Его жизнь превратится в ад. Придётся каждую минуту оглядываться в ожидании привета от Уваровых-Орловых или их союзников.

«Сосредоточусь на сегодняшнем дне, — поёжился Коля».

Он закинул за плечи рюкзак. Взял в руки по огромной спортивной сумке и пошёл в сторону проката. Сумки хранили в себе лекарства и одежду на все случаи жизни. В них булькали и позвякивали пузырьки гигиенических средств. Ждали своего часа палатка, саперная лопатка и бечёвка, а в рюкзаке, в том числе, притаился спальный мешок.

Ближайшие магазины хорошо послужили Николаю. Одарили кучей нужных вещей, в основном для сестры и выживания в лесу. Коля не знал куда их занесёт судьба. Поэтому перестраховывался. Например, половина одной сумки была забита едой долгого хранения, вроде крекеров и копчёной колбасы: чувства голода Коля опасался не меньше гвардейцев бывшего рода.

Работник проката встретил Николая вытянувшимся лицом. Расширившимися от удивления глазами посмотрел на сумки. Молча принял заполненный бланк договора и расцвёл улыбкой только, когда увидел пачку наличности.

Проверка по компьютеру прошла спокойно. Коля получил одобрение, и тут же в его руке оказались ключи от подержаной «Ладоги».

«А заплатил, как за новую, — думал Николай, выруливая к дому Ирины Леонтьевны, — хорошо хоть, едет без нареканий».

Коля остановился в нужном дворе. Бросил взгляд на часы и достал пачку сосисок. Вскрыл её и, всё равно вкуса не ощущает, стал лопать колбасные пальчики сырыми. Он гляделв окно. Наблюдал за подъезжающими машинами. Смотрел, как на площадке посреди двора играют дети.

Время тянулось. Подкрадывалось к часу Х. Родители уводили детей ужинать. Коля нервничал: нянечка опаздывала.

Вдруг он её увидел. Она шла к своему подъезду и катила перед собой инвалидное кресло с Наденькой. Коля тут же дал по газам. Подъехал к женщине и, позабыв обо всём, даже выключить двигатель, выскочил из внедорожника.

— У вас получилось⁈ — вырвалось из него тонким писком. — Надя!

Николай подскочил к сестре, хотел откинуть клетчатый плед, обнять её, но Ирина Леонтьевна оттолкнула его.

У хрупкой на вид женщины оказалось больше сил, чем подозревал Николай. Нянечка подхватила Надю на руки и, в два прыжка оказавшись у машины, пластом влетела вместе с девочкой на заднее сиденье.

— Атас! — закричала она, — газуй!

Ступор покинул Колю, стоило услышать пронзительный женский крик. Пронзительный и повелительный. Он кинулся к Ладоге. Запрыгнул за руль. Вдавил педаль газа в пол.

Раздался треск выстрелов. Заднее стекло брызнуло сотней осколков. Они посыпались в салон, а Коля, дёрнувшись от попадания, выкрутил руль вправо. Внедорожник, моргнув фарами, вылетел на пустую детскую площадку.

Остановить шар, не раскрывая реальной силы, я не мог. Отступить тоже не успевал. Я понял всё молниеносно. Понял и принял решение. Надо сохранить силу в тайне.

Для вида я хлопнул себя по щекам, плечам и развернул ладони в стороны. Затем, не останавливаясь, обрисовал в воздухе окружности, будто танцую, и выставил ладони вперёд.

Щит земли возник перед огненным шаром. На его создание ушли все резервы моей первой стихии. Сразу за ним, для зрителей отзываясь на танец, появился огненный щит.

Шар Осокина пробил оба щита. Уменьшился в размерах. Растерял большую часть атакующего потенциала, сохранив лишь восемь гран от заложенной изначально мощи, и долетел до меня.

Я развернулся боком. Спрятал голову за плечом и согнутой в локте руке. Дёрнулся вперёд за секунду до столкновения, чтобы аурой духа притормозить чужое заклинание, и тут же назад.

Рукав рубашки испарился. Кожу обожгло. Ноги не удержали тело, и меня снесло на землю. Протащило добрых полтора метра.

Я упал грамотно. Ничего не сломал и не отбил. Аурой духа удалось погасить удар еще на пару гран. Легко отделался. Поражало только, что Осокин старший обладал таким потенциалом в огне.

