– Ко мне.

Его голос пробирает, а я как завороженная жмусь в углу и даже не шевелюсь. Смотрю только на высокую фигуру в темноте, не в силах вымолвить ни слова. Я помню нашу прошлую встречу. И его кнут. Попа до сих пор болит.

– Ты глухая? Я сказал, ко мне!

– Включите свет. Прошу. Я ничего не вижу. А-ай!

Ладони опаляет огнем, как от удара, но ведь Монстр стоит в трех метрах от меня… как? А после ярко вспыхивает свет, и лучше бы я этого не просила.

Мой дикий персидский бог стоит предо мной. До ужаса прекрасен внешне, до страшного ужасен внутри. В этот момент я уже жалею, что сорвала с него маску. Мне и правда было бы проще, если бы я не видела его лица.

Так я хотя бы не знала, как выглядит зло, потому что, мать его, он просто идеален. Настолько красив, что мне становится страшно. Нельзя Монстру быть таким красивым, обворожительным и притягательным. Это неправильно.

Сегодня Он в белом, на контрасте с его смуглой, бронзовой кожей. Светлые джинсы и белая рубашка, застегнутая на все пуговицы. Она облепляет его атлетичное тело, широкий разворот плеч, подчеркивает выступающие мышцы.

Его черные как смоль волосы уложены назад, взгляд тяжелый, серьезный, страшный, а сами глаза прекрасные. Мне больно смотреть на него. Господи, да кто же он такой?

Монстр держит в руках черный кожаный кнут, и это им он меня сейчас полоснул по ладони. Больно, но крови нет, только небольшая красная полоса.

Монстр делает шаг ко мне, и на миг я поднимаю взгляд на него, замечаю этот жуткий шрам, проходящий по правой половине его лица, и не выдерживаю. Закрываю лицо ладонями, я не могу смотреть на него. У меня на это просто не хватает духу.

– На меня глаза. На меня!

– Нет… нет, пожалуйста!

Очередной удар по ладоням, и на этот раз я реагирую быстро. Убираю руки и поднимаю голову, чтобы встретиться с его тяжелым, жестоким взглядом. Нет, это не человек, это точно Монстр.

В нем нет не то что намека на жалость, я вообще сомневаюсь, что он чувствует хотя бы что-то! Как какой-то робот, холодная каменная машина без чувств.

– Ко мне.

Мгновенно поднимаюсь и подхожу к нему. Удары хлыстом очень болезненные, а он владеет им, как сам дьявол.

Становлюсь напротив мужчины. Какой же он высокий, я ему едва до груди достаю. Стараюсь хоть как-то закрыться руками. Я не хочу, чтобы он смотрел на меня. Мне страшно от его пробирающего дикого взгляда.

– Не прикрывайся. Я видел уже тебя всю. На колени.

Чувствуя вселенскую дрожь, медленно опускаюсь на пол перед ним. Я не знаю, как себя вести, я его не понимаю. Монстр обращается со мной, как с собачкой, отдавая четкие приказы, точно команды.

–Умоляю, отпустите. Я никому ничего не скажу!

Чувствую, как он нежно провел большим пальцем по моей щеке, а после облизал его большим языком.

– Твои сладкие слезы тебе не помогут. Подчиняйся, или будет больно – помнишь правило? Любое нарушение приведет к наказанию.

– А не… ай! – пытаюсь возразить, но Монстр замахивается кнутом так резко, что я даже среагировать не успеваю. На этот раз он ударил по ногам. По икрам, и да, если он и бог, то самый злой из всех возможных.

– Я не давал тебе права голоса, зайчонок.

– Я не зайчонок! Я Есения! У меня есть имя.

Сжимаю руки в кулаки, вот только это играет против меня, так как уже в следующий миг Монстр обхватывает кнутом меня за шею и буквально отрывает от земли, всматриваясь в глаза.

– Тебя больше нет. И имени твоего тоже. Отныне ты моя рабыня и будешь отзываться на ту кличку, которую я тебе дам. У нас очень мало времени, девочка, потому давай потренируемся.

Шрам отпускает меня, я грузом падаю на пол. Он берет стул и садится напротив, широко расставив крепкие ноги, кладет кнут себе на бедро.

– Я приказываю – ты выполняешь. За каждую заминку или протест последует наказание.

До меня едва успевает дойти, что он хочет, прежде чем я получаю новый удар по икрам. Боже… он садист.

