Звуки видений и эхо, извергаемое сверкающими рубежами, словно существовали на иной частоте. То больно били по барабанным перепонкам, то словно погружались в вакуум.

Такими же наплывами я слышала и порицания Мегеры. То далеко, то близко…

Невыносимо.

Ненормально…

В тот момент я действительно поверила в своё безумие.

– Прости, тётя, – отрешённо пробормотала дрожащими губами, когда громкость Жанетты, наконец, пошла на снижение. – Ты п-права, мне нужно лечиться… – прижалась к холодному, плотно затонированному стеклу мокрой оцарапанной щекой, смотря в никуда, сквозь него и охранника, нахально оголившего мощный торс.

Наверное, в ином состоянии я придала бы происходящему значение. Наверное, в шоке и ужасе бы зажмурилась, как при появлении очередного миража, выбивающегося из общей картины. Однако жизнь окончательно теряла смысл, точно угасала. Уже не хотелось сопротивляться или кому-то что-то доказывать.

Всепоглощающая тоска охватила меня, такую юную, такую беззащитную… Но яростнее – ясное осознание, что после бесследного исчезновения мамы я никому в этом мире не нужна.

«Мамочка, я больше тебя не опозорю. Не очерню твою память…»

Оставалось только смириться с судьбой. И научиться жить со своими «тараканами».

*

Одиночество и отсутствие целостности заполнили меня изнутри, разожгли странное секундное пламя в солнечном сплетении. На мгновение показалось, будто горю. Но затем – всё снова нормализовалось, оставив лишь тоскливо урчащую пустоту где-то в самых глубинах грудной клетки…

*

Бестия стрельнула каким-то странным приторным взглядом в сторону нарушившего дресс-код бугая, облизнулась… Но тут же раздражённо уставилась на меня, исказив тонкие блестящие губы, криво обведённые выше контура бордовым карандашом.

– Шевелись, убогий! – подала возрастному водителю вальяжный жест, брезгливо смахнув кишащий миражами воздух двумя плотно сомкнутыми пальцами.

Мужчина вздрогнул, вжав голову в плечи, и ещё крепче вцепился в кожаный руль.

Я успела уловить в отражении салонного зеркала лишь преисполненный раздражением, отвращением и страхом взор. Через мгновение – он встретился с моим и стремительно трансформировался в сочувствующий, словно извиняющийся.

«Вы такой же заложник, – вновь уткнулась лбом в затянутое мрачной пеленой стекло, крепко обняв свои озябшие плечи. – Не нужно меня жалеть».

Жанетта не изменяла фирменному стилю, явно манипулировала работником, била по самому больному, чтобы молчал. И я это понимала. Потому не злилась.

Каждый сам за себя.

Авто мгновенно тронулось, несильно покачнув нас, и стремительно направилось прочь с территории роскошного Голдсвамп-мэнора.

* * *

До последнего я не могла осознать правдивость происходящего. Реальность представлялась каким-то затянувшимся страшным розыгрышем, который всенепременно должен был закончиться.

Вот-вот…

Казалось, где-то притаились клоуны с хлопушками и шарами, только и ожидающие такой же «королевской» отмашки.

«Ну же!» – с надеждой озиралась по сторонам.

Нет.

Никаких сюрпризов, веселья и сладостей.

Только ненависть и монстры. Только хардкор.

Змеюка в тот день действительно устроила мне экспресс-ссылку в пристанище потерянных душ.

Арка гигантских ворот с колючей проволокой и замшелые потрескавшиеся фигуры хищных трёхглавых псов, вгрызшихся серо-зелёными зубами в ржавую шипастую вывеску «Portus Animarum Amissarum»5, нисколько не придавали веры в добро, не вселяли надежду на спасение. Как и общие виды мрачной неухоженной территории перед средневековой Психлечебницей, до дрожи похожей на замок Носферату из ужастиков.

Пока тётя важно, с чувством собственного превосходства тащила меня за посиневшее запястье мимо усеянных птичьим помётом полуразрушенных статуй обнажённых дев… Я думала, движимая юношеским максимализмом, будто жизнь девочки Миры, к сожалению, Голдсвамп, окончена.

