знал о ней все и, проследив еще месяц, сделал свой выбор, не согласовав его с Данте. Он упорно хотел одобрить рабыню сам, но медлить я не стал.
Есения. Я встретил ее осенью, потому про себя называл ее “осенняя девочка”. Она оказалась именно такой, какая мне и нужна.
Юная и неискушенная, с кукольным красивым лицом, усеянным веснушками, темными волосами и хрупкой фигурой без изъянов. У нее были неплохие анализы, и главное – она была невинной во всех смыслах.
Мне нужна была девственница не только физически. Девушка должна была быть невинной в голове, и Есения была именно такой.
И я начал с ней работать. У меня было очень мало времени.
Глава 9
Как ни странно, мальчики ломались быстрее. Всегда. Девочки были терпеливее и смекалистее, они умели приспосабливаться и, если не истерили, чаще всего выживали.
Она должна была быть сильнее, ведь ей уже восемнадцать, но девочка оказалась слабой, пугливой и робкой. То ли от еще не прошедшего шока, то ли от недавно вводимых препаратов рабыня медленно соображала, что я от нее хочу.
Девочка плохо отходила от укола. У нее упало давление, потому мне пришлось первые сутки сидеть с ней, и да, я не хотел, чтобы она умерла. Я не хотел искать другую рабыню.
У Есении прекрасные данные, с которыми она могла бы стать как минимум женой какого-нибудь принца, но она этим не пользовалась, как и своей красотой.
Девушка дрожала и боялась даже посмотреть на меня, прикрываясь бледными небольшими ладонями. Она была невышколенной и тряслась от одного только моего вида, протестовала и плакала, она меня совсем не слушалась.
К счастью, кнут привел ее в чувство, и я увидел первые ростки покорности. Рабыня должна меня слушать, не то умрет в первые же минуты пребывания на аукционе, и все пойдет насмарку. Все мои старания и больше десяти лет подготовки.
Почему я не сделал этого раньше? Потому что я был необученным поломанным щенком, который первый год зализывал раны, а после только и делал, что становился сильнее.
Я носил маску первое время. Для нее. Чтобы рабыня видела во мне хозяина, привыкала к образу, а не к личности. Не к моей внешности, а к приказам, но она сорвала маску с меня. Ее взгляд надо было видеть. Удивленный, обескураженный, восхищенный – так, кажется, они это называют.
Впрочем, они все так реагируют на меня. Я привык уже, и ничего, кроме злости, это у меня не вызывает. Надо было Хамиту стараться с клинком сильнее. Он хотел меня изуродовать, да не вышло.
Шрам только ожесточил мою внешность и никогда мне не мешал. Наоборот. По какой-то причине самки от него тащились, а я не мог смотреть в свое отражение. У меня и сейчас нет дома зеркал, впрочем, как и самого дома.
***
Монстр вышел, хлопнула дверь, я снова оказалась в темноте. Голодная, дрожащая от этого адского холода. Пожалуй, я бы поцеловала этому гаду руку за яблоко или сникерс, хотя мне кажется, он это делает специально.
Изводит меня, ломает, корежит. И мой чертов мозг сдается. Он прогибается, и я не исключаю, что скоро буду выпрашивать у Монстра стаканчик горячего чая, стоя на коленях. Он может. Он делает это прямо сейчас: вылепливает из меня рабыню и начинает именно с головы.
Я не знаю, как Шрам это делает, но клянусь, это работает. Я чувствую, как все мои системы в организме мобилизовались, и, как ни странно, несмотря на голод, ужас, холод и шок, я еще никогда в жизни не ощущала себя настолько живой!
Наверное, так и бывает перед смертью. Не надышишься, не наглядишься, и от этого одиночества, кажется, я скоро начну выть.
Я хочу увидеть Монстра, и нет, я не сошла с ума. Просто сидеть голой в темноте не сильно-то и радует, и, если честно, я боюсь сойти с ума в этом гараже. Да, определенно, это пугает меня не меньше, чем следующая встреча с Монстром.
Когда снова загорается свет, я даже рада. И я ненавижу себя за это. Мои нервы трещат по швам, раскачиваются, точно качели. Я радуюсь, видя своего похитителя. Искренне. Он такой красивый. Боже. Хотя бы так. Зло всегда идеально по натуре.
Монстр держит поднос в руках, подходит ко мне, ставит его на пол. Тут рис с мясом, овощи, хлеб, парующий кофе.
У меня тут же собирается слюна, но я не дергаюсь. У него кнут за поясом, и, похоже, это просто проверка. Очередная его гребаная игра.
Дьявол садится на стул, берет блюдо, посыпает что-то огненно-красное на рис, перемешивает и начинает есть. Просто. Руками. Как варвар. Приборы явно созданы не для него.
То, как он ест, – это отдельная картина. Я даже не шевелюсь, меня током пробирает. Так нельзя, проклятый демон. Шрам даже ест восхитительно красиво, аппетитно, вызывающе. Его руки можно сфотографировать и поставить в музее. В золотой рамке. Идеальный. Клянусь, он зло во плоти.
На миг бросает взгляд на меня, вытирает руки салфеткой. И чуткие прекрасные губы. Облизывается, как кот.
– Ты голодная?
Я аж рот распахиваю. Я не ела дня три минимум! Он просто издевается, хотя… нет. Этот ублюдок меня тупо проверяет.
– Да, хозяин, – отвечаю тихо, но внятно. Зло довольно ответом. Кладет кнут на крепкое бедро. Коротко кивает:
– Ко мне, рабыня. Ну же, иди сюда.
Сказать легко, да сложно сделать. Точно по минному полю, осторожно подхожу к нему. Опускаюсь на колени. От запаха еды кружится голова.
Вижу, как Монстр разламывает еще горячее мясо, снимает его с кости и разбирает на волокна. После кладет небольшой кусочек себе на руку и протягивает мне. Как котенку. Как гребаному коту!
– Ешь.
Я бы хотела его послать, но уж больно голодная. Тяну к нему ладонь, но Шрам коротко качает головой:
– Нет, сегодня ты будешь есть с руки хозяина. Или не будешь есть совсем.
– Хорошо. Пожалуйста, хозяин.
Глотая унижение вместе со слезами, тянусь к его руке и осторожно забираю еду с ладони.
Мясо приготовлено шикарно, оно просто тает во рту. Боже, я такая голодная, что глотаю его, даже не прожевывая, а после закашливаюсь.
– А-а! Вы… вы меня отравили!
Кажется, будто я сейчас задохнусь, слезы тут же выступили из глаз, а этот дьявол только смеется, обнажая свои острые белоснежные клыки.
– Какая ты нежная. Это просто перец.
Дает мне воду, и я тут же осушаю бутылку до дна. Внутри все жжет, тут красного перца больше, чем риса. Господи, это огненно, как он это ест?!
Вытираю слезы и вздрагиваю, когда Шрам гладит меня по голове. Ласково, настолько нежно, что я начинаю дрожать от этих контрастов в нем.
– Не спеши. Ешь медленно. Привыкай к острой пище. Это ощущения. Вот так. Умница.