– А-а-ай!

– Сидеть.

Я плюхаюсь на пол, растирая красную кожу. Еще немного, и он бы вспорол ее до мяса.

– Стоять.

Подрываюсь на ноги.

– Умница. На колени.

Делаю, что говорит.

– Хорошо. Теперь встань на четвереньки, прогни спину и выпяти задницу.

– Что?!

– Делай. Выполнять!

На этот раз этот персидский дьявол взмахнул хлыстом, рассекая воздух, и я поняла, что он не играет. Если я не буду слушаться, от меня останется одно только мокрое пятно.

– Умница. Несложно, правда? Ко мне.

Подхожу к нему и опускаюсь рядом на колени. Все тело болит от ударов хлыстом, и меня бьет крупная дрожь начинающейся истерики.

Монстр берет меня за руку и проводит смуглыми пальцами по красной коже, растирая ее.

– Ты плачешь. Почему?

Он издевается? Вовсе нет, этот робот и правда, кажется, не понимает, что со мной.

Я распахиваю губы, а звука нет. Я ошарашена и сбита с толку, все еще помню боль от хлыста.

– Ты можешь ответить.

Нежно гладит меня по голове крупной ладонью, вот только эта ласка провоцирует слезы.

– Я истекаю кровью.

– Где? Покажи мне.

Кивает, я осматриваю себя, но крови нет. Ничего, ни капельки. Только бледные розовые полосы – следы от ударов.

– Мне больно.

– Тебе больно?

Неужели он удивлен? Да, мой ответ его и правда удивляет.

– Д… да.

– Да, хозяин. Повтори, малыш.

– Да, хозяин.

Этот дьявол коротко усмехается. Мой Монстр доволен, он так нежно гладит меня по щеке, а я только вздрагиваю, ожидая следующего удара.

У меня стойкое ощущение, что сейчас Он играет со мной, как кот с мышкой, и, похоже, совсем скоро эту мышку к чертям сожрут.

Я не давал к себе прикасаться, огрызался и был упрямым. Порой меня это спасало, но чаще играло против, потому что я был слабым щенком против каждого из них.

Нас поселили в большом доме с решетками на окнах, и мы не могли никуда выходить без сопровождения.

Первые две недели я ни с кем не говорил, потому что не понимал языка, но потом ко мне привели Ази, и он общался со мной. Да, через слово, но все же я его понимал, даже несмотря на его дикий, ужасный акцент.

Ази начал меня обучать арабскому, и вскоре я говорил и все понимал даже получше него самого, я начал осваиваться в “Аду”.

Больше всего на свете я обожал бесить охранников. Они становились красными от злости, как индюки, но не могли меня убить. Это было запрещено моим Господином, так как мы все стоили больших денег, и я стоил.

Я быстро это понял, ведь меня не пустили на “разбор”, нет. Меня оставили “в разведение”, хотя в десять лет я мало понимал, что это значит.

Я пытался сбежать. Дважды. И дважды меня ловили и избивали до полусмерти. Они лупили меня ногами и палками по чему угодно, но только не по лицу. Шакир Аль-Фарих запрещал меня уродовать своим шакалам, так что да, мое смазливое лицо не раз спасало мою шкуру. Поначалу.

Обычно меня называли щенком, цыганом или “черноглазым”, и это всех устраивало. Мы все были для них щенками, девочки были сучками, и каждую ночь я мечтал, что вырасту и зарежу здесь каждого охранника, и особенно своего Господина. Его, кстати, я видел очень редко. Шакир Аль-Фарих был слишком занят, чтобы опускаться на наш уровень, так что по большому счету с нами нянчился Хамит, который ненавидел здесь всех и каждого, и особенно меня.

Когда я лежал полуживой после очередного избиения, Хамит не выдержал. Он был моим личным демоном, которого приставил ко мне сам Господин. И этот хромой низкорослик упивался своей властью надо мной, точно я был ценной вазой, которую ему следовало оберегать. И он не любил эту вазу, впрочем, я отвечал ему тем же.

Хамит присел рядом со мной и показал мне фотографию. На ней была моя мать. Тогда я еще помнил ее, как и свою прошлую жизнь.

– Если продолжишь бунтовать и не слушаться, мы украдем твою маму, сделаем из нее шлюху, а после забьем камнями. Она умрет страшной смертью, мальчик. Будешь послушным – вскоре получишь свободу.