Ещё и одно из главных требований мачехи гласило: «Зовите её Инопланетянкой! Нет имени у этой безродной!»

*

А так хотелось остаться Мирой Шэдоу.

Но влиятельные опекуны затянули в своё лживое золотое болото. Разыграли перед элитой Пасифик-Хайтс масштабный спектакль с удочерением «бедной племянницы-сиротки», в сценарий которого не вписывались мои чувства… Не вписывалось желание сохранить фамилию мамы.

Теперь пытались лишить и имени.

*

Вокруг, пронзая призрачных чудовищ, егозила кучка санитаров, старательно вычищающих фантомный зад «Королевы», отвалившей кругленькую сумму за неразглашение её имени. И, кажется, бессовестных совершенно не волновало, что я – совсем ещё ребёнок.

Стерва заткнула голодные беспринципные рты зелёными, приятно шуршащими бумажками.

Сокровища искушают, правят миром. Мирами.

Но вскоре, во многом благодаря этому случаю, я открыла для себя абсолютно непостижимые для нормальных горизонты.

С этого и началось моё взросление…

* * *

Первые дня три я безутешно рыдала, ощущая мёртвую пустоту внутри. Дрожала от озноба, хоть никогда и не болела ранее.

Кондиционер всё же услужил властной хозяйке.

А предательские тени словно нацелились окончательно разрушить мой рассудок – неустанно кружили по неприветливой палате.

Кажется, их стало ещё больше.

А может, виновен жар.

Или безумие…

Я закрывала уши руками, не желая пропускать через барабанные перепонки зловещий вой ирреального. И принимала столько таблеток, сколько давали, надеясь поскорее уснуть, надеясь избавиться от галлюцинаций и температуры.

Но лучше – исчезнуть.

Как исчезала четвёртая ночь в заточении.

– Ми-и-ира, – прорвался вдруг в мой разум жутковатый полушёпот, беспощадно расцарапавший плен тяжёлого медикаментозного сна…

– Мира-а-а… – не успокаивалось нечто, точно решившее меня извести.

«Спать, спать, спать!» – накрыла лицо подушкой, уже не в силах терпеть.

– Проснись и пой, соня-а-а…

– Да отста-а-аньте вы! – отчаянно взвыла, резко подбросив перьевой мешок. – Уйдите! Исчезните! – стремительно села на железной неуютной кровати, стуча ладонями по лбу и затылку, в надежде всё прекратить. Хотя знала – бесполезно. Это никогда не помогало.

– Что ты творишь, милая? – прозвучало слишком громко. Со слухом вновь творилось неладное.

В солнечном сплетении кольнуло… Жар страха растёкся под кожей, но через секунду вновь вернулся озноб.

«Неужели окончательно свихнулась?» – обняла себя за плечи и медленно повернула «избитую» голову к назойливому источнику звука… Прожгла его ошалелым неоново-бирюзовым взглядом.

Я родилась со странным, слишком неестественным цветом радужек.

Тётя считает их уродством.

И не забывает об этом напоминать.

– Не вреди себе, – вдруг опять завибрировал справа абсолютно внятный и уже вполне приятный мужской голос.

Неподалёку стоял симпатичный молодой мужчина лет двадцати пяти, тогда показавшийся очень взрослым. Потирая щетинистый подбородок, он обеспокоенно изучал меня яркими золотистыми глазами.

Тёмные волосы незваного гостя развевались, рассеивались в сизую дымку. И весь силуэт был не совсем чётким. Или мне так мерещилось… Ведь действие лекарств всё ещё не прошло. Да и температура не отступала.

Впрочем, лечили меня исключительно от безумия, а не от простуды.

Странная одежда незнакомца состояла из лоскутов воздушной сероватой ткани, беспорядочно обволакивающей атлетическую фигуру.

На плече Миража я вдруг заметила озорное, словно игрушечное существо, напоминающее маленький ярко-синий пушистый клубок со светящимися жёлтыми глазками и еле заметными каплевидными ушками.

Оно заинтересованно наблюдало за мной, периодически подпрыгивая и смешно покряхтывая.