У него второй ранг, всего две стихии (третья, ветер, в зачаточном состоянии), но уровень огня оказался большой. Это позволило ему создать такой мощный шар.

Особенность, о которой я порой забываю, когда думаю о местной градации сил. Кажется, что второй ранг это уровень второй или четвёртый, а нет. Даже на первом ранге, маг с одной стихией, может иметь резерв, как у Архимага.

Да, он не сможет создавать много разнообразных заклинаний. Только одной стихии, и то, только те, что обходятся без смешения других. Но мощь таких заклинаний окажется огромной. Так что уровень противника надо уточнять обязательно. Знания только о ранге недостаточны.

Мысли мелькнули и исчезли. Тишина, сопровождавшая атаку Осокина, исчезла. Полигон заполнился возгласами и криками. Они нарастали.

— Это бесчестно! — кричали одни.

— Хорошо попал! Так ему и надо! — голосили другие.

— Вы совсем офигели⁈ Отчислить Осокина!

Толпа зрителей делилась на два лагеря. Даже парни в кимоно расходились по разные стороны.

— А пусть не лезет! — кричали слева.

— Да в Вас никогда чести не было! — возмущались справа.

— Ой, напугали! Бестужеву пожалуйтесь!

— А ну тихо! — разнёсся над головами громогласный крик толстого мага в алой мантии с вышитыми золотом языками пламени. — Сир Конрад, наведите порядок!

Конрад Бергсон отделился от третьей группы зрителей, которую я не заметил сначала. Студенты в ней с интересом наблюдали за перепалкой остальных. О чём-то тихо переговаривались.

— Орлова в лазарет! — скриви губы в ухмылке, бросил заведующий кафедры. — Княжича к нам в медкабинет!

— Да не надо, — буркнул я, когда ко мне потянулись руки аспирантов и преподавателей, вынырнувших из толпы. — Я сам могу.

Я поднялся на ноги и, не показав вида, что рука болит, добавил:

— Без лазарета обойдусь

— Это не обсуждается, — рявкнул толстяк в мантии, и кто-то из преподавателей военномагического факультет обратился к нему, как к декану.

— Прошу согласиться, граф, — рядом оказался профессор тактической подготовки, я знал его по начальному занятию на кафедре.

Он приблизился ко мне и прошептал:

— Нужно, чтобы вы ушли, идите за мной, пожалуйста.

— Видели! Сам встал! — закричали в толпе. — Осокин слабак!

— Сегодня встал, завтра ляжет!

— Бестужев…

— Тишина! — кричал Конрад Бергсон, и в воздухе грохнула воздушная бомба. — Разошлись по клубам!

— Кто продолжит споры или начнёт драку, отчисление! — Вторил ему голос декана.

Дальше я не слышал. Мы отошли от полигона, и вокруг нас сомкнулись деревья. Потянулись булыжные дорожки.

— Я к себе в клуб пойду, — посмотрел я на спину идущего впереди преподавателя, — не надо в лазарет.

— Граф, — не оборачиваясь, заговорил он, — я вижу, что у Вас лёгкий ожог, и у вас может быть при себе лечебная мазь, но Академия обязана заботиться о студентах. Прошу, следуйте за мной, это важно.

— Для кого? — не сдержал я смешок.

— Для Академии, — он свернул на дорожку к лазарету при медицинском факультете, а встречные студенты проводили нас взглядами. — Ваша учебная схватка вызвала ненужный резонанс. Надо, чтобы все успокоились.

— Вы про крики студентов?

— И про них тоже, — мы поднялись на крыльцо, и он, открыв дверь, посмотрел на меня и пропустил вперёд, — студенческое общество уже неделю бурлит слухами о Вашей персоне.

— Моей?

Я почувствовал, как в груди поднимается раздражение. Терпеть не могу, когда чего-то не понимаю, а тут как раз такой случай. При чём здесь я и какой-то резонанс?

Но договорить мы не успели. Вошли в общую палату.

Запахло лекарствами. Застыли вдоль стен стальные больничные койки. Рядом с каждой расположилась короткая тумбочка в паре с табуреткой. В лучах солнца из окон блеснули остановившиеся стрелки настенных часов.

— Граф, — всплеснула руками Мария.

Она оторвалась от лежащего на одной из кроватей Тихона, и кинулась ко мне.

— Что с Вами случилось? — щебетала воздушная фея, а её голубые глазки сверкали тревогой.